— Представляешь, что творится, — радовался Израиль Соломонович, — это же мы до любой цели на территории Германии можем дотянуться.

— Ну, на это я бы не рассчитывал, — высказываю свое скептическое отношение к прозвучавшей новости, — в следующем году немцы поставят на поток свои турбореактивные истребители Ме-262 и нам опять придется вспомнить о ночных бомбардировках.

— Турбореактивные истребители? Так они должны в 44-ом появиться? В НКАП об этом знают? — Директор авиационного завода сначала смотрит на меня с интересом, а потом в его глазах появляется понимание. — А…. Так это поэтому к вам на завод из Москвы конструкторы приезжали? Ну да, турбовинтовые двигатели и турбореактивные в своей основе имеют одинаковую конструкцию.

— Вот именно, — киваю в ответ.

— Интересно, каких скоростей с помощью этих двигателей достигнет авиация?

— Теоретически с помощью турбореактивных двигателей, можно достичь трех тысяч километров в час, — пожимаю плечами, — ну а на практике можно и еще исхитриться. Вот только нужно ли это, ведь на таких скоростях летчик просто не будет успевать среагировать. На первые роли выйдут не скорость и маневренность, а системы вооружения.

— Ну это еще не скоро, — Хмыкнул Левин, — нам скорости еще лет двадцать осваивать.

— Вот видите, вы и сами все знаете.

— Так предсказать не трудно, и так видно как дальше развитие пойдет, — кивает он и тут же рукой показывает на ту часть сборочного цеха, которую освободили от истребителей, — видишь, два стапеля для Пе-10 ставим.

А и точно, цех не просто так от части собираемых истребителей освободили, на освободившихся площадях сборочного цеха уже стояли две конструкции, на которых и будут собирать корпуса новых бомбардировщиков.

— Это что, к концу года парочку уже соберете?

— Если поставщики не подведут, — улыбается директор, — надеюсь, с двигателями проблем не будет?

— А когда они были? — Мрачно смотрю на него. — Разве на две машины двигателей не найдем? К сроку не только штучно будет, серию запустим. Или вам раньше надо?

— Нет, раньше не надо, — вскидывает руки Израиль Соломонович, — а то станут сроки до выпуска сокращать.

Вместе с ним прошлись к стапелям посмотрели как продвигаются работы и отметили, что все идет как планировалось.

— Что там с женой у тебя, — наконец не выдерживает Левин моего мрачного настроения.

— Да черт его знает, — машу я рукой, — уж полмесяца прошло, а мне так и неизвестно в чем ее обвиняют. Такое впечатление, что с арестом поторопились, а теперь пытаются хоть что-то из пальца высосать. Боюсь, как бы к ней особые методы допроса не применили.

— Так вроде сейчас не тридцать девятый год, — насторожился Израиль Соломонович.

— Да, не тридцать девятый, — соглашаюсь с ним, — но что-то с этим арестом непонятное происходит. Время военное, не должны долго дознание производить, а тут тянут чего-то.

— Хм, действительно непонятно, — задумался директор, — завтра позвоню в НКВД, поинтересуюсь судьбой наших работниц, вроде как ущерб производству, ведь они самых хороших специалистов арестовали.

— Был бы вам благодарен, — киваю в ответ.

Не представляю, как конкретно будет вести разговор Левин с начальством из НКВД, но думаю все это бесполезно. Мне кажется, гораздо больше пользы будет от нашего местного отдела НКВД, если от директора могут и отмахнуться, то от своих сослуживцев это будет сделать сложней. Кстати, один запрос от них уже поступил, получили отписку, что ведется следствие, скоро будет второй запрос, и тут уже следователю придется хоть как-то объясняться. А время идет, не знаю, как там Катя себя чувствует, но думаю, ей приходится не сладко.

На днях обратился в партком завода, думал помогут, хотя бы запрос пошлют. Но нет, председатель парткома решил, что вмешиваться не в праве.

— Пока следствие идет, мы делать запросы не будем, — сказал он мне.

Ну, да, был бы я в партии, тогда бы обязательно запрос сделали… для того, чтобы разобрать этот случай на партийном собрании. Нет уж, пока не надо нам такого счастья. Так и ходил я эти дни как в воду опущенный, всю работу забросил, что-то там делается в КБ и в экспериментальном цехе, но что конкретно не слежу. Да и зреет что-то в руководстве завода, директор подозрительно в мою сторону косится, наверное, скоро будут выводы делать. Это у нас умеют, хлебом не корми. А и пусть, может быть тогда насчет Катерины дело с мертвой точки сдвинется, ведь для того, чтобы вынести вопрос на обсуждение нужно прояснить ситуацию с женой, а для этого надо сделать запрос в следственные органы.

Хм, однако недооценил я наш партком, они решили без запросов обойтись. Ну-ну, флаг в руки.

В общем-то, рассказывать про заседание парткома особо нечего, зачитали, осудили, написали ходатайство о снятии с должности по причине «политической незрелости». Все как в советских фильмах шестидесятых годов. Теперь ждут ответа из Наркомата, так как только там могут снимать и назначать главных конструкторов, посмотрим, что они ответят. А пока потихоньку стал выбираться из депрессии и вновь обратил внимание на экспериментальный цех, ибо в других цехах мое появление теперь не приветствовалось. Ладно, раз такое дело, снова займемся усовершенствованием технологии производства турбинных лопаток. Во-первых: надо полностью автоматизировать процесс их литья, а то расход гелия получается заоблачный (надо бы перейти на аргон, но для этого потребуется целое производство городить). Во-вторых: надо продолжить эксперименты с жаропрочными сталями, ибо то, что используется сегодня далеко не лучшее для двигателей. Ну и в-третьих: пора подбирать жаропрочные покрытия, без них в будущем мощность двигателей не поднять.

Кстати, жаропрочные покрытия это вопрос не ближайшего будущего, так что с этим можно не торопиться, но и затягивать тоже не стоит, там сложные технические проблемы надо решать, одно только создание промышленного электронно-лучевого оборудования чего стоит. Так что, работы еще много.

Двадцать седьмое сентября подполковник ГБ Хайлов Николай Степанович был назначен временно исполняющим обязанности начальника УНКГБ — УМГБ по Иркутской области, так как предыдущий руководитель полковник Гавриш был срочно направлен на Украину. Кого как не его было назначать на эту должность, ведь он занимал должность зам начальника УНКГБ по железно дорожному транспорту, так что выбор был очевиден. Так-то все понятно, надо налаживать работу на освобожденных территориях, но делать это в такой спешке все же не стоило, тем более срывать руководителя УНКВД по Иркутской области. А ведь работы хватало и здесь, во время войны в Иркутске участились хищения с предприятий, торговых точек и складов. Частенько случались разбои и грабежи, участились кражи личного имущества. Не всегда все ладилось с раскрываемостью, следственная работа тормозилась нехваткой кадрового состава. Многие преступления долгое время оставались нераскрытыми. Однако более-менее сносный правопорядок в городе удавалось обеспечить. Немало проблем доставляли дезертиры и уклонисты от военной службы, несмотря на патриотический подъём, такие тоже были, страх за свою жизнь, перевешивал даже самое суровое наказание в случае их поимки, за дезертирство полагался расстрел, но они, тем не менее, шли на такой отчаянный поступок.

— Да, — смотрел он на список дел находящихся в производстве, — тут надо либо как-то ускорять работу следователей, либо отказываться от части дел, которые проходят по «мелким статьям». Вот, к примеру, утеря имущества заведующим хозяйством дома культуры — двенадцать штор, общая стоимость две тысячи четыреста рублей. С одной стороны халатность и за это следует наказать, но с другой, шторам этим уже восемнадцать лет, да и ткань, которая шла на их изготовление такая, что использовать на личные нужды не получится. Понятно, что сняли и положили куда подальше, чтобы потом списать, да забыли со временем, а может и списали, да документы затерялись, а тут наткнулись на их отсутствие при инвентаризации. Или вот еще, пастух не уследил за стадом, и пара буренок наелась какой-то там ядовитой травы, классический случай. Конечно, пастуха наказать надо, чтобы следил лучше, но дело-то явно не уголовное и следователей на него отвлекать не следует, а то сидит несчастный, суда ждет.