— Урри!

Осторожно перевернулся на спину. Полежал, набираясь сил.

— Я найду тебя, малыш.

Он опять пополз вперёд, превозмогая боль и сдерживая нарастающее отчаяние. И дополз.

Воздухпосвежел, а затем Каспар услышал шум и понял, что это такое. Он ещё быстрее заработал израненными руками и ногами, продвигаясь вперед на истерзанном пузе. Как же здесь прошёл его Урри, по этим убийственным лезвиям, скрытым под слоем вонючей жижи?

«Что-то сожрало твоего пса, а затем уползло прочь на брюхе, закованном в прочный хитиновый панцирь.»

Каспар даже мотнул лохматой головой, отгоняя ужасные мыслеобразы, и сразу же разбил висок об очередной острый выступ. Он зажмурился, претерпевая приступ боли, и опять пополз. Шум раздавался всё ближе, луч фонаря выхватил впереди тёмное пространство, за пределами границ круга подземного лаза. Каспар прополз ещё метров пять и нора кончилась. Он вывалился из дыры, словно окровавленный крот — упав на каменный мокрый пол и беспомощно раскинув руки и ноги. Он так устал и настолько сильно поранился, что даже не боялся. Всё, что он хотел — это найти свою собаку. Где-то, за каменными сводами пещеры, в которой он оказался, шумело море. Где-то впереди и немного сверху. С трудом сдерживая стоны, он приподнялся на локте и осветил лучом фонаря окружающее его пространство. Долбанная пещера. Мрачный каменный мешок. Коричнево-красные слоистые стены. Что же это за камень такой. Камень, который убивает непрошенных гостей. Сказочная Кроличья Нора. Но где же пузырёк с надписью «Выпей меня»? Каспар сейчас с удовольствием бы выпил.

— Урри!

Он встал, и, пошатываясь, направился вперёд, держа в одной руке строительный молоток а в другой фонарик, луч которого уже начал слегка помаргивать; скорее всего в элементы проникла влага. Сейчас он погаснет, и всё. Отчаяние вновь овладело им. Он обыскал всю небольшую пещеру. Все её закутки, скалящиеся острыми уступами, словно кровожадный слоёный пирог.

«Ты сам здесь в качестве жратвы».

Он не нашёл терьера, но зато нашёл колодец. Ещё одну дыру, что своими очертаниями напоминала хищное, морщинистое ротовое отверстие плотоядного червя. Он направил туда луч своего фонарика, и сначала ему показалось, что бездонный провал пуст, и заполнен лишь могильной чернотой, но капли бурой жижи, стекающей с его волос, упали вниз и по поверхности разошлись медленные круги. Колодец был заполнен водой. Нет, не водой.

Чем-то, что выглядело, как вода.

Что-то пугающе вязкое, мутно-матовое, и абсолютно не пропускающее внутрь себя свет фонарика.

Это жидкое желе воняло, как выгребная яма.

И было что-то ещё. То, что таилось там, в глубине этой дыры.

То, что забрало его собаку.

Каспар понял, что если промешкает ещё хоть некоторое время, то тоже погибнет. То, что пряталось сейчас в колодце, выйдет и заберёт его. Он стал осторожно отступать, двигаясь спиной, держа колодец в луче фонаря и крепко вцепившись в рукоятку молотка. Отойдя на несколько шагов он развернулся, и стараясь не поддаться панике и не броситься наутек, громко крича от страха, медленно скрылся в глубине подземной залы.

Вскоре обнаружился широкий проход, уводящий прочь, и, судя по нарастающим звукам морского прибоя, выводящий из чрева скалы. Каспар шёл по узкому коридору, часто останавливаясь и прислушиваясь. Ему казалось, что он слышит хлюпанье и скрежет, там, позади себя.

«Оно идет за тобой, ему мало собаки; чтобы насытиться, ему нужно твоё сердце.»

Куски багряных стен, выхватываемые из мрака лучом фонаря, складывались в причудливые, фантасмагорические образы. Каспар видел, как, созданные игрой света и тени, со всех сторон к нему тянутся уродливые лапы со страшными изогнутыми когтями, а с потолка спускаются гибкие хвосты, заключённые в шипастые хитиновые сочленения. Наконец впереди забрезжил блёклый свет, но прежде, чем Каспар вышел из расселины, он минул полузасыпанный арочный свод тесной каменной камеры. Он остановился, посветил по углам и стенам лучом фонарика и, удостоверившись, что внутри никто не притаился, вошел внутрь комнаты.

На сланцевом, изрезанном многочисленными трещинами полу валялся ворох тряпья, в углу корчился колченогий стул, на котором стояли ржавая миска и старая, оплетенная лозой, пузатая бутыль. На кривом выступе стены прилепился огарок толстой свечи. Синеватый язычок умирающего пламени слабо подёргивался. В глубине коридора опять раздалось шарканье и отвратительное хлюпанье. Ужас снова пробежал по спине Каспара волной холодных мурашек, и он бросился прочь из камеры, туда, где бледным пятном виднелся выход.

Расселина, выводящая прямо в море, оказалась настолько узкой, что Каспар едва протиснулся наружу. И остановился, погрузившись по колено в воду, и беспомощно озираясь. Тусклый свет ноябрьского сумрачного дня ослепил его, будто яркое солнце. Твёрдые камни под ногами вдруг пропали; он едва удержался на краю скалистого уступа, чуть было не соскользнув в глубину.

«Урри выбрался здесь и поплыл домой».

Каспар собрался оттолкнуться от пропадающего дна и поплыть, огибая глубоко вдающийся в залив выступ, как вдруг увидел еле заметную ленту бордюра, вьющегося по краю неприступных скал. Он побрел по этой ненадежной тропинке, рискуя оступиться и упасть в воду. Он шёл, цепляясь израненными руками, одна из которых всё ещё сжимала рукоятку молотка, за слоистую бурую стену. Тропа привела его на тот самый плоский камень, на который спускались дикие звери — пить мутную и пресную морскую воду. Как будто в лесу не было воды. Каспар безнадёжно оглядел поверхность мокрого камня, устланного клочками водорослей и пятнами белого птичьего помёта. Тут не было ни его терьера, ни его шляпы.

Чьё-то приближение он скорее почувствовал, чем услышал. Что-то двигалось к нему, но не следом. Оно спускалось по проходу, по лесной тропе, вырубленной в теле скалы. Каспар замер, сжимая молоток.

И оно показалось.

Гротескная фигура, тощая и уродливая. Мертвенно-бледное лицо, полускрытое под грязно-белым, пожелтевшим остроконечным колпаком, обладало тонкими, как у эльфа, чертами. Холщовое серое рубище, без ворота и рукавов, едва прикрывало красные, воспалённые колени. Обнажённые руки и ноги, синеватые, как у покойника, с набухшими чёрными узорами вен. И глаза, абсолютно лишённые радужки и белков; чёрные и блестящие, как два кусочка антрацита.

Каспар сделал шаг вперёд.

— Простите за беспокойство, но вы, случайно, не встречали здесь мою собаку? Понимаете, мой малыш потерялся.

4.

Каспар ткнул пальцем, вымазанным в мясном соусе, кнопку приёма вызова, но она не сработала.

«Speak English Or Die», — возопил айфон вокалом Билли Милано, призывая Каспара попытаться еще раз.

— Привет, извини за задержку.

— Вау, старина, привет. У меня хорошие новости. Мы можем начинать. Я жду не дождусь, когда окажусь в твоём новом логове, и обниму твое дряхлое тельце. Я купил для Урри...

— Нету Урри.

На другом конце замолчали. Голос Оскара, когда тот заговорил вновь, звучал настороженно и удивлённо.

— Что случилось, дружище?

— Он пропал, Оскар. Ну да ладно. Пока что оставим это. Нам надо выполнить намеченное. Я жду тебя, как и договаривались. Приезжай.

— Эх, старина...

Оскар немного помолчал, выдерживая приличествующую случаю скорбную паузу и произнес совсем уж безрадостно:

— Ладно, не горюй, я скоро буду, и мы что-нибудь придумаем, окей?

— Окей, — сказал Каспар и дал отбой.

* * *

Каспар стоял в позе скучающего ковбоя, прислонившись к распахнутой входной двери, и заложив большие пальцы обеих забинтованных кистей рук за огромную медную пряжку толстого ремня, плотно охватывающего его стройную талию желтоватой полосой искусно выделанной змеиной кожи. Закрытому фольксвагену, фургону, что рыча и переваливаясь с боку на бок, выбирался сейчас из грязной лужи, в которую превратилась подъездная дорожка, явно сильно досталось. Его чёрный матовый корпус такоблепила грязь, будто автомобиль принял участие по соревнованию среди наикрутейших внедорожников, где-нибудь в ужасных восточноевропейских болотах, и вышел победителем. Глубокая вмятина, содранная краска и остатки древесной коры в царапине на правом боку свидетельствовали, что микроавтобус познакомился со стволом одной из местных дерзких елей.