– Принцесса Астисия передает пламенный привет, – заговорил Оидэ. – Покуда ты жив, мы не дадим скучать. И если вдруг подумал, что твои испытания остались позади, то придется тебя разочаровать.

Тибурон раскорячился на снегу, сплевывая кровь, практически не слушая их.

– Одевайся. – Арихард пнул его в бок, нисколько не пытаясь смягчить удар. – Теперь мы втроем повязаны.

Так началось служение Тархельгаса в крепости Воющего Ущелья. Хотя на деле это походило на бурлящий котел, что стал для него реальным.

Сложно оспорить факт того, что видовое разнообразие существ долин Лагигарда поражает своей радикальной вариативностью и уникальностью, какой аспект мы бы ни взяли для рассмотрения.

В тех землях можно найти созданий, чье существование противоречит здравой логике. Таких как хэос (гниющий) и его восстановленную форму – хадхэн хэотаг (костяник), с их возможностью к видоизменению после поедания мертвой плоти. Или глас фамхаир (серые гиганты), способных выживать в лютые морозы высоко в горах без еды и воды. И полную им противоположность – фуакор (упырь), распространяющих вирус, что плодит себе подобных из любого живого существа. Не стоит также забывать о бхуид урнаих (молельщицы) – женщинах, которые, по преданиям, помнят слова молитвы безликих жрецов, а на деле не имеют с человеком ничего общего.

Однако из всего вышеперечисленного я привык выделять вид, который считаю особенным и, возможно, самым древним, что появился на просторах мира Рогарридала.

Наоидхеан Фала Геалаич (НаоФалГеа) – дитя кровавого луна, или, как жители долин его называют, волколак, – изначально не был отдельным видом существ. Мои исследования показывают, что это последствия стремительной мутации вследствие внешнего воздействия на окружающую среду после обрушения молитвы жрецов.

Не открою тайну, сказав, что воздействию подверглись именно волки, обитавшие в тех суровых краях, которые сами изменений не претерпели. Как ни удивительно, решающим в этом вопросе стало появление человека.

Укусы таких зверей порождали в теле вирус, что преображал людей, обращая их в наофалгеа. После сами носители вымерли, отчего невозможно и по сей день отыскать ни живых особей (изначальных волков), ни их тел.

Но, несмотря на десятки фактов, это предположение остается лишь теорией.

Вот же что мы знаем наверняка (из рассказов местных жителей, личных наблюдений и бесед с теми, кто видел этих созданий вживую).

Наофалгеа – существо изменчивое, способное приспосабливаться, однако в первые зимы (кровавые луны) своего перерождения зависящее от положения небесных тел.

Первая форма внешне не отличима от человека, и даже тесный контакт не позволит выявить волколака среди обычных людей. А вот сам обращенный обладает повышенной силой, выносливостью, устойчивостью к ядам, чутьем во всех формах и феноменальной (по человеческим меркам) скоростью восстановления тканей. Реакция на серебро в этой форме проявляется острее, чем у людей, но слабее второй и третьей стадии.

Здесь сознание и разум полностью подконтрольны обращенному.

Вторая форма – смесь человека и волка, где его силы, равно как и слабости, возрастают. Первые обращения происходят только в полный лун, и особь практически полностью подчинена звериным инстинктам. Лишь с зимами способность контроля возвращается к человеку, а обращение становится свободным. По неподтвержденным фактам волколак может обрести способность говорить на языке, понятном человеку (подобное не встречалось мной ни разу). Кроме того, только эта форма при укусе порождает себе подобных, передавая древний вирус.

Есть теория, что степень контроля молодой особи напрямую зависит от уровня бешенства существа, его обратившего.

Подобный вид встречается крайне редко, предпочитая проявлять себя лишь за редким исключением или когда процесс обращения неконтролируем. В остальном они держатся особняком, оставаясь в тени лесов и гор.

Третья форма – самая опасная из перечисленных.

При наступлении кровавого луна особь не способна обратить процесс вспять и контролировать инстинкты зверя, поэтому жители долин (как, к великой удаче, однажды и я сам) неоднократно видели их появление в деревнях или местах захоронения, где те питались. Предположу, что не заметить гигантского волка, чья высота в холке может достигать двух метров, весьма сложно.

Мощь особи достигает своего предела. Слабость к серебру губительна (но прежде предстоит пробить плотную шкуру, которая сравнима с самым крепким кожаным доспехом). Укус убивает. В редких случаях у жертв, что остались живы, порождает страшное бешенство (данные не подтверждены). Контроль в этой форме невозможен. Свободное обращение вне кровавого луна – под большим вопросом.

Судя по местам, где были замечены вторые и третьи формы, зона обитания этого вида – Нетронутая долина. Видимо, именно там стоит искать общины наофалгеа (а они, несомненно, имеют место быть), как и первопричину их появления (изначальных волков).

Вопрос лишь в том, что ими движет, раз они покидают свою долину. Голод, простое любопытство, новые территории или борьба за выживание против других видов?

Тут же следует упомянуть, что в среде своего обитания наофалгеа стоят не на вершине пищевой цепи, а вне ее. Это лишний раз говорит о неестественном видообразовании как их самих, так и всех существ долин в целом.

Исследование тех тел (второй и третьей форм, которые не меняют облика после смерти), что с таким трудом удалось получить (порой кажется, что убитых особей умышленно скрывают от глаз людей), подтверждает, что появление данного вида – процесс неестественный и его невозможно повернуть вспять. Лекарства не существует (опыты с мертвыми тканями положительных результатов не дали).

Изучение данного вопроса считаю бессмысленным, поэтому следует больше внимания уделить их повадкам, способам сосуществования с людьми, детальному процессу обращения и физиологическому строению организма.

Лучшим из вариантов вижу лишь поимку живой особи (желательно второй формы с опытом обращения не менее десяти зим) для подробного наблюдения.

Также следует затронуть вопрос…

1367 з. н.н. Изрытый котел. Западное направление вырубок от поселения Лихих Каида

Проснулся Тархельгас внезапно. Резко. Так, словно его окатили ледяной водой.

Отдышавшись и осознав, где находится, он понял, что сам не помнил, на чем закончил рассказ и когда уснул. Какую часть поведал, а какая была сном.

Поднявшись с грубой лежанки с топором в руках, Тибурон лишний раз убедился, что, кроме него и Таги, в пристанище больше никого нет. Разве что Джувенил Балес. Парень лежал без движения, склонив голову набок. Возможно, даже не дышал.

Балеса охотник не проверил. Не стал и близко подходить, лишь думал о том, сколько времени поспал. Попытался отстраниться, прислушиваясь к привычному для него завыванию ветра и снега.

На улице разыгралась метель.

Плохое время для дороги, но хорошее для охоты. Буран всегда приносил кого-то в котлы. Добычу, иногда нечисть, а чаще убивал самонадеянного охотника. Тархельгас до сего лика и сам не раз возвращался обратно с пустыми руками, но, в отличие от многих, он все же возвращался.

Может, это было неразумно и глупо, но Тибурон понимал, что застрял в пристанище как минимум на пару лик, и с учетом пути до ближайшего поселения еды ему могло не хватить. Особенно если Балесу удастся перебороть жар.

Достав из сумок Таги с виду обычную палку, он натянул тетиву, придав ей изогнутую форму, так что теперь она напоминала лук. Оттуда же он достал три стрелы – все, что у него было, и все, что ему нужно для охоты.