– А загнем, милый. Почему нет? Загнем враз, Гринь!.. Идет. Вистую, Гриш. Уговорил.
Гринина харя скверная, жлобская.
Блатная харя. Мурло.
… Как же так, Гриш, а? Столько вместе прожито, столько вместе принято…
– Банкуй, Гришань – тебе фора от меня, сам предложил.
… Мы ж тут все вроде свои, не каталы залетные, а люди серьезные, дружки-приятели, между прочим – на хорошей карте друг друга не «обуваем», и вообще – «не разводим», у нас между собой не принято.
– Ну так – на кон что кинем, Гриш? На что поставишь? А, Гринь? Любопытно. Объявляй давай. Какой у тебя – интерес?
Гриня помолчал, опрокинул в себя, утерся и, приподняв бровки, на чистом глазу, на светлой такой ухмылочке, сказал – на что. Интерес свой, в смысле, озвучил.
Жорик крякнул, лед мимо стакана пронес, не попал – промазал.
Славик, тот покрепче оказался – зенки просто в стол уткнул, на пару секунд правда, потом опять – как ни в чем не бывало посиживает, из стаканчика потягивает.
Леша сам не удержался – присвистнул.
Ого! Не ожидал, друг мой Гриня.
Однако.
Такой фильмец пошел, короче – зашибись! В кино не увидишь.
Да, дела.
Так, значит…
Ну-ну… Гришань. Валяй.
Потом не пожалей.
Лады, Гринь. Ништяк.
Леша «ответ» объявил – свой интерес.
Гриня принял.
Пацаны кивнули – ставки сделаны.
… Я ж не жадный, Гришань, не жмотюсь, как некоторые – забирай давай, Гриш… все мое. Если сумеешь.
Заело Лешу. Зацепило. Добился-таки Гришка своего – достал.
… Ну, держись корешок – была не была!..
«Не была». Не подфартило Леше. Карта не легла.
Он проиграл.
* * *
… Они познакомились, и выяснилось, что страшное чудовище, этот Людоед – не ест мяса, что он Людоед-вегетарианец. Дело в том, что в детстве он был очень слабеньким и болезненным маленьким Людоедом, и его мама-людоедша поила его ромашковым чаем, компотами и кормила овощами и фруктами.
А ревел, выл и регулярно скрежетал зубами Людоед потому, что подлые козявки, букашки, червяки и муравьи, а также негодяи зайцы и прочие непорядочные лесные жители регулярно пожирали часть его богатого урожая. Людоед всегда сам занимался своим огородом.
Людоед пригласил Августину на пир, и она впервые в жизни поела таких вкусных овощей, что ей совсем не хотелось сладкого.
Так как было уже очень поздно, а Людоед жил очень далеко от деревни, и мама Августины, вероятно, уже не надеялась увидеть свою дочь живой…
… Мычание.
Маня насторожилась, разом выпав из сказки.
Хриплый стон. И еще, еще…
Маня испугалась. Вскочила и кинулась к «больному».
Тот метался во сне. Скрипел зубами. Издавал странные звуки, отдаленно напоминающие какие-то непонятные слова.
Бредит. Лоб в испарине.
Жар?! Или… отходит?!!!
Маня быстрыми шагами бросилась на веранду, намочила полотенце и протерла «больному» лицо. Положила руку на лоб – температуру определить.
Длинные черные ресницы дрогнули. «Мужик» внезапно затих.
Вроде лоб ничего, не очень горячий. Маня убрала руку и положила на лоб влажное полотенце.
«Леша» сморщился и замычал. Маня быстро убрала полотенце.
«Больной» снова сморщился и сипло застонал.
Маня вернула руку на лоб. «Мужик» опять сразу успокоился, лицо разгладилось.
Он так и не проснулся.
Маня сидела, держа руку на Лешином лбу – когда она ее убирала, тот начинал метаться.
Рука затекала, и Маня иногда перебирала пальцами, получалось, что она его чуть гладила по лбу.
Лицо «мужика», в которое Маня, сидя рядом с ним на стуле, внимательно вглядывалась, пытаясь понять как он, смягчилось, и на нем ясно читалось облегчение.
«Мужик» лежал на Манином постельном белье – под Маниным одеялом в сине-желтом пододеяльнике и на Маниной подушке в такой же наволочке. Без ничего. Абсолютно голый. Так велел его оставить дед-хирург, после того, как они его вдвоем раздели и уложили под одеяло.
Но Мане теперь было все равно. Она уже все видела, на все посмотрела – когда его раздевала.
Она больше не краснела и не смущалась.
Это был просто «больной», «пациент».
Грешный человек. Как и все мы – на этой грешной Земле.
А она, Маня, в этой ситуации – типа нянечки или медсестры. «Мать Тереза», своего рода.
Маня вздохнула, успокоившись на этой мысли, и опять пошевелила занемевшими пальцами.
«Пациент» протяжно и расслабленно вздохнул. Маня тихонько отвела руку.
«Больной» спал глубоким сном.
Маня осторожно встала и вышла, стараясь ступать неслышно. Подойдя к компьютеру, прежде чем закрыть файл, взглянула на часы в правом нижнем углу.
Ого!.. Она просидела рядом с «больным» полтора часа.
Ладно. Уже поздно. Пора спать. Завтра разберемся… со всем.
Тут Маня вспомнила, что привезла «на дачу» всего два комплекта постельного белья, одним пользоваться, другой – на смену. Этот «второй» как раз сейчас и был «в стирке», то есть лежал в пакете и ждал своего часа – руки еще не дошли.
… Когда же – она только вчера белье поменяла.
Так. Маня огляделась и полезла в Татьянин шкаф – что-то такое она там вроде видела на верхней полке, и…
Точно. Достала пожелтевшее, ветхое, в самодельных заплатках, белье, которым, скорее всего, несколько лет уже никто не пользовался.
Рассмотрела, потрясла, даже понюхала.
Ничего. Сойдет. Чистое, главное.
И пошла стелить себе постель на такой же железной кровати, изголовьем упирающейся в окно, в углу, рядом со столиком, на котором стоял Notebook.
Устроившись, Маня немного посидела сверху постеленной постели – задумалась.
И вдруг грудная боль, «ночная жаба» обожгла, грубо повернулась внутри, раздирая все вокруг.
Маня качнулась и стиснула зубы.
… Ну, зачем это все?
Зачем вообще… все?… Если…
Маню опять замутило.
… Нет. Срочно, срочно – таблетку!.. или…
Маня вскочила, забыв осторожность и немилосердно скрипя полами, схватила обойму и непослушными пальцами выдавила капсулу.
Запила. И снова уселась на кровать, тускло глядя перед собой.
… Правильно, что… быстро приняла лекарство, надо ведь хоть как-то… заснуть.
Завтра – сложный день.
Минут через тридцать Маня решительно поднялась, сняла сарафан и натянула ночную рубашку, встав так, чтобы ее не было видно из комнаты «больного» – дверь к нему была открыта.
Маня забралась под одеяло и блаженно вытянулась. Но через минуту опять вскочила – «Лешу» проверить. Замерла, глядя на него и прислушиваясь к его дыханию.
Тот спал, достаточно спокойно, даже ресницы не двигались.
Очень тихо и осторожно Маня вернулась к себе, на мгновение задумалась, и с решительным видом направилась на веранду.
Взяла с полки большой кухонный нож-секач, два других ножа, торчащих из банки вместе с ложками и вилками, вынула и спрятала под клеенку. Поискала глазами топор – где-то он тут все время болтался, она все время на него натыкалась…
Ага. Вот он – в углу, за веником и шваброй, большой деревенский топор, чуть ржавый и с почерневшей рукоятью. Маня его спрятала в кухонный шкаф, прикрыв большим куском облезлой клеенки.
И направилась с ножом в комнату. Но и с полпути вернулась, снова достала топор, и, завернув его в клеенку, вышла на улицу.
Постояла на крыльце – темень. Когда глаза привыкли, спустилась с крыльца и спрятала топор в клеенке за перевернутую бочку недалеко от крыльца, максимально замаскировав травой и какими-то полусгнившими полешками, валяющимися рядом с бочкой.
Быстро взбежала обратно, заперлась изнутри и, подхватив со стола нож-секач, пошла к себе и легла.
Нож сначала сунула под кровать. Передумала – спрятала под подушку. Опять передумала – закопала рядом с собой, вдоль стенки.
Немного полежала с открытыми глазами, глядя в темноту. Повернулась на живот, рука под грудь – любимая, самая комфортная Манина поза для сна – потянулась, расслабилась и заснула. Не то чтобы сладко, конечно, но как-то вполне… уверенно.
