Ханс шёл следом за братом и другом, посматривая в сторону кухни. Ему хотелось обнять сына, помочь Герде пропитаться страхом и почувствовать его разного, как она и хотела, как просила.

— Моя самая опасная беда, — произнёс он одними лишь губами, после чего вышел на балкон шестого этажа.

Услышав выстрелы и дикий смех солдат, Бруно пожалел, что не отобрал оружие и у них.

— Как всё прошло, успешно? Спасли дом от разгрома? — поинтересовался Эйнар, вдыхая дым и после выпуская густой клубок, тем самым отправляя его ввысь.

— Почти, — печально усмехнулся Ханс.

***

— Как вы здесь? — в гостиную вернулась Герда, неся поднос с чашками и чайником. Свежезаваренный чай источал приятный аромат. Ставя поднос на столик возле сестёр, она взглянула на немного ожившую Люсиль. Конечно, в компании невероятно обаятельной и милой Лили любой оживёт. Она ухмыльнулась, перешагнув через Густаво, который отчаянно ползал за лентой с маленьким плюшевым мишкой, привязанной к её ноге. Как же ему хотелось поймать эту убегающую от него игрушку и проверить на вкус! Женщина села в кресло и, отвязав ленту с щиколотки, отдала мальчику, чтобы он оставался на месте и больше не следовал за ней. Она собралась отправиться за мужчинами, чтобы пригласить их на чай, а заодно и подслушать разговор.

— Герда? — Эмилия не позволила художнице незаметно выскользнуть на балкон.

— Что ещё?

— Больше ведь ничего не произойдёт?

— Мне-то откуда знать? — рявкнула девушка и устремилась к двери. Она наблюдала за смеющимися друзьями, но вот только глаза их были печальными. У каждого из них хватало причин для грусти. Ханс почувствовал её взгляд через стекло и, повернувшись, дерзко выпустил дым прямо в неё.

— Подслушиваете, мадам Вегенер? — грубо прохрипел он, открывая дверь. Толкая её, он зашёл сам и стал наступать на художницу. «Что же творится в твоей голове, а?»

— Приглашаю вас к чаю, пока он ещё горячий, — немного растерявшись, проговаривает она, указывая в сторону гостиной.

Эйнар давно не видел женщину такой завораживающей. Как бы ему хотелось её приворожить к себе снова.

— Давай, Герда, иди вперёд. Ну же! — резко развернул он бывшую жену к себе спиной и слегка подтолкнул вперёд. — Очень медленно, а мы пока полюбуемся тобой.

— Да идите вы сами! — огрызнулась она и гордо зашагала, но так, как хотелось ей, а не так, как этого хотели бывший муж и нынешний возлюбленный.

— Не слушается, да? — усмехнулся Ханс, затушив сигарету о стенку пепельницы. Проходя мимо друга, он легко похлопал его по плечу в знак поддержки и сочувствия. — Ничего, исправим. — Уверенно проговорил мужчина и устремился за Гердой.

— Идём, а то трезвый Ханс даже опаснее, чем пьяный, — улыбнулся Эйнар другу. Бруно выглядел молчаливым и отстранённым, но всё же из реальности не выпадал. Он подмечал всё, что происходит вокруг.

Они вернулись в комнату и заняли места вокруг маленького кофейного столика. Густаво, как только заметил знакомого дядю, отшвырнул игрушку в угол и подполз к Хансу. Ухватившись за форменную штанину, мальчик подтянулся, встал и взвизгнул, чтобы на него обратили, наконец-то, внимание. Ацгил послушался и взял малыша на руки, улыбнувшись тому, что руководящие должности в будущем стезя сына. Скромным и застенчивым мальчиком Густаво явно не был, раз в первый же день предложил взять его на руки. А может он чувствует, кто перед ним? Чувствует родное. Ведь он не тянется так к Бруно, хотя тот не менее интересный объект: рост, ширина плеч, форма, погоны, значки.

Герда разливала чай и прекрасно слышала, как сын командует. «Сын своего отца!», — подумала она с усмешкой. Ей было спокойно и, кажется, хорошо. Правда, в их квартире становилось всё больше и больше народу, но её это особо не напрягало, было даже интересно наблюдать за каждым жильцом.

Эйнар общался с Бруно, иногда посматривающим в сторону сестер. Он надеялся, что всё же успел, не дал опорочить честь и достоинство этой белокурой несчастной девицы.

Эмилия и Лили пытались растормошить и разговорить Люсиль.

Ханс решил, что сегодняшний вечер посвятит сыну и попробует восполнить некоторые пробелы в его воспитании. Покормив и искупав его, он немного поиграл с Густаво в бумажные самодельные самолётики, и, прочитав несколько сказок перед сном, заснул вместе с ним в детской.

Герда, улучив момент, отправилась заниматься творчеством. Это было восхитительно. Она выплеснула новые эмоции на бумагу. Разукрасив холст в бордовые оттенки, художница добавила тёмно-серого, и её персонажи ожили. Она видела печальный взгляд Люсиль среди злых солдат, пока та стояла перед ними на коленях и покорно ждала; Эмилия и Эйнар были изображены как два тёмных ангела с ярко-красными глазами, порхающими в небе; Бруно олицетворял две половинки со своим братом. Они сиамские близнецы, удачно дополняющие друг друга.

Как всё-таки было хорошо, когда никто не отвлекал, не тревожил и не пытался спугнуть вдохновение!

***

Люсиль ворочалась в постели и не могла уснуть. В голове всё ещё слышались голоса и противный смех солдат. Они пытались напоить её, больно стукнув стаканом прямо по зубам, заставляя выпить всё до последней капли. Она беспокойно крутилась на простынях, и, резко распахнув глаза, села, пытаясь привести дыхание в норму. Не потрудившись накинуть халат, девушка подошла к двери, осторожно приоткрыла её и вышла.

«Где теперь искать покой?», — отчаянная мысль проскочила в голове Люсиль. Убрав русые волосы с лица, она стала прислушиваться к голосам за закрытыми дверями. Вокруг было тихо и только громкий смех в её голове нарушал тишину. Было холодно. Зайдя в детскую и поцеловав племянницу, девушка вышла и отправилась на кухню, не обратив внимание на спящих в обнимку отца и сына. Выдвинув ящик и найдя нож для разделки мяса, вытащила орудие для будущего самоубийства. Люсиль покрутила его перед глазами и пообещала себе, что через несколько секунд голоса в её голове замолкнут навсегда.

«Посмотри на меня», — в какофонию противного смеха вдруг вклинился другой голос. Сильный, уверенный, бархатистый. Люсиль вспомнила его обладателя. Немца, который не был похож на тех извергов, разительно отличался от тех, с кем ей «посчастливилось» познакомиться. Почему он защищал её? Не воспользовался, как они, а помог, не ломился в её дверь и не утаскивал за собой?

— Что с ним не так? — едва слышно произнесла она, обращаясь к своему отражению в блестящей начищенной стали. Очень острой и серебристой, как его глаза.

— Рассказать? — она вздрогнула, услышав за своей спиной спокойный голос, уже точно зная, кому он принадлежит. Опять этот офицер с непонятными намерениями. Она не испугалась, в этом больше не было нужды. Люсиль обернулась и сильнее сжала рукоять ножа, не позволяя ему выпасть из руки. Пятясь назад, она покрутила головой в знак того, что не хочет больше ничего слушать. Уже не было смысла, она всё для себя решила. Бруно не стал включать свет, а лишь зажёг несколько свечей и поставил на стол, чтобы мягкий жёлтый свет помогал ему рассмотреть глаза девушки и прочесть все её мысли.

— Может, выпьем? — предложил он, демонстрируя бутылку вина, которую только что достал из шкафчика. — Просто выпьем и всё, для хорошего сна и приятного разговора. — Бруно еще днём разгадал намерения девушки. Он слишком отчётливо видел в глубине её глаз эту мрачную решимость, неспособность принять случившееся, смириться и жить дальше. К несчастью, он прекрасно знал, как общаться с самоубийцами, ведь его мать не раз пыталась покончить с собой, а он, будучи совсем маленьким мальчиком, отговаривал её, плакал, умолял. Каждый раз, оставляя мать наедине с самой собой, он боялся найти её остывающее безжизненное тело. Со временем, он, конечно, научился с этим справляться, это стало чем-то привычным, частью его обыденной жизни, до тех пор, пока он не уехал и его место не занял Ханс. Фон Фальк держался уверенно и спокойно, и, незаметно для Люсиль, достал два бокала. — Я ни к чему не принуждаю. Мы просто выпьем и всё, — обещает он, слегка улыбнувшись, чтобы расположить к себе юную особу.