- Кто ты?! Я умираю! Кто?!

   - Тебе нравятся мои статьи?

   Артем хищно склонился над упавшим Станиславским, заходясь от хохота, водя своими лезвиями по его телу, искромсанному и кровавому. Август умирал. Умер.

   Сколько прошло времени? Так же светила луна, полная, мрачная, так же блестели звезды. Схватившись за грудь и шатаясь, Станиславский побрел к дому.

   Вдруг увидел нечто и остановился, замер. Дом был ярко освещен, в комнатах горело электричество, было полно народу, слышались разговоры, смех, музыка. Гости прибывали и прибывали, они материализовывались из пустоты, из мерцаний в ночном небе. И, как пассажиры у вокзала, толпились у крыльца, и партиями вваливались в жилище Августа. Дом не может вместить столько людей!

   Он подобрался к жилищу сзади, заглянул в окно. Знакомые лица! Все это работники газет, журналов, радио, телевидения, словом - коллеги. Некоторых знал лично, о других был наслышан, с теми шляпочное знакомство, прочих не знал вовсе.

   О! Вот где свиделись! В собственном доме! Алексей Талансков! Непревзойденный мастер лжи и провокаций! Представитель виртуозной демагогии, крикун и забияка! А вон, в темном кто? Невозможно поверить! Сам Малоян! С помощью лингвистических манипуляций легко превращает черное в белое, властитель миллионов сердец, душа компаний и скрытый подхалим. Какие люди! Какие люди!

   А это? Не может быть! Он протер глаза. Сюзанна... Сюзанна?! Они сближаются с Малояном, обнимаются как друзья. У всех мохнатые лапы, а у Сюзанны еще и резиновая перчатка!

   Августу стало трудно стоять, так как приходилось подниматься на цыпочки. К тому же боялся, что заметят. Но любопытство сильнее страха.

   Тут и там сновал Артем, раздавая бокалы с вином и закуски. А Виктор во фраке неторопливо беседовал с группой ведущих телевизионных передач.

   Часы на стене показывали три.

   Из темноты видно было, что стеклом, на подоконнике, лежало завещание дяди, со строчками, подчеркнутыми Августом красными чернилами: и после моих похорон, тебя будут навещать наши друзья. В три часа! Таков обычай. А ты - мой Наследник!

   Сегодня тот день. Три часа. Снова Август заглянул в дом. И вот кого не ожидал увидеть - тех самых музыкантов! Они жизнеутверждающе тянули песенки, от которых увеличивается статистика самоубийств.

   Из-под ног тянуло мятой и шалфеем. Красиво торчали в лунном блеске головки гладиолусов. Во флигеле разрывались собаки.

<p>

7</p>

   Приснится ведь такая дрянь! Тело, словно после скачек, разбито, в суставах ломота. Язык шершавый, утолщенный, раскалывается голова.

   Сухой кашель возник у Августа и остро болело в груди. Он со стоном пошевелился и приподнял простынь. Ясно, подхватил простуду - плохо болеть весной.

   Солнечные зайчики гуляли по дому, по постели, он жмурился и мысленно посылал все к чертовой матери. С охами и ахами поднялся, прошуршал тапочками на кухню, где висит аптечка. Достал баночку американского аспирина, вынул две таблетки, и, запрокинув голову, проглотил не запивая. Вяло умывшись, кое-как приведя себя в порядок, выхлебал горячую чашку чая. Пора на работу.

   Путь к редакции не близок, нужно было ехать троллейбусом, и через десять остановок - выходить. В троллейбус его занесло волной пассажиров, он чихал и почесывал зудящий нос. Пожилая, крикливая, с морщинами на шее женщина остановилась напротив, требуя оплатить проезд. Он рылся в карманах, а денег не было. Сгорал со стыда. У него ныли кости, ему было плохо. И когда должен был провалиться от насмешек - появился спаситель, редакционный художник Эдичка, который и купил билет.

   Эдичка - отзывчивый и добродушный парень, интересовался здоровьем Августа, сочувствовал ему и успокаивал. До редакции оставалось немного. Они плелись по бульвару и их забрызгивало водой из поливальной машины.

   Над подъездом старинного трехэтажного здания, построенного при царе Горохе, висела черная вывеска:

   РЕДАКЦИЯ ГАЗЕТЫ

   "ВЕСТНИК"

   Станиславский с Эдичкой разбрелись по местам. Эдичка - налево, в мастерскую под лестницей, Август - прямо, на второй этаж. В кабинете работало четверо: Саша Невклюд, Игорь Сыроедов, Маша Витальева и Станиславский. Его стол находился у окна, в свободные минуты он наблюдал за движением бульвара, за потоками машин. За гуляющими парочками, фланирующей молодежью, за энергичными бизнесменами, за озабоченными домохозяйками - все это вызывало интерес. Кое-какие лица начал узнавать, например, господина с дипломатом, в солнцезащитных очках и в соломенной шляпе. Он проходил трижды в день: в половине десятого, в половине первого и в семнадцать тридцать. Ни разу за шесть лет не было случая, чтобы он изменил заведенному правилу. И Станиславский, с большой степенью точности, сверял по нему часы. Или вот прихрамывающая дама с тростью. Её золотисто-рыжие волосы, собранные в копну, венчаются пластмассовым гребнем. Ее Август видел один раз в день, утром. Она не придерживалась графика в отличие от господина с дипломатом. Или еще шофер погнутого в аварии микроавтобуса - паренек, но уже со сверкающей сзади лысиной, с сигаретой в зубах и усталыми глазами. Или мороженщицу, девушку, у которой для будущей женщины имеется все: и в бюсте, и в талии, и в ногах, и особенно в личике. Неделю Станиславский наблюдал, как она подкатывает холодильный сундучок с мороженным и торгует под окнами редакции, а в перерывах между распродажей, поглощает свой пломбир. Причем делает это с вожделением, будто не мороженным торгует, а шлакоблоками, и вот дорвалась.

   Август поздоровался со своими и сел. Саша корит:

   - Тамару видел? Обиделась. Мог бы найти время. Приходили все.

   Тамара Вячеславовна - ответсек, работа редакции на ней. А на день рождения Август не попал, стукнуто тетке пятьдесят два. Маша и Игорь поддержали Сашу. Станиславский отмахнулся и, насилуя себя, принялся изучать письма читателей.