Лекарство подействовало.

Бодрое, утреннее июньское солнышко било в окно через хиленькие, вполокна, тюлевые занавески, заливало комнату.

Еще не до конца проснувшись, Маня приоткрыла глаза и с наслаждением перевернулась на другой бок с бессмысленным ощущением… радости существования.

Окончательно вынырнув из сладкой дремы и наслаждаясь, вновь поразилась этому чувству, во второй раз со вчерашнего дня посетившему ее – чувству «из прошлого», из прежней ее жизни. Непередаваемому и благостному…

… Пусть хоть ненадолго, но, все равно… блаженство.

И вдруг вскочила, не попадая в шлепанцы и в рукава халата, и ринулась в соседнюю комнату.

«Мужик» лежал неподвижно, в той же позе, на спине.

Он внезапно распахнул глаза – Маня буквально наткнулась на его взгляд и от неожиданности застыла в замешательстве, резко затормозив в дверях.

… Ну и ресницы у него!.. «Мне б такие!» – невольно вспомнились Мане слова из какой-то дурацкой песни. Не ресницы, а… Живут самостоятельной жизнью, можно сказать.

Зрачки значительно меньше – почти в норме.

… Серые глаза и очень черные ресницы.

Впрочем, осунулся сильно, потому так глаза и выделяются.

– Вы как?… – Маня маялась в дверях.

– Порядок, – низким голосом с хрипотцой ответил «мужик». С хрипотцой – но не таким ужасно хриплым и сиплым, как вчера. – Заходи. Не стесняйся.

– Что?…

Леша поморщился.

– Подойди, говорю. Не укушу.

Маня подошла и села на стул, приняв строгий вид – поджала губы. И смелой рукой «медсестры» потрогала лоб «больного», на предмет температуры.

– Да. Вроде ничего, – констатировала она, убрав руку. – Я сейчас в аптеку, на станцию…

– Мань…

– Не перебивайте. Итак: я на станцию, а Вы… Или нет – аптека откроется через два часа. Так. Сейчас мы…

– Мань, верни руку обратно. И подержи – как вчера ночью. Больно все-таки. А так… легче…

… Ночью-то, оказывается, он просыпался… Маня нахмурилась.

– Вы опять меня перебили. И не надо сцен жалости устраивать – очень прошу. Я не собираюсь обливать слезами Ваши раны – это не входит в мои планы.

– Мань, ты безжалостная…

Маня пожала плечами.

– Это ж надо – у постели умирающего…

– Прекратите паясничать, Леша! – рассердилась Маня. – Давайте по делу.

– Давай. – Леша вздохнул.

И вздохнул как-то опять сипло, с трудом – по-вчерашнему плохо. И сморщился.

… Ему очень больно, поняла Маня.

И с видом суровой, но сердобольной медсестры, Маня положила ладошку «больному» на лоб.

– Не волнуйтесь, Леша. Я пойду и все куплю… Вам станет легче… и все у Вас пройдет… Вы выздоровеете, и…

Леша моментально опустил, смежил свои невозможные ресницы и смирно замолчал.

Маня посмотрела – под глазами синяки с кулак, под левым особенно – фиолетовый подтек за ночь увеличился вдвое, скулы зеленоватые, в утренней щетине…

– Бритва есть? – процедил «мужик», прочтя ее мысли.

– У меня?… Нет…

– Купи лезвия. Когда на станцию пойдешь. Одноразовые, любые, – велел «мужик».

– Да, конечно…

– Деньги есть? – сквозь зубы цедил он с закрытыми глазами.

Маня тихонько убрала руку.

– Есть… немного.

Леша открыл глаза и уставился на Маню.

– А глаза почему разные?

– Что?!..

– У тебя. Глаза разные – совсем. Правый – конкретно синий, левый – реально зеленый. Или у меня «глюки»?

– Просто…

– Вчера еще заметил. И волосы разноцветные. Думал, брежу. Красишься так? Под панка косишь? И линзы носишь?

– Да нет, – объяснила Маня, поначалу слегка сбитая неожиданным вопросом и столь резкой сменой темы. – Не бредите. Это так и есть – глаза разные. Радужки по-разному окрашены – с детства. Такая особенность, какой-то генетический сбой, в общем. И волосы тоже – пигментация… нарушена.

«Маня-панк» машинально пригладила свои стриженные в довольно короткую стрижку волосы, в данный момент, после сна, торчавшие во все стороны. У нее были светлые, пепельно-русые волосы, с тремя прядями неожиданно рыжеватого, почти черного и каштанового цветов и небольшая, слегка разноцветная челочка над ровным, нежным лбом.

– А толстая такая – почему? Тоже – «генетический сбой»?

«Мужик» хамил. Раздухарился… не к добру. Маня грозно пошевелилась на стуле. Коварный стул под ней предательски заскрипел, издав какой-то неприличный длинный звук.

– Вот. Сейчас стул сломаешь, – эхом стулу подтвердил «мужик». – Не выдержит тебя, Мань, эта рухлядь.

Маня вздернула брови.

– Вы решили мне хамить? Это не в Ваших интересах, Леша.

– Вес-то какой? – наглел «мужик», серые глаза смеялись. – Центнер, небось? А, Мань?

Маня сжала губы, но тут же сменила тактику – решила «не вестись», и заговорила с «пациентом» как с идиотом «тяжелобольным», которого нельзя волновать.

– Я вешу 90 кг. Рост 167 см, – терпеливо доложила Маня.

«Мужик» не успокоился. Весело и напористо, с манерой, вынуждающей собеседника отвечать, он продолжил свои нахальные расспросы.

… Так полегчало ему, что ли?… Или притворяется… хитрит?!..

– А лет тебе сколько, Мань? Тридцать или около того? Да?

– Да. Вы угадали, Леша, – спокойно подтвердила Маня. – Мне 30 лет.

– И ни мужа, ни детей. Я правильно вчера понял? А, Мань?

– Да.

– Что с тобой, Мань? Ты чего так в лице-то изменилась, а?!

Маня молчала.

– Успокойся, сказал! Извини. Извини, Мань. По больному, видать, задел.

«Мужик» чуть прищурился, сочувственно и весело глядя Мане в лицо.

– Ладно, Мань. Не переживай. И не вешай нос. Дело наживное. Ты б только сбросила малость – постаралась, Мань. – Серые глаза опять смеялись. – Для дела. Глядишь, и… полюбил бы кто. Кавалера-то тоже нет, по всему? Да, Мань?

Маня сцепила зубы и не прерывала «больного» хама. Положительные эмоции – большой плюс в деле лечения, напомнила она себе стоически.

Пусть себе разливается и… хохмит – в свое удовольствие.

… Да ради Бога!.. «На больных» – не обижаются, – пожала она про себя плечами, вернувшись к прежней устойчивой мысли.

– На больных и «увечных» – не обижаются, – мигнул он ей вдруг, непостижимым образом вновь практически дословно озвучив ее мысли.

Застигнутая врасплох Маня несколько дико на него посмотрела. Тот насмешливо и забавно сложил губы.

– … Уж больно тебя много, Мань. На любителя. Толстеньким трудно замуж выйти, – пустился он философствовать своим хрипловатым низким голосом. – Желающих мало – я ж понимаю, Мань. Стройных навалом – выбирай не хочу. Ты б, Мань, об этом подумала. И за собой последила. Фитнес там, то, се… И ешь поменьше, – в упор, наглым взглядом, рассматривая Маню, нес «мужик», сочувственно вздыхая, как бы от полноты чувств. – А сюда зачем приехала, а, Мань?

– На лето, – невозмутимо ответила Маня.

– Правильно, Мань, – одобрил «мужик». – Верно мыслишь. В городе, в Москве особо… Ты ж из Москвы, как я понял? Да, Мань?

– Да.

– Так вот я говорю, Мань – В Москве шансы твои практически равны нулю… невелики шансы, Мань. Мужик в Москве – балованный пошел. И то ему не так, и это… Фиг кого себе найдешь с такой… с такими… – резвился «больной», видимо испытывая неодолимую потребность в бойком утреннем трепе – как возвращению к обычной жизни.

Маня уступчиво молчала, не противоречила.

– … Здесь, значит, думаешь ухажера сыскать. В точку, Мань, – размышлял вслух «Леша». – Народ тут попроще. Любит водку и… все натуральное.

… Да. Трудный случай. Маня обреченно вздохнула, покорившись судьбе. «Больной» оказался беспокойный. Ничего не поделаешь.

– Ты как – трактористом уже каким-никаким обзавелась или… нет пока? А, Мань?

Маня смотрела на него и думала о своем.

– На, огонек, говорю, ближе к ночке, кто-нибудь захаживает? Чего молчишь-то?! Ну! – поднапер вдруг «мужик».

– Не Ваше дело, Леша. Успокойтесь.

– Угадал, Мань? – смеялся тот глазами. Что – не Витек ли вчерашний? А, Мань?