— Со мной можно, — пробурчал Иван, беря племянника за локоть и утаскивая за собой к выходу, ускоряя шаги. — В машину! — приказал Егоров, распахивая дверь перед парнем, подталкивая в салон. Юноша тяжело вздохнул и забрался внутрь. Всё ещё он надеялся, что выдох ему больше не понадобится. Иван также оказался в бронированном джипе с тёмными стёклами, сел за руль. Быстро завёл двигатель и вывел машину на дорогу.
***
Джип заехал во двор и стал парковаться рядом с многоэтажным домом, где жил Егоров, и где проводили детство и юность племянник и другие, кто был из клана Егоровых.
— Давай, пошли, — потребовал Иван, выходя из машины, дожидаясь, когда выберется наружу Доминик. Тот молча открыл дверь и вышел.
«Вот, я опять в логове льва, дьявол, мать его!» — подумал он, посмотрев на окна многоэтажного дома, где не горел свет так же, как в нём больше ничего не горело, ведь давно уже всё истлело, от чего тошнило, и осталось лишь дождаться, когда его вырвет. Иван поставил джип на сигнализацию и подтолкнул племянника вперёд. — Шагай! — прикрикнул он. Доминик знал, что его ждёт в тех самых четырёх стенах, поэтому не торопился двигаться вперёд.
Зайдя в квартиру, Егоров быстро запер дверь, включил свет и сдёрнул с плеч племянника куртку. Доминик не шелохнулся от такого стремительного действия дяди и прошёл всё по той же огромной, в сдержанных тёмных тонах гостиной.
— Хочешь есть или выпить чего-нибудь? — поинтересовался Егоров, расправляя плечи и расстёгивая надоевшую ему чёрную рубашку.
— Ты знаешь, чего я хочу, — ответил Доминик, надеясь, что расслабится хотя бы на секунду, но напряжение не покидало его, ведь рядом пока ходит «он», наматывая круги и проявляя лживую заботу.
— Прекрати, Доминик, — уже не требовал, а просил племянника дядя, который не желал ни слышать, ни видеть его глупостей. Иван налил виски, кинул в стакан три кубика льда и сделал глоток. Он испытал наслаждение от горькой прохлады крепкого напитка. Второй стакан всё с тем же количеством льда и коричневой жидкостью протянул Доминику. — На, расслабься, и хватит трястись уже, — рявкнул Иван, насильно всунув ему в руку стакан. Тот взял его и, сделав два глотка, отправился к дивану.
— Ты притащил меня сюда, чтобы трахнуть? — открыто, не стесняясь уже ничего, задал вопрос Доминик, зная верный ответ на вопрос. Но нахер тогда спрашивать? Да просто так.
Иван усмехнулся и сел рядом с племянником, держа в широкой ладони стакан. Он сжимал его точно так же, как шею этого мелкого гадёныша, не желающего подчиняться и быть счастливым рядом с ним.
— Чтобы ты сменил обстановку, а твою красивую голову покинули дурацкие мысли, что ты не должен жить и всё такое, — ответил Иван предельно честно и дёрнул плечами, как только взгляд племянника встретился с его. Всё-таки они были одинаковыми, одним целым.
— Я не гей, дядя. Я люблю женщин. Тебе похрен, да? — задал вопрос Доминик, скривив лицо и сжав губы, от чего они стали казаться тоньше.
— Может, для тебя это будет новостью, но я тоже люблю женский пол. Но это не мешает мне наслаждаться тобой, — ответил Иван, ставя стакан на стеклянный столик и притягивая племянника к себе. Собрав его волосы в кулак, больно сжимая их на затылке, Иван впился в его губы. Язык Егорова блуждал во рту Доминика, пытаясь вобрать в себя такой знакомый вкус. Доминик не отвечал — он лишь позволял себя целовать, не закрывая глаз. Наблюдал за тем, с каким вожделением Иван высасывает остатки всего, что оставалось в нем от мужчины. Дядя тоже открыл глаза; встретившись с серыми глазами Доминика, он усмехнулся, не прерывая поцелуя. — Ты не умеешь обращаться с женщинами. Насилуешь их и потом убиваешь, — прошептал Егоров в желанные губы и укусил нижнюю губу племянника, оттягивая её и посасывая, и снова прильнул к нему.
— Ты не дал мне возможности научиться, — ответил Доминик, пытаясь прервать издевательства над своим телом. Иван отстранился от него, стащил футболку с племянника и одним резким движением уложил парня на спину. Навис над ним, кончиком носа проводя по смазливому лицу, словно стараясь повторить его черты.
— Ты и не просил, — ответил Иван нагло и снова поцеловал его губы, бегло, спускаясь к подбородку и кусая за него, причиняя боль. Доминик поморщился, упираясь руками в его обнажённую мускулистую грудь. — Не сопротивляйся, ты же знаешь, я сильнее и, может быть, хуже, — прорычал Иван от непокорности племянника и захватил руки в свои, больно сдавливая.
В глазах Доминика промелькнул страх. Сейчас он был на месте Вероники и знал, что в Егорове просыпается его собственный зверь так же, как и в нём самом когда-то. Егоров целовал шею, стараясь не оставлять на нём заметных засосов, но как избежать этого, когда хотелось сожрать слабого?
Егоров ослабил хватку, выпустил руки Доминика и стал расстёгивать брюки, снимая и кидая в сторону, а после приподнял племянника, давая возможность ему сесть. Иван встал перед ним так, чтобы пах находился напротив лица племянника. Так было всегда, и сейчас — не исключение. Доминик чувствовал мужской запах, видел твёрдый член дяди.
Одной рукой Егоров взял его запястья, не давая вырваться, а другая как всегда проходилась по светлым волосам парня, приближая голову к уже влажной головке члена. Доминик зажал рот, больно стиснув зубы, не пропуская в себя.
— Это неизбежно, — Егоров видел, как его слабый мальчик не хочет удовлетворять похоть более сильного самца и сильнее сжал меж пальцев светлые пряди. — Раскрой свой привлекательный ротик и впусти меня, — потребовал он, перемещая руку с волос и насильно сдавливая челюсть парня. Ощутив боль, тот подчинился, снова или опять — это уже не важно, ведь так? Егоров тут же вогнал член в манящий, поганый рот. Головка упиралась в нёбо. Он стал проникать дальше, соприкасаясь с горлом, от чего Доминик закашлялся и снова начал брыкаться, пытаясь освободить рот.
Вот только Иван решил снова по-своему и не стал обращать внимание на жалкие попытки Доминика снять себя с члена. Иван продолжал двигаться, несмотря на сопротивление и недовольное мычание племянника, и тем более на слёзы, стекающие по щекам. Губы сильно сжимали член, потому если пустит в ход зубы — он знал, что получит по лицу.
Доминик надеялся, что хоть так у него получится причинить такую же боль, какую дядя причинял ему много лет. Иван схватил Доминика за волосы и потянул назад, опрокидывая голову, вынул член и встал перед ним на колени, проходясь губами по шее и кадыку, в который и впился зубами, решительно желая выгрызть ещё один признак мужчины.
Доминик от боли вскрикнул и, пользуясь моментом освободил руки, отталкивая Егорова, обхватывая ладонью чуть не прокушенное место.
— Всё-таки сопротивляешься! — грозно прорычал Иван и поднял его на ноги. Он развернул племянника к себе спиной, толкнул вперёд так, чтобы он успел упереться руками об спинку дивана и выпятил зад, прогнувшись в пояснице. Егоров стащил джинсы вместе с нижним бельём, увидев то, что хотел — он нанёс сильный удар по ягодицам. Доминик не стал кричать, а лишь подался вперёд, надеясь спастись от очередного удара, скривился. Кожа пылала красным. — Как можно быть настолько красивым, а? — с придыханием шептал Егоров, касаясь анального отверстия головкой члена.
Знал, что племянник не готов был принять его. На сухую проникать неприятно ни ему, ни молодому мужчине и склонился ближе, обдавая его ухо горячим дыханием.
— Если попробуешь сбежать, будет гораздо больнее. Я обещаю. — Доминик почувствовал как Иван улыбнулся и отстранился, отправляясь за смазкой.
У него не было шансов выбраться отсюда и до этого случая, а сейчас все, что он мог — безвольно опустить затёкшие руки и отплеваться от противного солоноватого вкуса на языке. Зажмуриться до светлых пятен перед глазами, чтобы не видеть ни воображаемую картинку чужого члена у себя во рту, ни узор обивки дивана, который тут же прогнулся под весом дяди.
Выдавив в ладонь горошину геля, Иван смазал анус пальцем, проник вовнутрь, затем ввёл ещё один. Доминик прогнулся, пытаясь отодвинуться от однозначно неприятных действий сзади и невольно застонал от боли. Он рычал, ему не нравилось, ему было противно от такого унижения. Но Егоров все решения по-прежнему принимал сам. Продолжал терзать пальцами, целуя спину и проходясь языком вдоль позвоночника.
