Оно взметнулось вверх, будто голова напавшего вампира, настигшего свою жертву и уже смыкающего клыки на её шее. Страшное белое лицо с блестящими агатовыми глазами, полускрытыми под надвинутым на них острым колпаком.

Взметнулось из мрака ночи и прижалось к стеклу. Каспар протяжно вскрикнул, отшатнулся, а потом, сильно размахнувшись, втащил кочергой в проём окна.

3.

Он как раз разбирался с последствиями ночного сражения — убирал осколки под разбитым окном, когда на лесной дороге послышался шум, и вскоре из-за поворота показался грузовой микроавтобус. Прибыли заказанные им стройматериалы. Из грузовичка вывалились пара неряшливых экспедиторов и водитель, который проклинал лесную дорогу и изгоев, что добровольно отправляются жить в такие дебри. Каспар проигнорировал провокационные комментарии, но, принимая заказ, отметил сильный запах алкоголя, исходящий от работников. Теперь он только и ждал любой оказии, мало-мальски серьезного повреждения товара при выгрузке, чтобы отыграться и устроить пьяницам вагон неприятностей. Однако те своё дело знали. Вскоре коридор оказался заполнен аккуратно сложенными досками, рулонами изоляции, листами и упаковками отделочного материала, мешками со смесями, банками и кейсами с инструментами. Урри пришлось запереть на кухне, чтобы не путался под ногами у грузчиков, и его возмущенный лай вызывал у Каспара очередные приступы утренней мигрени. Вскоре работники закончили, Каспар поставил пару закорючек в накладных, и автобус медленно укатил. На прощание водитель опустил окно —поведать Каспару своё мнение о лесных фриках, проживающих в угрюмых уединённых домах. После их отъезда Каспар освободил из заточения собаку, и, порывшись в доставленных материалах, с удовлетворением обнаружил пару подходящих листов фанеры. Он начал с разбитого окна.

Он работал два дня, не покладая рук. Пилил доски, забивал гвозди, ввинчивал в стены крепёжные винты, возился с отделочными панелями, красил и собирал нехитрую мебель. Утром третьего дня его посетил агент. Круглые зелёные очки блестели, окружая того аурой безмятежного, болотного спокойствия. На стол в гостиной легли идеально заполненные и заверенные по всем правилам бумаги.

— Поздравляю, теперь вы — полноправный хозяин этого дома.

Поданная им Каспару рука на ощупь напоминала дохлую лягушку. Пожелав новоиспечённому владельцу процветания, агент укатил прочь. Каспар завороженно взирал вслед малолитражному ситроену с невозможно низкой посадкой, который преодолевал грязь, ухабы и выбоины в размокшей от непрерывных дождей дороге с лёгкостью тибетского йогина, проносящегося над заснеженными вершинами Гималаев.

Каспар трудился ещё пару дней, делая перерывы лишь на еду, прогулки с собакой и сон. Он даже прекратил злоупотреблять бурбоном. Но на шестой день строительства у него кончились продукты. Каспар небрежно побрился, сменил заляпанную краской, цементом и клеем рубашку на чистую футболку с репродукцией картины Питера Брейгеля на груди, изображающей кретинского вида старуху в белом чепце; сунул Урри на переднее сидение и нагрянул в городок, в бакалейную лавку.

— Вы прикончили этих тварей? — дружелюбно поинтересовалась матрона, но осеклась, увидев рисунок на его груди, и больше не проронила ни звука.

Расчёт они произвели в полном молчании. Каспар надеялся, что она не успела отравить его продукты.

И снова последующие двое суток пронеслись в трудах и заботах. Каспар с облегчением отметил, что осталось совсем немного, скоро всё будет готово.

А на девятый день пропал Урри.

Это случилось хмурым утром, на улице снова лил холодный ноябрьский дождь, а Каспар работал, обустраивая подвал. Он как раз добрался до дальней стены помещения и принялся разбирать нагромождённый там хлам, чтобы получить доступ к углу, как вдруг маленький терьер, будто что-то почуяв, метнулся в самую середину этого завала и просто исчез. Словно и не было никакого пса. Каспар, до которого смысл произошедшего дошёл не сразу, некоторое время ожидал появления своего питомца, замерев у кучи хлама, а потом, когда тревога наконец-то захлестнула его, бросился разбирать баррикаду. В сторону полетели полусгнившие одеяла, сломанные стулья, коробки, заклеенные полосками прозрачного скотча, пустые картинные рамы, гнилые деревяшки, всё быстрее, быстрее и быстрее.

— Урри! Урри!

Хлам, откидываемый им в приступе паники и нарастающего бешенства, разлетался по всему подвалу. Под деревянными ящиками обнаружился ржавый гриль на изогнутых ножках. И ящики и гриль врезались в стену, брошенные с убийственной силой. Огромный цветочный горшок последовал за ними, разлетевшись десятком глиняных черепков.

— Урри!

Голос Каспара превратился в сдавленный хрип. Его пёс никогда не подвергался хоть какой-нибудь серьёзной опасности. А теперь просто исчез.

— Урри!

Впустую. Руки и ноги безвольно повисли, во рту пересохло. Слезы выступили на глазах. Коробка, утверждающая, что внутри неё находится телевизор Грюндиг, отлетела в сторону от пинка ноги, обутой в заляпанные краской кеды. Пластиковый мешок покатился по земляному полу, роняя вонючее, скомканное тряпье. Ржавый таз и пожелтевшая фарфоровая раковинаоказались последними препятствиями. Перед Каспаром возник сокрытый прежде угол, обложенный полуобвалившейся штукатуркой. Под её неровными слоями виднелся красный кирпич. У самого пола в стене чернела дыра. Каспар обречённо опустился на колени. Тошнотворный запах - это первое, что он почувствовал. Отвратительной гнилостной вонью тянуло из мрачной норы, в которой исчез его пёс. Старые одеяла тут не причём. Каспар чуть подался вперёд.

— Урри, малыш, иди сюда.

Он замолчал, вслушиваясь. По ту сторону явно что-то было. Какой-то шум, неясный, приглушённый и очень далекий. Неважно, что там, сейчас Каспар хотел только одного — он хотел найти свою собаку. Он вернулся на середину подвала, заваленного раскиданными вещами и стройматериалами, порылся в инструментах, взял молоток и мощный фонарь. А потом полез в дыру.

Вначале проход представлялся вполне просторным: Каспар вполне мог передвигаться на четвереньках. Но уже метров через семь стены резко сузились и лаз устремился вниз. Нора заросла переплетёнными меж собой спутанными корневищами, его ладони и колени вязли в мокрой земле. А вскоре, когда туннель сузился настолько, что Каспару пришлось лечь на брюхо и ползти, проход превратился в кошмарную дыру. Каспар барахтался в грязи, коренья стегали его по лицу и путались в длинных волосах. Он смахнул со лба комок прилипшей грязи, и брызги зловонной жижи немедленно попали ему в глаз. Он выругался и остановился, пытаясь протереть лицо куском майки, вытащенной из под ворота рубашки. Прислушался. Тишина.

— Урри!

Крик вышел какой-то сдавленный, порыв ярости прошёл, остались страх и тревога. Вонь просто невозможная. Каспар попробовал дышать ртом, чтобы не чувствовать запахи, но его моментально вырвало прямо перед собой. Он прополз прямо по своей блевотине, сейчас это заботило его меньше всего на свете. Что-то острое пронзило ладонь, он выхватил руку из бурой жижи и отерев об фланель рубахи на груди, поднес её под свет фонарика, зажатого в зубах. Порез. Сильный. Он осторожно пошарил другой, здоровой рукой в густом, вонючем киселе впереди себя. Острые слоистые обломки. Сланец. Каспар не был силён в геологии. Или что-то такое же острое. Что-то, из чего делали свои каменные топоры эти, как их там... Неандертальцы, во. Что-то способное отрезать его орешки и разодрать его брюхо в кровавые лоскутья. Стены тоже поменялись. И потолок. Отовсюду торчали хищные выступы горной породы. Он не сможет проползти вперед.

Проклятье, но Урри то смог.

Каспар натянул рукава рубахи на открытые ладони, молоток засунул за пояс джинсов, зажал в зубах фонарик и вновь двинулся вперёд, чувствуя, как острые камни впиваются в его тело. Полз он долго, и уже не чувствовал боли в рассеченных ладонях, ляжках и коленях. Хорошо, что яйца пока всё ещё целы. Даже если бы ему необходимо было вернуться назад, он бы не смог это сделать. Вонючая нора была слишком узка, чтобы развернуться. А проползти весь путь назад раком он бы не смог. Холодная жижа немного смягчила боль. Каспар чувствовал, что получил пару сильных ран — левая ляжка, колено и правое предплечье горели, сам он слабел с каждым метром. Не в силах больше ползти, он остановился и выплюнул фонарь.