– За подобное мастерство стоит выпить.

Охотник не ответил отказом, вспомнив бойню, что тогда устроил, и как по чистой случайности выжил.

Джувенил, наблюдая за Тархельгасом, не понимал, к чему все эти разговоры и любезности. Он – охотник, они – банда, которую надлежит судить согласно законам и кодексу. Все проще, чем могло бы быть.

Тархельгас тем временем принял вторую стопку.

– Видел ваших лошадей в конюшне, – выпил ее залпом. – Могу предположить, что у вас найдется одна на продажу.

– Восемь серебра.

– Четыре, – Тархельгас не собирался отдавать за лошадь металл, равноценный двум человеческим жизням. – Я охотник, а не владыка откатника.

– Мы справимся и так, – вмешался Балес. – Нам не нужны…

– Твой подопечный много болтает…

– Так говори со мной.

Предостережение мужика было полностью проигнорировано охотником, и тот был вынужден продолжить торги:

– Шесть серебра.

– Пять.

Главарь банды раздумывал над предложением, при этом смотрел Тибурону точно в глаза. Правда, выдержать пустой и холодный взгляд охотника не смог. Было в нем что-то пугающее. Будто бы тот может без особых причин выхватить меч и на деле доказать, почему в котлах его прозвали Отрубателем Голов.

– Идет. Говорят, глейдехин не бывает бывшим, так что я готов уступить.

Тибурон достал с пояса небольшой мешочек, как раз тот, что потерял Балес, и положил на стол пять монет.

– Даешь металл вперед? Первому встречному?

– А ты каждому предлагаешь выпить? – переспросил Тибурон. – Предпочту вам довериться, чем потом убивать за конокрадство.

Предупреждение охотника, смешанное с угрозой, было услышано. Возымело нужный результат, и банда теперь подумает дважды, прежде чем идти против него.

– Присоединишься к нам?

– После вырубок хотел бы спокойно насытиться и отдохнуть, но вы слишком веселая компания для меня. Нет желания мешать. Буду благодарен, если твои люди придержат тот дальний стол, пока я подыщу себе лежанку на ночь.

Мужик удивился, да так, что этого не могло скрыть даже изуродованное лицо. Или так он злился? Балес всматривался и не мог понять его реакции.

– Уважение, доверие, благодарность. – Он глянул на своих подельников. – Такое чувство, будто мы не в котлах вовсе, а слегка ниже Рубежной. Баб сейчас отмоем, переоденем в платья, а сами сбреем бороды и будем пить столичные помои.

Кто-то из команды поднял его на смех, и к нему тут же присоединились остальные.

– Ладно, – главарь остановил своих и сделал вид, будто доволен сказанной шуткой, – давай попробуем вести себя как порядочные люди.

Тархельгас коротко кивнул ему, поднимая сумки с пола. Балес последовал за ним к хозяину очага. Комнаты, по счастью, были, но охотник взял одну на двоих, после чего они поднялись наверх.

Едва закрыв за собой дверь, Джувенил собирался наброситься на Тибурона с вопросами касательно того, что произошло внизу и каким образом его деньги оказались у охотника, как вдруг Тархельгас опередил Балеса.

В присущей ему манере.

Развернулся и всадил кулаком в живот так, что парень безвольно повис на нем, на время забыв, как дышать. Возможно, даже раскрылись раны на груди, но охотнику было плевать.

– Я говорил тебе держать рот на замке? – Он схватил парня за шкирку, словно щенка, чтобы тот не упал. – Смерти хочешь, едва избежал ее?

Тархельгасу пришлось тряхануть Балеса, чтобы добиться от него ответа.

– Это разбойники, – парень тщательно подбирал слова, восстанавливая дыхание, – всего шестеро. Мы бы справились.

– Я вот насчитал восьмерых. – Охотник выпустил Балеса, и тот уперся в стену, чтобы устоять на ногах. – А ты ранен, и толку от тебя маловато. Предписания тоже нет. Или предлагаешь убивать и кидаться на каждого, кого считаешь виновным?

– Уж они-то…

– Каждый там внизу в ответе либо за убийство, либо за воровство, либо за насилие, каким бы оно ни было. Можешь пойти и смело вырезать весь очаг – не ошибешься. Вот только как скоро ты поставишь против себя все поселения котлов?

Джувенил постепенно приходил в себя, слушая охотника и его нравоучения.

– Сводя каждый разговор к дерганью клинка из ножен, тебе не выжить.

Тархельгас пусть и не сразу, но взял себя в руки. В одном лишь гневе не было никакого смысла. Так до парня ничего не дойдет.

– Каков главный критерий выживаемости?

Балес молчал. Не знал или не хотел говорить, поэтому охотник сам ответил на свой вопрос:

– Приспособление к условиям, в которых ты оказываешься. Говори как они, выгляди как они, веди себя как они. Прячься на виду.

– Но если ты приспособишься, – Джувенил отдышался, – то изменишь себе. Своим принципам.

– Принципы, убеждения, – охотник усмехнулся, словно эти слова – пустой звук для него. – Еще скажи о своей несгибаемой верности.

– За такие понятия не жалко умереть, – парировал Балес.

– Неужели от твоей благородной жертвы цель или принцип станет важнее, а верность – крепче? Что это докажет? Лишь то, что у тебя не хватило сил жизнью доказать свое убеждение. Не умирай за цель – живи за нее.

Балес не понимал до конца, как с произошедшим внизу можно было и совместить верность своим принципам, и не развязать драку, которая определенно бы закончилась кроваво, но в словах Тибурона, несомненно, был смысл. Смысл, что ему только предстояло познать.

– Искал меня, желая научиться? Пройти Ахора Крамего? Так вот, сейчас мы спустимся, сядем за стол и выпьем. А ты будешь молча наблюдать, как быть одним из них и выжить. Считай это своим занятием по «Культурной вариативности народов Лагигарда».

– На лекцию в столице точно не похоже, – сухо ответил Балес, поправляя плащ, что вновь разошелся по швам.

– Будь у тебя желание их посещать, ты бы остался там, а не сунулся с головой в котел.

Охотник и кастодианин, усевшись за стол, спокойно пили, окруженные гулом очага. Точнее, пил Тархельгас, закусывая по редкой необходимости, а Балес осилил лишь две стопки едкого самогона, и то только потому, что его практически заставили. Теперь парень жадно заедал это дело поджаркой с мясом, благодаря ВсеОтца и Мать, что ему не придется довольствоваться готовкой Тибурона. Не то чтобы тот плохо готовил, но его еда скорее поддерживала жизнь, чем насыщала желудок.

Можно сказать, парень наслаждался, забыв обо всем. Как же мало ему стало нужно для счастья.

Он молчал. Возможно, действительно следовало послушаться Тибурона и понаблюдать за очагом. Однако его внимание, когда оно не было поглощено содержимым тарелки, приковывал сам охотник. Тот осушал стопку за стопкой, но не преследовал цели напиться как таковой. Может, старался забыться или от чего-то бежал.

Что же могло заставить такого человека следовать слепому желанию пасть в небытие?

Балес практически ничего не знал о Тархельгасе. Все сведенья, что он собрал, были неполными, старыми или вымышленными. Ни отец с рассказами о юношестве Тибурона, ни истории о Рыцаре Воющего Ущелья не говорили о том, кто он на самом деле. Не отражали действительности и той суровой реальности, которая подмяла Тархельгаса под себя.

Балесу же было необходимо узнать, кем Тибурон стал в итоге. Его миссия зависела от этого.

Парень в очередной раз решил завязать разговор, но, понимая, что шанс у него всего один, сомневался, с чего начать.

Спросить, как у охотника оказались его деньги, или попытаться вытянуть историю о прошлом? Ведь парень, даже находясь при смерти, до мельчайших подробностей помнил, о чем Тархельгас тогда поведал ему. Вопросов была масса, и лишь один верный.

Но какой?

– Если вы не собираетесь мстить отцу, тогда почему позволяете идти с вами? Не думаю, что документ по Ахора и ваше имя в углу что-то значат.

Вечность. Казалось, именно столько охотник обдумывал вопрос парня, не торопясь, расправляясь с поджаркой. Может, он был слишком пьян, чтобы соображать.