… Делать нечего.

Что будет – то и будет, – вздохнув, фатально решила Маня, чохом покончив со всеми страхами и сомнениями. – Плевать.

… Будем рассуждать трезво. Через пару-тройку дней – «мужик», как пить дать, отчалит. Как только сможет хоть чуть двигать руками и ногами.

Вряд ли он станет ждать предписанного «конца лечения». Маня усмехнулась, бросив взгляд на листочки на столе – «схему лечения».

… У него, судя по всему, проблемы – серьезные. Чего ему тут делать?

Сдует его, как будто никогда и не было – и все.

Ну, на худой конец, «уберет» ее как ненужного свидетеля – перед уходом.

… Да нет, конечно – на фига ему, если не псих, еще «мокруху» какую-то разводить… просто свалит, и дураку понятно!..

Логичный и всех устраивающий «the end», – снова усмехнулась Маня.

Наивная Маня.

Недальновидная.

То есть, не наивная и не недальновидная, а…

Словом, она просто неправильно прочла знаки Судьбы, не сумев ничего понять и предугадать, что неудивительно – мало кому из нас это удается.

Женщина вроде неглупая, Маня однако могла поступать и поступала только от души, импульсивно и только так, как считала нужным, а в остальном – как водится, полагалась на «авось». «Не мудрствуя лукаво», не просчитывая тщательно «ходов» и последствий и не особо на них заостряясь. Чисто женская позиция, не лишенная, между прочим, здравого смысла – если судить по известной фразе: «Делай, что должно – и будь, что будет».

«Только женщины и дети могут позволить себе быть безрассудными» – сказал другой умный человек.

… Да?…

Машинально взяв в руки записи, Маня с отрешенным видом поперебирала их, прислушиваясь.

Спит.

Бросив бумаги обратно на стол и прихватив по пути с полки булку с маком, она юркнула за компьютер.

Любимая таблетка «работала», перевалив за середину своего цикла, что Маня, в силу привычки, безошибочно определила, вернее, ощутила – боль, грудной жабой, медлительной и неторопливой, ворочалась очень отдаленно и приглушенно, едва фонила.

Нельзя было терять ни минуты.

Маня шевельнула «мышью», зависший монитор ожил, высветив файл со сказкой.

… На чем мы остановились?… А, вот… Нет, прочтем-ка еще разок – сначала… итак:

АВГУСТИНА И ЛЮДОЕД

… В одном очень большом и диком лесу, в самой его глубине жил ужасный Людоед. Ужасный в смысле очень страшный на вид: одни его белые и острые зубы – а их было очень много – могли напугать до смерти кого угодно.

У Людоеда был к тому же и ужасный характер. Он иногда впадал в ярость, и тогда раскаты его гнева достигали соседней деревни.

В этой деревне, на лужайке около леса, жила прелестная маленькая девочка Августина со своей мамой. Августина была смелой и решительной девочкой и ничего и никого не боялась, кроме зубного врача, к которому ее частенько водила мама – Августина очень любила сладости и совершенно не любила есть овощи.

Во время очередного приступа бешенства у Людоеда, когда деревья страшно шумели и качались и дикий рев раздавался в лесу, Августина решила пойти с ним познакомиться и посмотреть, какая у него голова, раз он может так сильно кричать и ругаться.

Они познакомились, и выяснилось, что страшное чудовище…

В то время как Маня погрузилась в сказку, Леша, со своей стороны, забылся мучительным сном.

Избитое тело зверски ломило и ныло.

Но внезапно физическая боль перестала терзать Лешу – он о ней забыл. Ему снился кошмар.

Леша, 35-летний «мужик», неплохо умеющий контролировать любую ситуацию – от просто сложной до откровенно экстремальной – ничего поделать не мог.

Мы не вольны в своих снах – нравится нам это, или нет.

Леше снилась игра.

Та самая – последняя.

… Жесткая, алчная морда Грини, другана и компаньона, напротив за столом.

Свиное рыло, вылезшее вдруг у кореша Гришки – прям на глазах.

Да нет, блин! – все к тому шло. Поднакопилось – взаимно. Тянуло уже перетереть – по факту.

Глаза у корешка совсем спокойные, прозрачные – пустые. Как и положено.

Игра.

… Гришутке – идет карта, прям «в масть канает», а Леше – ни черта не катит.

У Грини кураж попер. Акулу, мастака на вечерок, из себя играет.

Да малость переигрывает.

Нарывается.

… Отыграться, видать, решил – за все. Проще говоря, лапу наложить – на все. Его, Лехино. Самый момент.

Завелся Гриня – дружок закадычный и соратник.

Лютует. По живому рвет.

Игра. Азарт.

Объявили. Поставили. Сняли. Сдали. Раскинули.

Мимо.

Еще разок накатили. Выкинули.

Опять в пролете – мимо кассы.

Ё…

Жорик-жмурик и Славка – и то, через раз, на сильной карте.

А Леша – «в замазке». Завис.

Партия.

Жмурик со Славкой пас – соскочили, больше не хотят. Но не встают, сидят себе за столом, бухают тихонько, на них с Гришуткой откровенно так ухмыляются.

За окном – ночка темная, они – бухие все. В доме, в Гринином коттеджике, кроме них четверых – никого.

Обстановочка та еще, накаленная.

Запредел. Жесть.

Из-за Грини – того реально ведет.

Леша тормознул, как и Жмурик со Славкой – все, пас. Стоп-игра. Он по нолям – много спустил этой ночью. Перебор. Лишка, если честно – свой максимум. Край. Но – не впервой же. Отыграемся… днями.

… Леше, по любому – игра в кайф, он играл много в последнее время и часто по-крупному. В казино подпольных зажигал, в катран, случалось, наведывался – иногда. Подсел маленько, чего греха таить!.. Не секрет – игра бодрит и освежает, как ничто другое… Адреналин. Бабки у Леши водились немалые, свой бизнес – зашибал порядком. И порядком спускал, просаживался иной раз – вот как сейчас. Мог себе позволить. Но край знал. А потом и отыгрывал, «банчок срывал». По-разному бывало, на то она и – игра. Иначе кайф не словишь.

Но здесь – не катран. А вроде как – дом друга. И компаньона.

Пробежавшись слегка по кабакам и миновав иные, малость поднадоевшие, заведения, они сегодня, тесным междусобойчиком, «дружным четвертаком», осели у Гришани – тот сам зазвал вечерок у него продолжить задушевно, тихо и по-домашнему, Гриня один живет.

Леша Галке позвонил – предупредил, что он у Грини дома на мальчишнике «задержится», чтоб не ждала. Та его сдержанно послала и отключилась – как у них, в последнее время, было принято.

… Ничего, перетопчется – ей полезно. Леше еще памятник надо поставить – за выдержку. И долготерпение – другой убил бы уже давно. Или бросил – без выходного пособия. Но по любому – вмазал.

«Поздно, Лора – вы полюбили вора».

Дерьмо. Редкого ублюдка, девочка. Давай, давай, детка: хиляй к нему – но с концами.

… Че вцепилась-то тогда, а? На двух стульях не усидишь. Не ровен час, порвешься – не боишься, детка?

… Саньку сильно жалко…

… Ладно. Забили пока. Там видно будет.

Вот тут-то, после звонка Галке – все разом и понеслось, как с горы покатилось. Гришутка, салага эта тупорылая, менеджер этот бывший младший по рекламе 33-ех лет от роду, которого он, Леша, сам, своими руками – и зачем, б…ь! – из говна достал, отряхнул и к делу приспособил – окончательно скурвился. И в разнос пошел.

Выдает вдруг нечто совсем уже оху…ое: «Лех, а давай молодость вспомним, а? Детство наше золотое. Раскинем на двоих. Давай как пацанята – на интерес? Идет?»

На интерес?!

Гришаня, сученок, улыбается дружески: «Ну что, загнем, Лех?»

И Леша повелся – как дитя малое. Дешевка. Позорно.

… Ну, во-первых – набрался уже хорошо, а во-вторых… ну как же – они ж все тут, блин, на понтах!.. Народец опять же вокруг, мужики, в смысле – Жмурик со Славкой…

Те бухают сидят, на вискарь налегают и скалятся. А чего им – интересно же, б…ь!