— Убил, — отвечает Ханс, поднимаясь на ноги. Теперь ей приходилось высоко задирать голову, чтобы смотреть на мужчину.

— Почему тогда я вижу тебя?

— Ну, я убил тебя фигурально, скажем так.

Герда поморщилась от боли в голове, вероятно, всё-таки умудрилась неплохо приложиться головой о стену.

— Ладно, если ты в порядке, то я пойду. Оставляю тебя наедине с этим извергом, — обратился Бруно к Герде, которая переводила непонимающий взгляд с него на Ханса и обратно.

— Да, — соглашается она, кивнув головой, и Бруно, удовлетворенный её ответом, покидает их. — Ты хоть понимаешь, что я пережила? — наконец, взрывается Вегенер, вскакивая на ноги.

— Понимаю, но ты же сама этого хотела, — офицер, засунув руки в карманы брюк и опустив взгляд, отступил на пару шагов от дивана и приготовился внимательно слушать то, что же ему хочет донести его хищница, побывавшая в шкуре жертвы.

— Я поверила тебе! Поверила в то, что ты можешь убить меня! — её голос звенел так громко и высоко, что, казалось, задребезжали стёкла в окнах, готовясь вот-вот рассыпаться на миллионы осколков.

— Но не смог, — перебил её Ханс. Он присел на диван, утягивая женщину за собой. Когда она опустилась рядом, тот сжал её тонкие пальцы в одной руке, а костяшками второй обвёл острые скулы. — Ты очень красивая, — отметил мужчина.

Художница завороженно наблюдала за тем, как его взгляд жадно блуждает по лицу возлюбленной и открытым участкам тела, запоминая каждый след, оставленный им же прошлой ночью. От этого его взгляда ей становилось жарко. Она моментально забыла всё, в чём хотела обвинить его ещё какую-то ничтожную минуту назад.

Сейчас было кое-что поважнее.

— Ты ещё хочешь замуж за меня? — спокойно спрашивает он, убирая волосы с лица и доставая из кармана маленькую коробочку, после чего протянул ей. Герда широко распахнутыми глазами посмотрела на него, затем на квадратное деревянное изделие, покрытое красным лаком, аккуратно взяв его в руки. Быстро раскрыв подрагивающими пальцами, женщина убедилась, что это не очередная его жестокая шутка, потому что на бархатной подложке действительно лежало кольцо из белого золота с небольшим камнем в виде крошечной капельки.

— Хочу, — захлопнула она её и встала. — Мне нужен мой сын, — тихо шепчет Герда, снова оглядываясь по сторонам, впрочем, не находя никого, кроме них двоих. — Я соскучилась по нему. Дай мне его, — жалобно просит она, облизывая пересохшие губы.

— Помни: ты не смеешь сбежать отсюда вместе с ним. Границы под мои контролем, поэтому тебя схватят и приведут обратно ко мне. Это в лучшем случае. Тебя могут расстрелять, но тогда Густаво будет воспитывать мой папаша-тиран. Уж будь уверена, он сделает из него бездушного солдата, раз уж из меня не получился. — Ханс тоже поднялся на ноги, схватил художницу за плечи и сжал их, заставляя смотреть в его глаза. Он говорил предельно серьёзно. Его приводила в ужас одна только мысль о возможном будущем, если та сделает глупость.

Она лишь улыбнулась фантазиям Ханса.

— А почему не ты будешь его воспитывать?

— Я служу в ещё действующей армии. Кто знает, где я окажусь завтра, вернусь ли обратно. Густаво — моя замена. — Герда издала нервный смешок и протянула ему украшение обратно.

— Одень, — просит она, и он тут же открывает коробочку, достаёт ювелирное изделие и, аккуратно взяв её руку, одевает на безымянный палец кольцо. Герда завороженно смотрела на украшение. — Оно кому-то принадлежит?

— Моей матери. Отец хоть и был отбитым на голову, но задаривал её всякими драгоценностями и гордился собой.

— Где она сейчас живёт?

— В Калифорнии, причём благодаря этим самым драгоценностям теперь живёт, где хочет. — улыбнулся Ханс. Продав всё, что было ей подарено мужем, она объездила всю Европу, после чего спряталась в Америке. — Это кольцо каким-то чудом сохранилось у неё, и она отдала его мне, сказав, чтобы я подарил его своей супруге.

— Когда ты видел её в последний раз?

— Перед войной, но мы часто пишем друг другу. Бруно был у неё перед приездом в Париж, — выложил Ханс всё начистоту.

— Надо хоть Густаво с бабушкой познакомить, — заметила Герда, переставая любоваться аксессуаром, вместо это притянула офицера за шею к себе и поцеловала. — Где он?

— Гуляет с Люсиль.

— Я пойду к нему тогда.

— Постой.

— Ты не обижаешься на меня?

— Я могу обидеться, если хочешь, — игриво усмехнулась Герда и вышла из дома. Ханс тенью последовал за ней, направляя в нужную сторону.

Стоило художнице услышать детский смех, как её сердце сжалось, поэтому она сразу побежала на голос. У реки в плетёных креслах сидели две сестры, а около них стоял стол с чашечками ароматного чая. Дети бегали вокруг них, пытаясь догнать друг друга.

Густаво, будто почувствовав присутствие матери, обернулся на неё и затем ринулся к той. Сколько же слёз он выплакал за эти невыносимо долгие дни разлуки! По его подсчетам, хотя на самом деле мамы не было от силы пару дней.

Даже Люсиль, которая быстро нашла подход к обоим малышам, иной раз не удавалось отвлечь мальчика. Вдали от матери он больше не казался ангелочком. Густаво был милым только тогда, когда спал или видел отца. Мальчик чувствовал что-то нехорошее и боролся с угрозой единственным известным ему способом, но иногда, конечно, мог обезвредить обидчика, обкидывая того игрушками.

Герда с готовностью подхватил мальчика, крепко обнимая и одаривая мягкими поцелуями.

— Герда! — обрадовалась Эмилия, заметив пропажу. Женщина одним глазом следила за непоседливым мальчуганом и встрепенулась, когда заметила, что он куда-то рванул. — Я так рада тебя видеть, — обняла её девушка, отмечая для себя слегка потрёпанный вид, хотя сама с утра выглядела не лучше, потому что чувствовала себя чертовски уставшей. Люсиль также поднялась и обняла художницу.

— Вы окончательно вернули её нам или только для того, чтобы повидаться? — поинтересовалась Эмилия у Ханса.

— Заберу, конечно, — усмехнулся офицер и, чмокнув сына напоследок, ушёл в штаб, чтобы закончить с делами и отдать приказ взводу собираться в дорогу.

Они отправляются в Германию.