Главный, судя по голосу, мужчина в форме резко развернулся к подчинённому и дал тому звонкую пощёчину. Весь его вид говорил о том, что на этом дело не закончится. Вегенер сглотнула и, чтобы хоть как-то помочь несчастному, вышла из-за двери и встала напротив жестокого лейтенанта. Женщина запомнила его звание и, кажется, знала уже раньше. Его серые глаза, словно бетонные стены, такие же холодные и агрессивные, вонзились теперь и в неё. Он отпустил солдата, толкая к выходу и, закрыв дверь, вернулся к ней.
— Герда, ты в порядке? — вряд ли она могла найти ответ на его вопрос.
— Я не знаю, — честно призналась та, обходя лейтенанта и без стыда рассматривая его с ног до головы. — У меня болит голова, и я хочу пить, — добавила она и нахмурилась, когда почему-то внезапно захотелось подойти к нему и обнять. Художница понимала, что человек перед ней опасен, видела это, слышала, что именно по его приказу её заперли здесь, но отчего-то так не хотелось его бояться!
— Сейчас, — он быстро идёт к двери, распахивает её и создаётся ощущение, что железная дверь для него — это не препятствие. — Приведите ко мне сержанта, а потом принесите воды и еды.
— Так точно! — ответил кто-то и тут же убежал. Лейтенант вернулся обратно. Герда стала отходить назад и, наткнувшись на край стола, остановилась.
— Кто Вы? — задала она один из самых простых вопросов, крутящихся в её голове. Хотелось понять, как он настроен к ней, почему выполняет её прихоти? Разве «жертва» может просить о чём-то?
— Ты не помнишь? — спросил Ханс, проглатывая окончания вопроса. Случилось ровно то, чего он и боялся. Всё пошло не по плану.
— Не-ет, — запинаясь, выдохнула она, отойдя ещё назад и неловко толкая своим телом стол. Ножки жалобно скрипнули, царапая грубый бетонный пол. Ханс сделал ещё один шаг к ней и осторожно положил руки на плечи. Затем его ладонь поднялась вверх, обхватила тонкую шею, стала ощупывать её, но когда пальцы добрались до больного места, он заметил, как художница скривилась от болевых ощущений. Ацгил протяжно выдохнул, стараясь успокоиться. Он подавил в себе вспышку гнева и принялся предельно нежно, даже аккуратно, массировать место сильного ушиба, при этом осторожно приподнимая длинные светлые пряди и накручивая себе на пальцы. Она была настолько беспомощна! Как маленькая девочка. Как его мать, попавшая в руки отца. Офицер перестал массировать голову Герды, подтянул к себе и обнял. Ему придётся повесить этих безмозглых солдат на площади за то, что посмели навредить той, которую мужчина пытался уберечь даже от самого себя. Женщина от неожиданного порыва лейтенанта запуталась в собственных ногах и прильнула к нему, буквально падая в объятия.
— Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо. Я обещаю тебе, — закрыл он глаза, обнимая её крепко и буквально окутывая собой. Герда задрала голову так, чтобы ей хватало воздуха.
— Откуда я Вас знаю? — задала она вопрос, как только смогла глубоко вздохнуть и, пройдясь кончиком носа по основанию его шеи, убедилась, что делала это раньше. Та снова сглотнула. Запах был таким знакомым.
— К сожалению, ты меня совсем не знаешь, — шепчет он ей на ухо и понимает, что сходит с ума от всей ситуации и от абсолютной беспомощности той, которую когда-то отнял у друга. Той, которая родила ему сына и сама пожелала испытать страх. Демон всё-таки проснулся в нём. Ей удалось разбудить в нём то самое существо, что так тщательно пряталось в обычной жизни и появлялось лишь тогда, когда он был на «свободе» и не был связан крепкими узами с армией. Сейчас всё по-другому: его юная художница потеряла память. Есть в этом и что-то хорошее… Теперь он сможет проверить, что она чувствует к нему на самом деле; сможет ли вновь влюбиться или, может, разочаруется в нём настолько, что больше не захочет никогда видеть? Ханс как-то горько усмехнулся. — Прости за всё, что я сейчас сделаю, надеюсь, ты забудешь меня таким и вспомнишь прежним. — Ацгил уверенно опустил руки на тонкую талию и сжал намного сильнее, чем требовалось. Одна ладонь спешно спустилась по бедру и поползла вверх, комкая испачканную ткань. Зацепив пальцем резинку трусов, он одним резким движением сорвал их с неё, чем заставил вздрогнуть.
— Товарищ лейтенант, Ваш приказ выполнен, — послышался голос за спиной, и только тогда осознал, что дверь не заперта. Твою мать! Ханс легко оттолкнул женщину к стене, но та не удержалась на ногах и упала, больно ударившись спиной и тихо застонав. Как же ему нравились эти звуки, срывающиеся с её губ! Он не хотел понимать отца и его извращения, но почти признал, что они были превосходны. Ацгил подошёл к солдату, взял графин с водой и, налив в стакан, опустился перед Гердой на колено и протянул ей.
— Пей, ты же хотела, — она протянула трясущуюся руку и, взяв стакан, начало жадно пить. Он наблюдал за тем, как тоненькая струйка воды спускается по её подбородку, падая на ключицы и после исчезая где-то между грудей, скрытых неплотной тканью. Ему хотелось, чтобы она была вся во влаге! Ханс сглотнул и посмотрел на лишнюю публику перед ним. — Я обещал казнить вас, если навредите ей, помните? — поинтересовался он, подымая бровь и ожидая ответа, пока Герда утоляла жажду. Она украдкой смотрела за тем, как лейтенант жёстко обращается к рядовым. А если бы он стоял возле них, а не сидел рядом, вытирая капли прохладной воды с её кожи и пробуя на вкус, то казнил бы их?
— Так точно, товарищ лейтенант, но по-другому исполнить приказ не получалось. Вы бы видели, что она устроила! Посмотрите, — сержант начал оправдываться, параллельно показывая на себе увечья, полученные от этой ненормальной: царапины на лице и шее, покрасневшее ухо с едва заметными следами от недавнего укуса. Генри старался не обращать внимания на абсолютное безразличие командира, казалось, его совершенно не интересовало, что эта дрянь хотела покалечить его подчиненных, зато отчётливо видел, как у командира зарождается безумный блеск в глазах каждый раз, когда он смотрит на строптивую чертовку. Рука Ханса ловит её лодыжку и подтягивает к себе как раз в тот момент, когда художница пытается незаметно отползти от него. Герда боялась, что лейтенант накажет её за своих подчинённых. Вегенер нисколько не сомневалась в том, что могла это сотворить, будто знала, что виновата. — Она слишком непослушная!
— Непослушная, говоришь?! Смотри, какая она смиренная, такая вся тихая и спокойная… — Ацгил схватил художницу за скулы и притянул к себе поближе. Стакан выскользнул из её руки и упал рядом, не разбившись, а лишь укатившись к ногам солдат. — Какого хрена она ничего не помнит? — прикрикнул он. Его громкий и грубый голос теперь долго будет эхом разгуливать по коридору. Солдаты, как и художница, вздрогнули. Она посмотрела на него и не поняла, что с ней происходит. Почему даже сейчас Герда не боится? Может, всё же боялась раньше?
— Простите, товарищ лейтенант, но пришлось применить силу после того, как она набросилась на нас, словно бешеная кошка. К тому же, мы не хотели так сильно, — вновь попытался оправдаться сержант и отступил на пару шагов назад. Разумно, ведь Ханс не выдержал подобной наглости. Он резко выпрямился, подтягивая Герду за собой и чуть подталкивая её вперед.
— На! Полюбуйся! — сцедил он сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не ударить рядового. Один вид искалеченных солдат заставил Ханса, наконец-то, впервые за всё время искренне засмеяться. От его острого взгляда не укрылся и второй пострадавший, потому что его так же украшали царапины и выдранный клок волос. — Ты же моя львица, — повернулся Ханс к Герде и поцеловал в щёку, словно поощряя её за отчаянную борьбу за свободу и жизнь сына.
Радость тут же исчезла с его лица, как только раздался детский плач. Герда насторожилась. Совсем забыв о том, что находится в заточении, женщина хотела выбежать и посмотреть на того, кто зовёт её. Ацгил также услышал голос сына и покосился на художницу, в глазах у которой застыли слёзы. Она ничего не понимала. Вот ведь дьявол! — Вы понесёте заслуженное наказание. Позже. Теперь в камеру напротив шагом марш! — приказал он солдатам, и те, молча развернувшись, зашагали к выходу и остановились у камеры. Ханс отпустил Герду, понимая, что та вот-вот начнёт плакать. Он никогда не видел её слёз. Ему они были не нужны. — Я скоро вернусь, — пообещал он, напоследок поцеловав в щёку. Крик ребёнка не смолкал, начал волноваться сам.