Уже в десять часов правительство Дании обратилось к народу с призывом сохранять спокойствие и не сопротивляться оккупации.
— Герда, ты поедешь с нами и это не обсуждается, — строго сообщил Эйнар о своём решении, сведя брови, мгновенно делаясь слишком грозным и совершенно непоколебимым. — В Копенгагене больше не спокойно!
— Я не могу уехать! Если именно сюда вторгся Ханс?! — Вопила Герда, чувствуя, как крохотный Ацгил в ней начинает слишком активно шевелиться от её переживаний. В данной ситуации командовала не она. — Весь в отца!
— Герда, с тобой всё в порядке? — нервно спрашивал Эйнар, пытаясь помочь женщине.
— Всё нормально, — отдышавшись, успокаивала она. — Кто-то вырастет футболистом.
В итоге она сдалась, уехав с Венегерами. Эйнар выбрал страну, где можно было какое-то время побыть в безопасности. Мест, не тронутых фашистами, практически не осталось. Был ли Ханс прежним, или жажда крови покорила его, как и остальных немцев? Норвегия, Бельгия, Нидерланды… Следующая страной для убежища стала Аргентина.
Через месяц Герда родила мальчика, которого назвала Густаво. Теперь она могла видеть своего внутреннего мужчину воочию. Они улыбались друг другу, и женщина чувствовала к нему безграничную любовь, как и к его отцу. Какой Ханс сейчас? Никто не мог этого знать.
— Я вернусь в Париж, хочешь ты этого или нет, — шёпотом угрожала Герда Эйнару, бегая за ним по светлым коридорам съёмного дома, пока он укачивал Лили.
— Хорошо, я понял. Только подожди, пока Густаво подрастёт, — спокойно просил он, останавливаясь рядом с беспокойной женщиной, уставшей от бесконечных ожиданий и пустых иллюзий.
— Может, мне ещё и подождать его совершеннолетия? — Шикнула она, после чего умчалась к сыну, которого надо было переодеть, покормить и уложить спать, а ещё успеть познакомить с отцом. Герда аккуратно взяла ребёнка на руки, поцеловала в крошечный лобик. Ей нужен был план побега, в котором Париж был бы целью. О сыне она сможет позаботиться, у неё остались накопления с продажи картин.
— Мы сможем с тобой выжить даже в такое опасное время, — уверенно проговорила она, вновь целуя сына, унаследовавшего от отца ярко-серые глаза. — Остальное всё образуется.
***
За окном шёл снег, что в солнечной Аргентине было явлением редким. Вот-вот должен был наступить тысяча девятьсот сорок первый год. Здесь было вполне спокойно в силу того, что страна соблюдала нейтралитет и почти не участвовала в боевых действиях.
Герда стояла возле окна и, усадив годовалого сына на подоконник, показывала тому белые, медленно опускающиеся на землю, снежинки. Густаво искренне радовался неизвестному для него ранее явлению природы. Зима в Копенгагене была без снега. А когда родилась Лили, было тепло и пасмурно. Мальчик родился в солнечный день.
Всего месяц назад они были среди датчан, а сейчас мимо художницы расхаживает совершенно другой народ. Женщина не очень была напугана, наоборот, с неимоверным любопытством наблюдала за военными, которые изредка проходили мимо домов, держа в руках оружие. Нельзя было расслабляться под предлогом нейтралитета: всё могло измениться в любую секунду, как это произошло в Копенгагене. Её не пугала даже эта нестабильность. В глубине души Герда надеялась увидеть среди мужчин Ханса Ацгила, которого любила и ждала каждую секунду.
— Беги за ним, — настойчивые мысли не давали ей покоя, каждый день заставляя срываться с места и бежать с сыном на вокзал. Но Эйнар каждый раз успешно останавливал Герду и твердил, что так нельзя, что она пропадёт на улицах Парижа вместе с ребёнком. В конце концов, Франция принимала участие в войне с самых первых её дней, но потерпела поражение, в результате чего в июне тысяча девятьсот сорокового года была оккупирована. Эйнар не хотел, чтобы Герда с сыном пострадали.
— Будь ты проклят, — психовала она, садясь обратно в машину и прижимая Густаво к груди.
— Густаво уже год, может, пора вернуться?
— Можно, — устало усмехнулся он, зная, как её обрадует его одобрение. Ему не хотелось оставлять Герду с Густаво одних, хоть он и знал, что сильная девочка Герда выживет в любых условиях, сумеет заработать искусством и себе, и сыну на пропитание. Квартира осталась на месте, и без крыши она уж точно не останется, но вот поддержки не было бы ни от кого, а он обязательно поддержит, спасёт, защитит и спрячет. Эйнар устал удерживать художницу, но никогда не устанет защищать от неприятностей. Герда улыбнулась и кивнула в знак того, что всегда будет ему благодарна.
Эмилия всегда принимала решения мужа и следовала за ним без лишних слов, ничего и никого не боясь рядом с ним. Однажды он сам попросил её оставить страх там, на том самом бордюре, где она сидела босая и проклинала себя за неосторожность. Он надёжен. Девушка слепо верила тому, что Эйнар всё делал правильно, а поддержка, которую он всячески оказывал бывшей жене — всего лишь привычка.
Они обе собиралась в дорогу, оставляя за спиной ещё одну страну, сумевшую сохранить нейтралитет. Сколько раз они сменят место проживания? Где окажутся в итоге? Есть ли ещё место, где безопасно? Герда отчаянно рвалась туда, где жить нельзя. У Ханса вернуться, не захватывая при этом очередной город, не получилось бы. Так почему бы Герде не появиться у него на пути?
========== Часть 9 ==========
Сердце замирало от звука спокойного голоса с немецким акцентом, звучавшего из динамика старенького радио. Герда дышала через раз, вслушиваясь в призыв мужчины из «чёрного ящика». Он просил отнестись к солдатам немецкой армии с гостеприимством и дружелюбием, быть доброжелательными и сохранять спокойствие, обеспечить офицера или же простого рядового всем необходимым. Художница машинально кусала нижнюю губу и чувствовала, как холодеют руки от одной лишь мысли, что сейчас и в их квартиру постучится офицер в серой нацистской форме, а затем захватит её родные стены. Даже в этой ситуации она чувствовала страх не за жизнь, а за то, что могла встретить любимого, который мог бы не узнать её.
Эмилия ещё утром ушла проведать родных, оставив дочь на попечение Герде. Она очень жалобно просила присмотреть за ребенком, пообещав, что вернётся быстро, до прихода Эйнара. Девушка хотела убедиться в том, что её семье ничего не угрожает.
Таким образом, на руках у художницы оказались двое детей, впрочем, лишних хлопот они не причиняли, мирно играя за ограждением манежа. Герда, посмотрев в их сторону, тяжело вздохнула и отправилась к окну. Раздвинув достаточно тяжёлые бордовые шторы, распахнула ставни, впуская в комнату свет и будто желая убедиться в том, что диктор не лжет. Война добралась сюда. Нервно сглотнув и высунувшись в окно по пояс, художница стала с интересом рассматривать мирных граждан, которые стремились сбежать из столицы. У многих из них даже не было вещей с собой. Они не желали находиться под властью проклятых немцев. Как, впрочем, и Герда. С другой стороны, художница была бы не против попасть в «плен» одного конкретного немецкого офицера.
Солдаты вот-вот должны были нагрянуть.
Герда подняла голову, услышав звук приближающихся истребителей. Немецкие самолёты стремительно двигались прямо к её дому, но даже это не заставляло женщину испугаться.
— Вот как ты решил появиться, чёртов Ханс Ацгил! — Рыкнула она и, быстро закрыв окно, ринулась к детям. Подхватив их на руки и покрепче прижав к себе, художница стремительно побежала в укрытие; Лили плакала, а Густаво с любопытством наблюдал за действиями матери и собственным перемещением в пространстве. Впопыхах спустившись в подвал и усадив детей на узкую кровать, Герда всучила каждому в ручки по игрушке, в то время как её собственные руки тряслись: она боялась, что сейчас на их головы и крыши домов полетят снаряды из «железных птиц смерти», и у неё не получится спасти миниатюрную копию любимого и случайно родившуюся дочь Эйнара. Они провели в убежище не больше десяти минут, показавшихся перепуганной женщине целой вечностью, но ничего не происходило. Не раздалось ни единого взрыва. Переборов собственный страх, она всё же решилась проверить, чем всё-таки закончился полёт военных истребителей.
