Доктор сделал необходимые распоряжения и толпа удалилась в следующую палату. В обед, когда Станиславского все же развязали, к нему прорвались Саша Невклюд, Эдичка, Игорь Сыроедов и Маша Витальева. Он ощипывал подарочные апельсины и вникал в производственные новости. К вечеру звонил Артем и Виктор, ему разрешили побеседовать с ними по телефону. Телефон стоял в фойе, и, возвращаясь в палату, Август уловил диалог Аполлона Герасимовича с другим доктором, ему незнакомым.

   Аполлон Герасимович:

   - Черт-те что! Город об этом только и бубнит!

   Тот:

   - Ну да, ну да. Ведь передавали по радио со ссылкой на SNN! Американцы врать не станут, у них это не принято.

   - И что за наследник? Чей? Бред! Бред!

   - Бред... - согласился тот.

   Аполлон Герасимович:

   - Что у нас завелась чертовщина, это правда. Творится такое - разберется дьявол. Или, как его, наследник, будь он неладен.

   Чужой:

   - А вы знаете, Аполлон Герасимович, существует следующая версия. Вся эта информационная брехня и мерзость, кою вываливают на наши головы мировые газеты, телевидение, радио, интернет - скапливается где-то в пространстве, сбивается в ком и порождает другую мерзость, нечистую силу. Я готов согласиться с данной теорией! Ведь человеческую мысль, как, к примеру гравитацию, не пощупаешь пальцами, и все же мысль - это продукт, на который затрачена некая энергия. А раз так, то и исчезнуть бесследно, по моему мнению, она не должна, просто это не материальная категория. Существует, я думаю, два вида энергии: темная и светлая. В наш век фейков, лжи и всевозможных бедствий, у человечества больше плохих мыслей, больше выделяется темной энергии, и это питательная среда неизученных сил. Чем чаще мы думаем о плохом, тем сильнее раскачиваем лодку. Ведь проанализируйте, даже землетрясения случаются там, где неспокойная социальная обстановка. Собирается, так сказать, критическая масса плохих мыслей, и - бах! Катаклизмы...

   - Ну, вы допустим, батенька, преувеличиваете...

   Станиславский не дослушал разговор, его разыскивала медицинская сестра, и он засеменил в свою палату номер семь. Там, закрывшись изнутри, сорвав больничный халат и оставшись в красном обтянутом трико, ласково погладил семипалую лапу, рассмеялся.

   Втянув побольше воздуху, выпорхнул через форточку в вечернюю прохладу, в бабье лето, в осень. Он кружил над Москвой, где быстро опускалась ночь. С разных сторон неслись Артем, Виктор, Сюзанна и многие другие - сбивался в стаю "Орден журналистов номер семь".

   Воздух свистел в ушах.

   В Санкт-Петербург! На инаугурацию!