Мужчина с коротким ёжиком седых волос, чуть приподнял вверх свои круглые, странные очки с зеленоватыми стёклами и устало потёр переносицу.

— Конечно, инспектор, я всё понимаю. Хорошо, я готов.

Он кивнул на стальную коробочку диктофона, прячущемся среди кофейных чашек, папок с бумагами и кипой фотографий.

— Нет, Мортем, я тоже устал. Просто пара вопросов.

Инспектор щёлкнул выключателем, коробка тоскливо мигнула красным огоньком и умерла. Он уставился на своего собеседника долгим, внимательным взглядом. Тот невозмутимо отвечал ему бесстрастной зеленью своей оправы.

— Вы часто бывали в Ормехул-хаузе, чаще других. Работали с ним. Скажите, что там действительно происходит, как вы думаете? Скажите прямо, как думаете. Я знаю вас уже четверть века и, обещаю, всё, что вы, хм, ты, скажешь, всё это останется между нами.

— Обещаете? Слово офицера и старого друга?

Зелёные стеклышки слабо сверкнули.

Инспектор поднял бровь. И кивнул.

— Запечатайте шахту. И снесите дом. А потом забудьте о произошедшем, как о страшном сне. Подробностей от меня не ждите. Но я даю вам единственно правильный совет. Сделайте это и можете спокойно спать.

Инспектор побарабанил пальцами по папке с бумагами.

— То есть, сразу плод. Пути не будет. Хорошо, Мортем, я тебя услышал, ты можешь быть свободен.

Седой мужчина встал и они пожали друг другу руки. Они и правда были друзьями.

— Одну минутку, Мортем.

— Слушаю тебя, Андре.

— Как мне снести дом? И избавиться от шахты?

— Всё не так просто, мой друг. У меня есть пара мыслей и я с удовольствием поделюсь ими с тобой. Кстати, заходи ко мне сегодня вечером, мы отлично проведём время и посмотрим фильм. Новый и весьма захватывающий фильм. Ужасно захватывающий. И позови с собой Денниса, сто лет его не видел. Жду вас в десять.

* * *

Лес пронзили лучи противотуманных фар, установленных на крыше внедорожника, что въезжал на лесную полянку, надёжно спрятанную в чаще от посторонних глаз. Трое мужчин, закутанных в длинные, до пят дождевики, вышли из салона, погрузившись в мокрый ковёр седого мха по щиколотку. Постояли, выкурив по сигарете, которые приходилось прикрывать ладонью — с неба лило уже неделю. Потом достали лопаты и начали копать, сначала одновременно, а затем, когда яма достигла глубины могилы, по очереди, сменяя друг друга. Наконец они закончили и вернулись к автомобилю. Пакетов было много. Вся задняя часть салона завалена чёрными пластиковыми пакетами. Они вытащили несколько и приволокли к краю ямы.

— Сначала плёнки, технику, одежду и бумаги.

Пластиковый пакет отправился вниз. Потом ещё парочка. И ещё. А потом содержимое десятилитровой канистры. Все трое отступили назад. Полыхнуло так, будто разверзлись врата ада, и наружу, из свежевыкопанной могилы, сейчас полезут поджаренные черти. Но никто оттуда не выполз. Пламя скоро пожрало всё ему предложенное и затухло.

— Теперь наши пассажиры.

Следующие мешки оказались похоронными пакетами — теми самыми, на молнии, которые используются для транспортировки трупов. Они смачно чавкали и хлюпали, пока летели вниз.

— Да знай я хоть одну молитву, ито не произнес бы её над этой могилой. Это были изуверы и маньяки.

Толстый коротышка плюнул в яму и взялся за лопату.

— Угу. Бизнесмены, — согласился самый высокий из них, выправкой подозрительно напоминающий полицейского.

Он принялся помогать товарищу.

— Да, так и есть. Утончённые отморозки. Наверняка педерасты. Но надо отдать им должное. Я никогда не видел, чтобы люди сражались так яростно и отважно с тем, на что и взглянуть-то страшно.

Голос третьего звучал гнусаво и надтреснуто, будто кваканье лягушки. Он протер круглые стёкла своих очков и поспешил на помощь подельникам.

* * *

— Луиза, дорогая, подойди, пожалуйста.

Паскаль бросил гордый взгляд на новые обои и водрузил широкий кожаный ремень на ржавый крюк, где ранее висела пугающая голова какого-то лося. Или оленя. Паскалю она нравилась, но Луиза нашла в меху что-то копошащееся и олень, то есть лось, был уволен. Теперь на стене, оформленной унылыми минималистическими обоями, зловеще раскачивался его концертный Джексон, растопырив изогнутые рога.

Луиза вошла танцующей походкой, неторопливо покачивая бёдрами и грациозно переставляя свои умопомрачительные ноги, обтянутые облегающим чёрным трико. Длинные вьющиеся волосы распущены, на полуобнаженной, глубоко декольтированной груди матово поблескивала цепочка зловещего фетиша.

— Ммм, — бархатно мурлыкнула его жена, приблизившись к столу над которым склонился её мужчина.

— Любовь моя, что скажешь? Можно ли с этим что-нибудь сделать?

Длинные пальцы гитариста любовно оглаживали раму старинной картины. Пальчики женщины, такие же тонкие и гибкие, как и пальцы Паскаля, но более изящные и увенчанные острыми ноготками, покрытыми чёрным лаком, нежно прикоснулись к древнему холсту. Луиза замерла. Из полу-приоткрытого, прекрасно очерченного рта, высунулся хищный кончик алого языка и прошёлся по изгибу чувственных губ.

— Ах, где ты нашёл эту прелесть?

— Висела и пылилась. Она прекрасна, не находишь?

Она не ответила, пальцы, ощупывающие холст, пробежались по изображённым фигурам испуганных людей, опустились на размытый силуэт в центре, и замерли. Потом мелко задрожали. Паскаль обеспокоенно взглянул на жену и заметил, что её губы так же слегка тряслись. Он отдернул руки жены прочь и развернул лицом к себе. Она побледнела, а в огромных миндалевидных глазах стояли слёзы.

— Мне показалось... — начала Луиза, но не договорила.

Раздавшийся детский крик подействовал на обоих супругов, как веская пощёчина. Они, толкаясь и мешая друг другу, выскочили из кабинета и бросились по коридору к открытой массивной двери, что вела в подвал. Детский крик стих, Паскаль и Луиза, громко выкрикивая имя дочери, преодолели крутую лестницу и...

— Это мои мама и папа, — произнесла симпатичная девочка лет восьми, обращаясь к чёрно-белому пёсику, которого она обнимала за шею.

Оба милых создания — девочка и собака — сидели на полу в самом дальнем углу подвала, и с интересом взирали на запыхавшихся мужчину и женщину.

— Это Урри, волшебный пёс, и теперь он — мой.

— Хмм, — произнёс Паскаль, приближаясь и придирчиво оглядывая пса.

— Эмм, — вкрадчиво вторила ему Луиза, подкрадываясь вслед за мужем.

— Моя ненаглядная, откуда взялся этот милый пёсик?

Девочка встала и важно указала на еле приметную, маленькую дверцу в стене.

— Оттуда.

— Хмм.

Паскаль склонился над дверью, а потом приоткрыл её, исследуя проход. Он восхищенно присвистнул.

Луиза присела рядом с собакой и протянула вперёд руку.

— Я Луиза.

Пес посмотрел на неё умными, карими глазами и вложил свою лапу в протянутую ладонь. Девочка засмеялась, запрыгала и захлопала в ладоши.

— А почему такое имя, дорогая моя?

Девочка указала на шею пса. Луиза повертела тонкий кожаный ошейник, украшенный серебряными косточками. На каждой имелась гравировка —«Урри».

— Мне он нравится. Что скажешь, Паскаль?

— Паскаль?

Распахнутая дверца слегка поскрипывала, Паскаля и след простыл. Луиза бросилась к тёмному проёму, за ней вприпрыжку последовала её дочка, радуясь новой игре. Урри лишь оскалился и скосил глаза вслед своей новой хозяйке, но они уже не были прежними — собачьими, карими и преданными. В глазных впадинах плескалась кромешная, непроглядная тьма — вязкая, бездонная и безнадежная, как червоточина в преисподнюю.