— Ты — лучшее, что у меня есть, — добавил Егоров и вынул пальцы, тут же вставляя член, чтобы стенки ануса не смогли закрыться и не препятствовали проникновению органа. Вот он и там, где должен быть. Иван начал медленно делать возвратно-поступательные движения — ему хотелось насладиться теплотой, теснотой и мягкостью тканей. — Ты такой узкий, — шептал Егоров на ухо племяннику, проникая в него.

Доминик закрыл глаза, упал на локти и тяжело задышал, всё-таки его задница не могла привыкнуть к размеру члена дьявола. Перед глазами плыли разноцветные разводы — он жалел о том, что не успел спрыгнуть с окна. Слишком долго тянул! Доминик не кричал — он лишь вцепился зубами в мягкую обивку дивана и драл её, словно щенок, а дядя стал двигаться в нём и набирать скорость, контролировал темп, положив ладонь на его затылок, сжимая волосы в кулак. Сейчас племянник был его сучкой, которую он имел с удовольствием, как и остальных, но здесь было что-то иное, это нужно было чувствовать.

Иван улыбнулся своим ощущениям. Доминик сжимался и не желал расслабляться, он был на месте своей жертвы — зарычал от отчаяния и зажмурился. Парень решил абстрагироваться и вспомнить что-нибудь приятное из детства, но, блять, если ничего не было, что вспоминать-то тогда? Доминик заплакал, тоска заполнила его сердце, и ему хотелось выть. Но вместо этого приходилось удовлетворять желание дяди, прогибаясь под его ладонью, такой властной и тяжёлой. Он ненавидел себя и даже родителей, решивших, что он должен жить, и не спросивших, хочет ли он этого? Что за эгоистичный поступок?

Иван продолжал двигаться и насаживать задницу племянника на себя. Ещё немного, и он был готов кончить, так скоро и с сожалением, что не может провести в нём всю вечность. Затем он обнимет Доминика и поцелует, прижмёт к себе, и тот уснёт в его руках, как и раньше, он обязательно позаботится о своём сокровище.

Егоров прорычал что-то нечленораздельное и снова вцепился зубами в плечо. Доминик вскинул голову вверх, и тогда у дяди появилась возможность коснуться рта племянника. Оставляя сперму внутри, он целовал своего мальчика с нескрываемой нежностью. Семя стекало по ногам. Доминик радовался лишь одному: дядя оставил его в покое. Разве это не счастье?

Егоров упал сверху, придавливая собой, чтобы не убежал никуда, пока он будет отдыхать и набираться новых сил для следующего соития. Доминик затих, осторожно вытер слёзы и услышал мирное сопение над своим ухом. Поняв, что нужно выбираться, пока есть возможность, он стал легонько выползать из-под тяжёлого тела.

Пара попыток, и вот он на свободе. Спустился на пол, не в силах удержаться на ногах. Болела задница — хотелось унять боль, но она осталась с ним навсегда.

Он прополз в ванную комнату, залез в душ, включил тёплую воду, смывая всё, что обозначало присутствие дяди.

Надевая пижамные штаны и майку на всё ещё влажное тело, он еле доковылял до кабинета. Ему нужно было завершить начатое дело, ведь мужчина всегда идёт до конца в своих намерениях.

Он начал рыться в ящиках комода, где было навалено много всякой всячины. Нашёл! Доминик улыбнулся своей находке: радовался, словно безумный, и даже громко засмеялся. Но тут же испугавшись, что его услышит дядя, придёт и спасёт снова, замолчал. Провёл пальцами по матовому тяжёлому чёрному стволу. «Какой же замечательный», — подумал Доминик, передёргивая затвор, — по лицу растеклась улыбка Джокера — его любимого с детства персонажа. Парень очень хотел бы походить на него, ведь Джокеру ничего не страшно: он не боится ничего и никого и точно не дал бы трахать себя всякой нечисти, а трахал бы её сам!

Доминик сделал вдох и с маниакальной улыбкой поднёс пистолет ко рту. Облизал дуло кончиком языка и затем всем языком, чтобы ощутить всю вкусовую гамму.

Он знал на вкус член дяди, а теперь знает и вкус его оружия. Доминик бы с удовольствием всадил пулю в голову Ивана, чтобы та лопнула словно воздушный шарик, проткнутый иголкой его ненависти.

Егоров-младший зажал дуло губами. Закрыл глаза, зная, что пуля продырявит горло, вылетит через затылок, разнеся к ебеням половину черепа. Но это уже не важно. Этого он не увидит. Улыбнулся в последний раз своим мыслям и попрощался со своей нелепой жизнью.

Нажал на курок. Прогремел выстрел.

Теперь уже точно было всё. Не важно, что Иван примчится на шум в кабинет, встанет на колени перед мёртвым телом племянника. Будет снова пытаться спасти. Будет проклинать за слабость и грозиться соединиться с ним и на том свете.

Это уже не важно. Это уже конец…