— Хорошая моя девочка, — похвалил Бруно, приподняв уголок рта, и тут же поцеловал, убирая руку.

— А можно ещё? — жарко шепчет Люсиль прямо ему в рот, после чего слегка прикусывает его нижнюю губу.

— Разумеется, — усмехается офицер, продолжая двигаться и теребить чувствительный розовый комочек нервов, приносящий его Люсиль совершенно новые ощущения.

Фон Фальк почувствовал, что уже готов заполнить юное тело собой и, сделав одно движение сильнее и медленнее, излился и расслабился, падая на Люсиль и целуя в щёку.

— Тебе понравилось? Было не больно? — заботливо спрашивает Бруно, трогая милое лицо и проводя пальцами по губам.

— Непонятно как-то: то хорошо, то нет. В общем-то, всё в порядке, — отвечает она, пытаясь прийти в себя, понять собственное тело и то, как оно на самом деле реагирует на офицера. Девушка посмотрела на него.

Сейчас мужчина вовсе не казался ей строгим, властным, бескомпромиссным командиром немецкой армии, скорее напоминал довольного, сытого домашнего кота, вольготно развалившегося на своей хозяйке. Только вот хозяйкой была явно не она.

Люсиль сглотнула и попыталась улыбнуться, поправляя его чёлку и аккуратно дотрагиваясь лба, а затем пройдясь подушечкой пальца по носу. Вдруг её снова накрыла волна нежности и она, снова поддавшись желанию, поцеловала его в губы. Да что же такое с ней происходит? Почему она делает странные вещи по отношению к такому взрослому мужчине, показывая свою наивность и неопытность?

— Вы научите меня всему?

— Обязательно, — снисходительно улыбается он, придерживая одной рукой её затылок и сминая волосы, а другой сжимая полную грудь. Люсиль улыбнулась в ответ, радуясь тому, что Бруно не оставит её.

— Нам нужно одеться, а то может кто-нибудь вернуться.

— Они не вернутся до утра, — заверил её фон Фальк и тут же сжал сосок, нежно и аккуратно, чтобы не портить своими грубыми пальцами белоснежную кожу, оставляя на ней ярко-красные следы от истязаний, прямо как эти два идиота: один — брат, а второй — озабоченный друг, пожелавший поиздеваться над своей и так уже смиренной женой. — Только прекрати называть меня на «вы», — просит офицер, целуя живот и спускаясь дорожкой поцелуев всё ниже и ниже…

— Так точно, товарищ лейтенант, — простонала Люсиль и задышала глубже, как только почувствовала ласку губ и языка в самом низу.

***

— Что, не спится? — безразлично спросила Герда, увидев на пороге знакомую фигуру с подносом в руках. Художница поднялась со своего неудобного матраса и принялась ходить кругами, не стесняясь и не прикрывая голую грудь. Она наоборот выставила её вперёд, демонстрируя то, что так любил фашист.

— Пришёл покормить тебя. Ты же у меня голодная осталась, — с усмешкой произнёс он, закрывая дверь и пройдя к столу. Мужчина поставил всё, что сумел унести. Повернувшись к своей заключённой, вытащил из кармана широкий браслет и длинную цепь. — А потом пойдём погуляем, может ещё и искупаемся в реке, — огласил он программу вечера, подходя ближе к Герде, расстегивая ошейник и быстро цепляя его на шее женщины, словно ожерелье.

— Обычно украшения более красивые и изящные, чем то, что ты нацепил на меня, — недовольно прокомментировала Герда, немного оттянув ошейник, чтобы тот не так сильно впивался в нежную кожу.

— А ты у меня необычная, а значит и аксессуары у тебя должны быть соответствующими, — усмехнулся Ханс, потянув цепь за собой, и Герда двинулась вперёд, сомкнув руки за спиной. Хотелось полного подчинения, так какого чёрта он наручники не принёс?

— Я думала, ты мне кольцо вместе с сыном принесёшь, — также спокойно продолжила она, вздёрнув подбородок, подходя вплотную и провоцирующе потираясь об его китель грудью.

— Сын спит, а кольцо могу подарить только из колючей проволоки, чтобы моей извращенке было приятно, — улыбался он во все тридцать два зуба, радуясь тому, какой он оригинальный, как и она. — Давай ты заткнёшься, поешь, и мы пойдём с тобой купаться, где я тебя изнасилую в грязи. Ты же любишь грязь и унижение, — прошипел Ацгил, наматывая цепь на свой кулак и довольно грубо потянув ту на себя, пока железо не закончилось и в его руке не оказалось кольцо, охватывающее её горло.

— У тебя не получится меня изнасиловать, — прошипела она, точно змея и, высунув язык, лизнула его щёку. Как же было приятно ощутить нежной поверхностью шероховатость пробивающейся щетины! — К сожалению, — дополнила она и ещё раз лизнула, но уже по другой небритой щеке. Ханс сглотнул и, взяв за шею, поставил чертовку на колени и спустил рядом с ней миску с супом.

— Ешь, — приказал он, и та, хитро улыбнувшись, нагнулась так сильно и вздёрнув зад так высоко, что Хансу пришлось проглотить все последующие указания.

— Боишься не удержаться? — томно спросила Герда, прикусывая нижнюю губу и продолжая выполнять приказ. Женщина стала ласкать бульон языком, подхватывая зубами картошку и овощи. Есть, и правда, очень хотелось, и художница даже немного увлеклась поеданием, а не провокацией своего хозяина.

— Изголодалась, моя дикарка, — отметил офицер, опустившись на стул и начав наблюдать за тем, как у его ног поглощают пищу. Цепь он также держал, будучи намотанной на руку, поэтому мог в любой момент оторвать женщину-кошку от еды и заставить заняться им.

Герда продолжала есть, пытаясь обойтись без рук. Ханс взял хлеб, отломил кусок, дёрнул цепь, чтобы голова женщины оказалась у его колен, после чего быстро сунул ржаную мякоть ей в рот. Она прожевала и тут же отползла есть дальше.

— Может уже как-нибудь попугаешь меня? Начнёшь перевоспитывать? — интересуется та, как только тарелка становится пустой. Справившись с посудой, женщина встала на колени и подняла брови вверх, ожидая ответа. — А может ты хочешь, чтобы я вылизала также и тебя, а? — указывает Герда взглядом на тарелку и начинает подползать к нему на четвереньках, нарочно виляя бёдрами из стороны в сторону.

Ханс решался на несвойственный ему поступок. Он этого не хотел, но желание женщины для него — закон, поэтому, взяв конец цепи, несильно хлестнул по её ягодицам, оставляя заметный, болезненный след. Герда вскрикнула от неожиданности и слегка улыбнулась ощущениям, таким необычным.

— Пойдём, на природе тебя немного понаказываю, а то тут распугаешь всех пленных, они и так со страху небылицы сочиняют, — укоризненно заметил Ханс, ощущая напряжение в паху, но он всё же встал и повёл свою «кошку» на выход.

— Тебя совсем не заботит, что я в разорванном платье, которое, впрочем, ничего не скрывает? — спросила Герда, переступая порог своего жилища.

— Абсолютно нет, — грубо отрезает офицер, потянув своего «питомца» за собой дальше.

— А вот твоих солдат очень интересуют такие показательные выступления, — проговаривает Герда, ступая за лейтенантом и подмигивая рядовым, с открытым ртом наблюдающим за её появлением.

— Вот ведь уроды! Я же сказал, чтобы вас здесь не было! — прорычал он, резко останавливаясь перед молодняком и пряча Герду за собой. Мужчина быстро снял с себя китель и укутал им художницу, застёгивая на пуговицы. — Пошли вон!

— Так точно! — солдаты кинулись в разные стороны, при этом постоянно оборачиваясь и пытаясь разглядеть женщину.

— Я же тебе говорил, что он псих? — шепнул один из них своему товарищу.

— Говорил, — согласился второй и кивнул, все ещё смотря на то, как их командир вывел «животное» погулять.

— Если хочешь в туалет, можешь в кустики забежать, — предлагает Ханс, опускаясь на корточки перед ней и давая ей лёгкую пощечину так, чтобы она смотрела только на него и перестала так улыбаться, а начала уже бояться. Он бы сейчас не отказался увидеть в её взгляде испуг, как это было днём.

— Хочу в воду, — как только Герда пришла в себя от удара, то облизала губы и прильнула к нему. — Ударь ещё? — просит та спокойно, понимая, что он поддаётся на её уговоры. — Ты такой жёсткий, — похвалила она, выдыхая и проводя губами по его мощной шее.

Женщина разорвала белую рубашку, оголяя накаченное тело. Теперь художница вырисовывала кончиком языка своё имя на его груди, оставляя влажный след от слюны.