Жалость пересилила страх, и мгновение потоптавшись, Маня подошла и стала махать веткой, отгоняя слепней и комаров, чуть гладя листьями мужика по лицу.

Тому, видно, немного полегчало.

– Спасибо. Ты добрая.

Голова лежала неподвижно, но серый глаз зорко следил за ней.

– Где я?

– В смысле?…

– Ну, где я? Что здесь?

– Деревня. То есть поселок. Николаевка.

– Далеко?

– Почти километр.

– Ты в ней живешь?

– Лето провожу.

– С мужем и детьми – на отдыхе?

– Нет, я…

Тут Маня запнулась и замолчала.

– Одна?

Мужик сипел, еле языком ворочал, но вопросы свои задавал упорно – в лоб. Манеру эту наглую, беспардонную Маня ненавидела. Раньше, когда ее так откровенно расспрашивали, она терялась. Терялась и злилась на себя, что отвечает. Но к своим 30-ти научилась, наконец, «не поддаваться» и «противостоять».

А сейчас почему-то опять растерялась и послушно отвечала.

Как дура.

– Замужем?

– Нет, я… Это не Ваше дело, – вдруг глупо сказала Маня, рассердившись.

– Ясно. С детьми здесь?

Маню качнуло. Острая проволока впилась, продрав что-то мягкое внутри, и начала там поворачиваться.

Маня молчала.

– Дети есть? – давил мужик.

– Нет, – сглотнула Маня, собрав в кулак последние силы. – Я больше не буду отвечать на Ваши вопросы… о себе.

– Одна лето проводишь? Или с кавалером?

– Я сейчас уйду.

– С подругой? Ну?

Он так поднапер, что Маня все-таки ответила… машинально, почти автоматически.

– Одна. Повторяю – прекратите меня допрашивать. Тем более, глупости… какие-то. Какое это имеет значение?…

Мужик замолчал. Половину его лица, обращенную к Мане, вдруг свела судорога боли. Маня, совсем напугавшись, вскрикнула, ветка застыла в руке.

– Вы сознание теряете!.. Сейчас я пойду… позову… подождите… Вам в больницу надо… Сейчас…

– Нет! – приказал он резко и хрипло. – Нет, сказал! – серый глаз опять напрягся и проткнул Маню.

– Ты в доме одна?

– Да какое это сейчас имеет значение?!.. Я…

– Одна? Ну?

– Да. Я…

– Никого не зови – убьют.

– Кого? – прошелестела Маня.

– Меня. Найдут и добьют. Уже ищут… потеряли, – непонятно объяснил мужик.

– Те, которые Вас… били… Избили?!

– Точно. Они. Нехорошие люди.

Сердце ухнуло, Маня помертвела.

– А Вы… бандит?! – зачем-то задала она дурным голосом дурацкий вопрос.

Мужик опять скривился.

– Заладила, б…ь!..

Он на глазах терял силы. Совсем ослаб – еле хрипел. Но упорно гнул свое – это было ясно. Только, что?!

Все происходящее с Маней напоминало дурной сон. И она никак не могла проснуться. Ее неудержимо затягивало в какую-то виртуальную воронку. Как пришитая стояла она рядом с мужиком и не уходила – серый глаз с черным зрачком держал ее крепко.

– Извини, – с досадой просипел мужик. – Я не бандит. И не маньяк. Не маньяк и не бандит, – с усилием, медленно и раздельно, максимально доходчиво прохрипел он.

– А кто? – глупо спросила Маня.

– О Господи! Б…ь! – не удержавшись, снова выругался он, сердито сморгнув, вероятно, от боли. – Человек. Мужчина. Приличный.

– Врешь, – опять же по-идиотски усомнилась растерянная Маня.

Приличный?! Знаем мы таких «приличных»!.. Видали – не вчера родились.

Нет, на вид – мужик как мужик. На бомжа не похож. И на алкаша – тоже. Серый, полуседой короткий ежик на голове, одет более чем пристойно, где-то даже круто, шмотки дорогие – сразу видно. Вообще-то, можно даже сказать – импозантный мужик, где-то от 30 до 40. Но… знаем мы таких «импозантных»!..

Он мог оказаться кем угодно. Времена сейчас такие. Каждый выпендривается как может. Ничего не поймешь.

– … Вполне приличный. Поняла? 35-ти лет. – Поняла?

– Да. Я…

– Слушай, – хрипел мужик, – слушай, мне повезло… мне, что ты…

Речь его становилась сбивчивой. Он опять болезненно сморгнул, очевидно собираясь с силами, которые таяли на глазах.

– Слушай. Я полежу тихонько у тебя во дворе…

– Что?!..

– На участке. Не бойся. Пару дней. Оклемаюсь и уйду. Только никому не говори. Поняла? Что видела меня? Поняла? В больницу нельзя – найдут.

– Вы…

– Да. Я. Никому. Убьют.

– Вас?!

– Меня, б…ь! Не тупи.

– Но я…

– Пожалуйста.

– Да, но… даже если… а как Вы туда попадете… на мой участок?!.. Я вообще не понимаю…

Мужик не ответил и вдруг закрыл глаз.

Отключился?!

Маня истерично начала махать веткой ему по лицу.

Безрезультатно.

Вырубился!.. Или того… умер?!!!

Маня глухо вскрикнула, попятилась и припустила домой, не чуя ног и не разбирая дороги.

– Крепко, видать… над ним поработали, – хмыкнул Веркин муж, перевернув мужика на спину, и ухватил его подмышки. – Витька, че стоишь – давай, бери его у меня и мне на спину.

– Ща загрузим, – мигнул Мане Веркин муж. От нервов Маня напрочь забыла, как его зовут.

– Давай, Витек, да-а-вай… – крякал Веркин муж, подставив спину, на которую Витек взвалил тяжелое, безвольное тело мужика. – Ничего… живой, главное… – кряхтел Веркин муж, приноравливаясь.

Вдвоем с Витьком они доволокли «мужика» до видавшей виды, старенькой «иномарки», стоявшей около леска, и засунули его в машину.

Маня, с помертвевшим лицом и фальшивой улыбкой, суетилась рядом.

– Осторожней!.. Осторожно, пожалуйста…

– Не боись, Мань. Не повредим, – хмыкал Верки муж, – … больше-то… чем его уже помяли… не помнем…

– Пожалуйста, осторожно!..

– А кто ж его так, а? – спросил Витька, усаживаясь рядом с мужиком на заднее сиденье.

– Корешки, небось, – усмехнулся Веркин муж, осторожно выруливая. – Суббота – святое дело. Погулял, видать, маленько. Да?

– Да, – быстро сказала Маня. – Он ко мне ехал, и вот… с друзьями выпил… здесь недалеко, и… Повздорили, подрались… а он на их машине приехал сюда, а… Так получилось.

– То-то, смотрю, без тачки и не со станции, вроде – балагурил Веркин муж. – Хороший у тебя мужик, Мань. Заводной, видать. Поехал к своей на выходные, и на-тебе… Не доехал – раньше срока загулял. Не дотерпел.

– Может, в больницу его? – спросил Витек, придерживая Маниного «мужика». Совсем плохой, по-моему.

– Нет, – не оборачиваясь, резко возразила сидевшая спереди Маня. – Нет. Не надо. Он не хочет. Я сама. Я знаю, как нужно… Что с ним делать, – добавила она решительно.

– Привычная, видать! – хохотнул Веркин муж. – Да, Мань? Не обижайся, Мань, – искоса поглядел он на нее. – Ты тут у нас недавно. Первый раз снимаешь, а мы-то тут все свои, по многу лет уже… даром, что в Москве живем… Вот, думаем, сняла, живет одна… Чудно. Никто не приезжает.

Сердце колотилось, Маня молчала и деланно улыбалась.

– А Верка сказала: «Манькин мужик – в Москве. Вкалывает. А детей нету.»

Маня согласно улыбалась вымученной улыбкой.

– Вот, думаем – молодец мужик. Ну, твой-то, – весело кивнул он в сторону заднего сиденья. – Жене дачу снял, а сам пашет. Заботливый. И, понятное дело, – мигнул он в верхнее зеркало, – один в городе. Временно на свободе. Тоже неплохо. Согласись, Мань?

– Заткнись, Толян, – загоготал Витек. – Ты чего несешь-то, а?

«Толян». Точно. Веркин муж – Толик.

Маня, из последних сил, подыграла – сердито улыбнулась и покачала головой.

Поехали в объезд, по дороге. Напрямик – только тропинки. Ехали осторожно, чтобы сильно не трясти «хрупкий» груз.

А «мужик» всю дорогу молчал, бессильной тряпкой привалившись к Витьку. И было непонятно – в сознании он или нет. Иногда только вдруг приподнимал с трудом свои длинные ресницы и приоткрывал серые, с чернильными зрачками, глаза, очевидно сведенные судорогой боли, и тут же закрывал их снова.

Толик, взглянув на него в верхнее зеркало, тихо присвиснул.

– Мань, а давай все же в больницу. Минут через сорок там будем. Здесь хорошая больница – не сомневайся… А?

– Нет. Спасибо, Толик. Давайте домой.