Маня, кстати, несколько раз предлагала ему воспользоваться интернетом днем, фильм, например, какой-нибудь посмотреть или спорт – хоть чем-то заняться. Но Леша регулярно отказывался и к компьютеру подходил только вечером, официально испросив разрешения.
Сначала он быстро просматривал новости, обычные и экономические, потом криминальные – хронику происшествий. Покончив с новостями, надолго углублялся в какие-то непонятные сайты, перемещаясь из одного в другой в шахматном порядке.
Откинув широкие плечи на спинку стула, Леша сидел с жестким, непроницаемым лицом, время от времени небрежно шевеля «мышью».
И по мере того, как он так сидел, атмосфера в комнате и по всему дому начинала густеть и становиться вязкой. Со стороны Notebookа, от Лешиной спины неудержимо расползалась, била тяжелой струей – крепкая, едкая мужская ненависть, настоянная на черном, злом отчаянии.
… В тот вечер, ближе к ночи, воздух загустел настолько, что его можно было резать ножом и ломтями класть на хлеб.
Маня, стараясь не шуметь, ходила по дому, доделывая привычные дела и незаметно поглядывая на Лешин каменный затылок. Несмотря на всю сталь и жесть, которые Леша излучал, Мане было его почему-то очень жалко.
Она тихо вздыхала, стараясь не привлекать внимания.
Проходя по комнате у него за спиной, она вдруг на ходу, практически не притормозив, провела рукой по «бетонному» затылку, как бы снимая напряжение – погладила Лешу по голове, по серому ежику.
Здоровенные плечи едва приметно дрогнули – Леша застыл, глядя в монитор. А Маня, не останавливаясь, проследовала дальше на веранду, а оттуда на участок, как будто в туалет, а на самом деле – топор вынести.
Леша слегка улыбался, не отрываясь от экрана, когда Маня вернулась. Взглянув на нее, неожиданно подмигнул – понимающе и насмешливо, «по дневному».
… Ввиду топора, надо полагать – догадался, зачем выходила.
Ну и пусть. Настроение у него, главное, явно улучшилось – он уже вполне по-деловому орудовал «мышью» и постукивал по клавиатуре, иронично улыбаясь себе под нос.
Минут через сорок он уступил Мане место за Notebookом и отправился спать.
Но, как оказалось, не спал, а ждал, пока Маня досочиняет очередную порцию своей сказки. И настоял, чтобы Маня прочла ему дальше – с того волнительного для Леши места, где они остановились – про загрустившего без мяса Людоеда-гостя и про маленьких аппетитных детей.
… Таким вот образом у них с Лешей все и происходило, тянулось и можно даже уже сказать, неудержимо неслось – в непонятном для Мани направлении.
Пребывание «гостя» явно и неприлично затягивалось и начинало приобретать подозрительный оттенок.
Потому что дни шли. И прошел уже месяц, и истекал – второй.
У них даже сложился определенный, немного правда странный и своеобразный, но почти «семейный» уклад жизни.
Маня однажды об этом задумалась, когда варила гречку.
По вечерам они жили «иной», вполне сносной, «человеческой» жизнью, а вот днем…
… Днем творилось что-то невообразимое.
… Бог знает что!..
Отношения между ними менялись и как-то развивались в сторону… в идиотскую сторону, надо сказать!..
Нет, поначалу Маня вела себя с Лешей даже несколько свысока – в силу своего руководящего положения «медработника» и вообще – «хозяйки дома». Потом – снисходительно по отношению к выздоравливающему «больному», щадила его.
Следующая стадия – старалась быть просто на равных, пытаясь установить с ним нормальный, достойный стиль отношений.
… Но не давался он, хоть застрелись!
Больше того, как-то так пошло, что с каждым днем Леша, на глазах набирающий силы, на глазах же и наглел. Грубил и дерзил – окончательно «забивая» Маню и «переигрывая».
Дело в том, что Леша оказался «игрун». Неуемный озорник и весельчак. То ли шило у него было в заднице или в другом месте, то ли просто развлекался… Но как факт – Леша классно «зажигал», умело организуя милые, где-то даже душевные ежедневные «семейные» склоки и перебранки – своего рода увлекательную «дневную дискотеку», искрометный «танцпол».
Он легко одерживал верх. Из их дневных «схваток» победителем всегда выходил он.
Сцены и «номера» – практически одни и те же, изо дня в день, в тех же декорациях. Репертуар ограниченный, но устойчивый, разговоры повторялись зеркально и неизменно – вариации на тему. Но рос напор и, соответственно – «накал страстей». «Диджей» Леша оттягивался умело. Верховодил легко и без усилия, набирая обороты и наращивая темп во время их «дневных дискотек», и вконец так разошелся, что Маня окончательно «ослабла». Неловко защищаясь и вяло отбрехиваясь, она сдавала позиции одну за другой.
То, что он повторялся, Лешу, видимо, мало волновало.
Да и Мане легче от этого не было, и дела не меняло.
… Или он все более и более странно на нее действовал?… Дело было в ней или… в нем?
Фиг его знает.
Маня уже плохо соображала и уныло плелась в хвосте событий, не совсем отчетливо понимая – что же, собственно, происходит?…
А Лешу было не остановить. Он «зажигал» – во всех смыслах. Во-первых – тем, что упорно не уходил. А во-вторых – в прямом смысле. Но – исключительно днем. И кстати, был неправ, когда говорил, что у них с Маней – все как у людей, как положено.
У них-то как раз все шло шиворот навыворот. Народ обычно днем – серьезен и работает. А вечерком, после трудового дня – расслабляется и оттягивается, кто как может. А у них – с точностью до наоборот: неслабый «оттяг», вдохновенно режиссируемый Лешей – каждый Божий день.
А вечером…
Абсолютно другая жизнь и «иной» Леша – каждый Божий вечер.
И по кругу, по кругу… День за днем.
Без малого – два месяца.
… Так-то.
* * *
Произошло событие, которое можно отнести в разряд знаменательных – Верка нанесла им визит.
Последнее время Маня с ней общалась, но дозировано, вела себя осторожно и на контакт особенно не шла – держала дистанцию. Вера позванивала, но ненавязчиво, проявляя такт. Маня всегда ее благодарила за помощь и по телефону и когда изредка встречала на улице, по пути на станцию.
А тут как-то Маня встретила Верку у магазина. Они разговорились и пошли обратно вместе. Расспросив Маню что да как, Верка ловко подвела к тому, что ей пора, наконец, нанести им «визит вежливости» и обмыть окончательное выздоровление «больного».
… Короче, Вера напросилась. Не удержалась. Если честно, ее мучило ужасное любопытство. Ей страшно хотелось посмотреть на месте как там что у Мани, и главное – на ее мужика, в выздоровлении которого она, Вера, принимала самое живое участие. Взять хоть одно его появление в поселке – нестандартное и захватывающее… Даже муж Толик его видел – когда транспортировал домой к Мане, и дед – когда приходил лечить. А она, Вера – нет. И еще – Манин муж так и не уехал, жил в поселке, но никуда не ходил – никто и никогда его не видел.
Интригующая и загадочная история, как и все – по Вериным смутным подозрениям и ощущениям, – что связано с соседкой Маней, несколько необщительной и местами даже нелюдимой, но все равно очень симпатичной.
Словом, Верку распирало, и она, «положив» на свойственные ей деликатность и такт, почти императивно сообщила, что заглянет к ним ненадолго – отметить успешное завершение «дела».
Маня про себя вздохнула и покорилась. Сочла, что должна удовлетворить Веркин жгучий интерес. Отлично понимая – той смертно надоело безвылазно торчать в Николаевке, она мается со своим большим животом, не знает, куда себя приткнуть, ей скучно и нечего делать.
С другой стороны – она действительно сильно помогла. Неизвестно, чем кончилось бы, если бы не Верка с ее мужем Толиком при машине и дедом-хирургом. Она была вправе рассчитывать на благодарность и внимание к себе – в тех формах, в которых ей хотелось и было приятно.
Из дома они еще раз созвонились, уточнили время и забили стрелку.