— Никак нет, ведь такую женщину не так просто забыть, да, Вегенер? — с ухмылкой спросил Ханс, снова наполняя бокалы.

— Ханс, остановись, — вмешался Бруно, отбирая у братца стакан и бутылку. Он боялся, что дружеская перебранка под воздействием градуса может плохо закончиться. Ах, сколько войн развязали из-за этих прекрасных созданий - женщин! Но вслух мужчина решил озвучить более благовидный предлог:

— Нам на построение ещё, а если кто-то доложит отцу, что командир был в нетрезвом виде, он тебя отправит на фронт в Россию, — с волнением в голосе сказал Бруно, пытаясь образумить брата и убедить оставить эмоции на потом. Ханс подчинился и поджал губы. Брат был прав, ему нужно было оставаться где-нибудь поблизости, а не в холодной Сибири.

— О чём это ты? — Эйнар с прищуром уставился на друга. Он с громким стуком опустил стакан на ближайший столик. — Всё это время я оберегал её для тебя и заботился о твоём сыне! — слова вылетали слишком быстро. Вегенер не хотел больше сдерживаться. Художник только собирался обрушить на офицеров новый поток возмущения, но Ацгил бесцеремонно перебил его.

— Он всё-таки мой, — чуть слышно произнёс Ханс, кусая нижнюю губу от досады. Это было сказано слишком тихо и одновременно слишком громко, даже оглушительно. Эйнар мгновенно забыл, о чём хотел поведать. Как он мог усомниться в верности своей женщины? Опустив голову, Ханс сосредоточенно рассматривал деревянный пол, а тяжёлые мысли грузом легли на его плечи.

— Что значит «всё-таки»? Ты вообще видел мальчика, или Герда спрятала? — Эйнар пришёл в себя первым, решив, что лучше всё же один раз увидеть, чем сто раз услышать. Он решительно направился за женщинами и детьми, чтобы одна их общая беда, наконец, перестала морочить голову другу и сама во всём призналась.

— Эйнар, не надо, — крикнул Ханс, останавливая друга на полпути. Офицер пока был не готов вновь заглянуть в такие любимые глаза. Для начала ему необходимо привести свои мысли в порядок. — Я уже видел Герду и мальчика.

— Неужели ты ничего не заметил? — руки Эйнара взметнулись вверх, выражая крайнюю степень возмущения и непонимания. Как можно быть таким слепым? Только слепой не увидит знакомые черты Ханса в его маленькой копии. Ацгил покосился на брата. Губы Бруно были растянуты в самодовольной улыбке, потому что все его догадки подтвердились, а значит, он с абсолютно чистой совестью может сказать: «Я же говорил! Старших надо слушаться!»

— Разглядеть не получилось, потому что Герда быстро убежала с ним, — пытаясь оправдаться, признался Ханс и медленно выдохнул.

— Тогда сейчас убедишься! — рявкнул Вегенер и с воодушевлением отправился в сторону спальни, скрывающей объект его вожделения. Хорошо, что она пудрит мозги уже не ему. Хотя, стоило признаться, иногда он скучал по этому слишком сильно.

— Герда, Эмилия, присоединяйтесь к нам, — Эйнар беспрепятственно зашёл внутрь и ни капли не удивился, увидев на пороге бывшую жену. Такую прекрасную…

Герда, безусловно, слышала каждое слово и прекрасно знала, зачем явился художник, но сдаваться так просто не хотела. Женщина буквально прожигала дыру в мужчине. Она была готова защищать своего ребёнка до последнего.

— Ты зачем рассказал ему о сыне? — выпалила она, но намного громче, чем хотела.

— Тихо! — скомандовал Эйнар, затыкая ей рот ладонью и толкая вглубь комнаты. Заметив удивлённый взгляд жены, он тут же убрал руку от лица Герды и отступил на полшага. Покосившись на Эмилию и детей, художник сразу пожалел о том, что они находятся рядом.

— Нам невероятно повезло, что в нашем доме поселились два моих давних друга, а не случайные тираны в форме! — принялся объяснять Вагенер. Боже, ну почему она не понимает? — Над нами никто издеваться не будет, ты только задумайся, сколько ещё таких везунчиков? Правильно, единицы! Поверь мне, немцы очень изобретательны в своих извращениях! Ты сыта, одета и почти ни в чём не нуждаешься, что ещё тебе нужно? — Вегенер едва сдерживался, чтобы не перейти на крик. Он высказал всё в довольно грубой форме, пытаясь вбить в её светлую бестолковую голову каждое слово. В этот момент мужчина очень сильно напоминал жёсткого фрица, а не утончённого художника-пейзажиста, но как ещё достучаться до неё? Она должна научиться опасаться немцев и соблюдать правила, а не убегать и хлопать дверью перед их лицами!

— Ты сейчас выйдешь отсюда и пойдёшь со мной, — мужчина активно жестикулировал, сопровождая каждое слово тычком в указанном направлении. — К Хансу! И ты признаешься в том, что Густаво — это его сын, расскажешь, как рвалась к нему в надежде увидеть снова. О том, что я, последний гестаповец, как ты называла меня, останавливал тот самый ураган по имени Независимая Герда! Ты меня поняла? — шипел угрожающе он, желая сжать эту женщину в руках и хоть немного помять, пока ещё было можно, ведь никто из присутствующих в этом доме не знает, каких титанических усилий ему стоит самоконтроль. Особенно сейчас, когда она так близко. Подумать только, он собственными руками передает её другому, сам же толкает её в объятия Ацгила! Хорошо, что Эмилия рядом. Её присутствие раздражает, но действует отрезвляюще. Он снова посмотрел на жену и, стремительно подойдя к ней, одним рывком поднял на ноги, поставил перед собой и толкнул к Герде. Эйнар выпрямился и завёл руки за спину, невольно усиливая сходство с офицером немецкой армии.

— Он обвинил меня в неверности! — Герда буквально ожила. — Ханс разгуливал по всей Европе и неизвестно, куда захаживал, с какой девицей забавлялся! — прорычала обиженно Герда. — А ещё так легко решил, что я ему изменила… Неужели это первое, что пришло в его голову? — уже тише добавила художница, низко опустив голову, будто боясь показывать свою слабость. Глаза жгло от подступающих слёз, но она отчаянно пыталась успокоиться.

— Герда, его могут убить в любой момент, а ты обижаешься на него. Ты совсем не боишься потерять любимого? Ханс должен знать о том, что ты его любишь и ждёшь. Пусть думает себе, что хочет, главное, что тебе известна правда. Вспомни, как одиноко тебе было без него, а если он сейчас уйдёт и никогда больше не вернется? Разве это то, чего ты хочешь? — Эйнар поймал испуганный взгляд женщины и обрадовался тому, что ему удалось до неё достучаться. — Нужно ему всё рассказать, — уже несколько мягче говорил Эйнар, нежно сжимая её руку. — Твоя правда и преданность ему необходимы сейчас.

— Его же не убьют? — смиренно спросила она, чувствуя, что обижаться и упрямиться больше нет ни сил, ни желания. Эйнар абсолютно прав: сейчас нет времени на обиды.

— Ну, если кое-кто не вынудит его подставиться под пули, то нет, — лукаво улыбнувшись, уверенно покачал Вегенер головой, тем самым разрядив обстановку. Он намеренно не стал уточнять, что под дуло Ацгила может загнать не только Герда, но и строгий отец, уставший от капризов отпрыска. — А сейчас взяли деток в руки и за мной! — подойдя к дочери, он взял её на руки, поцеловал в щёку и передал в руки матери, то же самое проделав и с Густаво. Галантно распахнув дверь, Эйнар пропустил женщин вперёд и только потом вышел.

— Эмилия, будь немного поприветливее и расслабься, всё будет хорошо, — предупредил он жену, поравнявшись с ней, пока они входили в гостиную, где скучали братья. — Давай, Герда, заставь гордость замолчать и иди к Хансу, — мягко, но настойчиво подтолкнул её художник, слегка ущипнув за бок.

Художница, поцеловав сына в лобик, осторожно опустила его на пол. Мальчик, почувствовав свободу, тут же пополз к столику. Уцепившись сначала за ножки, а потом и за саму столешницу, и чуть не перевернув его на себя, встал на ноги и нетвердой, слегка переваливающейся походкой направился к незнакомому дяде. Задрав голову и улыбнувшись, Густаво с гордостью продемонстрировал четыре зуба и потянул ручки. У малыша блестели глаза, он с интересом рассматривал мужчину и его китель, после чего в нетерпении переступил коротенькими ножками.

Ханс улыбнулся малышу и взял свою маленькую копию на руки. Все присутствующие в зале умилялись тому, как маленькие пальчики ухватились за погоны, а сам мальчуган тихо сопел и пускал слюни, прикладывая всё больше усилий для того, чтобы отодрать новую игрушку. Эмилия едва сдерживала слёзы. Бруно встал позади брата и тоже тепло улыбнулся, слегка потрепав светловолосого мальчика за волосы. Первая встреча отца и сына не оставила равнодушным никого.