Мое солнце.

Впереди высилась громада станции легиона, настоящий замок без фундамента и макушки, разместившийся во мраке между Гододином и его одинокой серебристой луной. Мы летели вниз головой, так что Гододин вместе со станцией были над нами, и при переходе на более высокие орбиты мы как бы поднимались сквозь хрустальные небесные сферы.

Я задумчиво разглядывал далекие звезды. Пропавшие легионеры почти наверняка погибли, и наше задание изначально было обречено на неудачу. Воспоминания о миссии на Эринии реяли надо мной, как альбатрос – вестник беды. Там я тоже искал пропавших людей – и нашел. Но их настигла участь хуже смерти. Они были превращены в механических марионеток, суррогатный обслуживающий персонал – СОПов на службе экстрасоларианцев. Нам удалось найти несколько сот выживших мужчин и женщин, которых еще не успели преобразовать. Но это были считаные крохи. Несмотря на призрак Сириани Дораяики, накрывший Империю бледной дланью, я подозревал, что за исчезновением легионеров тоже стоят экстрасоларианцы. Кхарну Сагаре заплатили плотью за сделку с Аранатой Отиоло. У него было достаточно биоматериала, чтобы создать два легиона рабов-химер, а компания с Эринии – МИНОС – работала над механическими улучшениями для сьельсинов. Для Сириани? Или Бич Земной был не единственным сьельсинским вождем за доской? В Империи многие предпочитали думать, что играют со сьельсинами в шахматы или друажу, переставляя рыцарей, пешки и ладьи. Но в игре участвовало больше двух игроков, это точно.

– Получено разрешение покинуть орбиту, мэм, – сказала начальник связи Феррин, чей пост располагался у меня за спиной.

Я не стал оборачиваться, не сводя глаз с Гододина и своего солнца.

– Хорошо, – коротко, четко ответила капитан Корво. – Лейтенант Коскинен, приступайте. Курс на сорок градусов от лунной орбиты. Придерживаемся эклиптики.

– Так точно.

– Лейтенант Уайт, вы получили координаты для гиперпространственного скачка?

– Да, мэм.

– Хорошо.

Несмотря на то что иллюминатор передо мной был имитацией, он симулировал вид за окном. Мостик «Тамерлана» располагался в передней части брюха корабля, почти на носу, защищенный сверху тяжелой надфюзеляжной броней, а снизу – основной оружейной батареей, поэтому я смотрел сквозь лес стволов и щитовых проекторов, торчащих, словно пальцы. Они напоминали мне о готических ужасах «Демиурга», о железных солдатах, подобно изваяниям святых или горгульям защищающих парапеты затерянного храма.

Станция легиона, напротив, была белой и чистой. Есть что-то удивительное в том, как светит солнце в космосе. В безвоздушном пространстве свет не преломляется и не меркнет, сияет ярко и ослепляет, словно лазерный луч. Он придавал доку неестественный вид, делая его похожим на выгравированный на поверхности город. Я посмотрел вверх – то есть вниз – на военные крейсера и фрегаты, транспортники, эсминцы и штурмовые корабли. В лучах солнца они казались чернее, чем космическое пространство.

– Это наш конвой? – спросил Александр, занимавший место рядом со мной.

Он указал на четыре корабля, поднимавшиеся со станции к верхней орбите, на которой мы находились. Мы должны были опередить их, чтобы они пристроились за нами, последний раз обогнуть Гододин и устремиться в гравитационный колодец, во Тьму и неведомое нам будущее.

Я знал названия кораблей. «Гордость Замы», «Андрозани», «Кирусин» и «Минтака» капитана Веруса – замыкавший караван тяжелый крейсер длиной более пяти миль. Но даже он казался крошечным на фоне планеты и простиравшейся за ней необъятной тьмы.

– Он самый, – ответил Бандит.

Ему, как начальнику службы безопасности, во время путешествия делать было почти нечего, и поэтому он присоединился к нам на мостике, чтобы посмотреть за прыжком в варп.

Я обрадовался, что принц с моим ликтором помирились, и приветствовал Бандита кивком.

– «Из городишек далекой страны мы пришли…» – процитировал я, глядя, как другие корабли спускаются – поднимаются – к нам.

– Это… классический английский? – спросил Александр.

– Не тот ли парень, которого ты постоянно поминаешь, Шекспир, или как его там? – добавил Бандит.

– Киплинг[5], – помотал я головой и объяснил, в чем символизм этого стихотворения, хотя из нас троих лишь Бандит был из маленького городка. Через мгновение я спросил: – Все ирчтани в фуге?

Бандит сложил руки. Он так и не привык к официальной форме и был в привычном просторном кафтане.

– Так точно. Окойо руководит процессом. Вскоре после прыжка останется только необходимый персонал. Ты тоже в морозилку?

– Не сразу.

С некоторого времени я взял в привычку не ложиться в фугу, пока не проведу хотя бы полгода в сознании. Слишком частая заморозка грозила повреждениями мозга и криоожогами.

– Есть работа, – пояснил я.

На самом деле мне лишь хотелось побыть вдали от бюрократов и аристократов. Меня часто посещала мысль, что наши древние предки зря открыли способ продления жизни на сотни лет. Я был еще молод, но уже достаточно стар, чтобы испытывать отвращение от политики и тому подобных вещей.

Больше я об этом не задумываюсь.

– Значит, нас таких двое, – сказал Бандит. – Я тоже улягусь в числе последних, а проснусь первым, как только окажемся у цели.

План был таков, чтобы разбудить весь персонал, когда мы окажемся в секторе, где расположен ретранслятор. Бандит, как начальник службы безопасности, должен был обеспечивать порядок и не допустить трений между девяноста тысячами человек и тысячей ирчтани. Впрочем, от своих людей я никаких глупостей не ожидал.

– Тридцать секунд до перехода на субсветовую, – объявил лейтенант Коскинен.

– Присядьте, ваше высочество, – сказал Бандит принцу, отводя его в сторону. – Супрессионное поле включено, но тряхнет все равно не по-детски.

– Двадцать секунд, – вновь раздался голос рулевого.

Я не следил за тем, что делают окружающие, продолжая наблюдать за кораблями наверху – внизу. Я был достаточно натренирован, чтобы удерживать равновесие на борту корабля.

– Подтверждение с «Минтаки», – сказала Феррин. – Они готовы следовать по нашему курсу.

Я отставил одну ногу назад, почти как фехтовальщик в защитной стойке.

– Десять секунд до запуска основного субсветового двигателя.

Гододин по-прежнему миролюбиво смотрел на меня, неменяющийся и кажущийся неуязвимым, как и все планеты. Я вдруг вспомнил о Рустаме, имперской колонии, где мы нашли указания, как попасть на Воргоссос. Вспомнил гноящийся черный шрам на лице планеты, где когда-то был древний город.

Нет, планеты вовсе не были неуязвимы.

– Пять секунд. Три. Две. Одна. Пуск.

«Тамерлан» дернулся, я ногами почувствовал, как могучая конструкция содрогнулась от рева запущенных двигателей. Солнцами вспыхнули термоядерные горелки. Я представил, как какой-нибудь гододинский крестьянин в этот миг поднял голову – не важно, был сейчас день или ночь – и увидел в небе второе солнце. Я даже не пошатнулся, оставшись твердо стоять у окна, в то время как планета медленно уплывала от меня.

Наконец она осталась позади. Впереди простиралась тьма. Когда смотреть осталось не на что, я по центральному проходу подошел к голографическому проектору капитана. В воздухе призрачно мерцала голубая схема окружающего пространства с Гододином, его спутником и космической станцией. В центре красной точкой горел «Тамерлан», перемещаясь по дуге мимо луны.

– Хорошо, что все позади, – сказал я, остановившись напротив Корво.

– Знаете, а я начинаю понимать Валку, – ответила она с саркастической усмешкой, держась за край голографической камеры. – Чем больше времени мы проводим среди имперских бюрократов, тем сильнее я удивляюсь, что Империя до сих пор не развалилась.

– У нас есть все, что нужно? – спросил я, внезапно почувствовав желание сменить тему, как будто меня пристыдили.

– Видели бы вы бардак, который творился, когда загружали ирчтани, – хмуро ответила капитан.