Противники схлестнулись еще раз.

Спрятавшись за деревьями, Балес нервно сжимал меч охотника, выжидая очередной момент. До этого были лишь тренировки в столице и ни одной схватки за свою жизнь, что определенно давало о себе знать. Произошедшее в долине не в счет. Парень не знал, когда вступить. Не чувствовал ритма, наблюдая за тем, как человек и тварь котла утаптывали снег на крохотной поляне. Страх, сомнения, адреналин – вот что сейчас владело им. Тактике здесь просто не нашлось места.

Он видел, как Тархельгаса, несмотря на весь его опыт, теснили, защита проседала, а щит будто бы прибавил в весе. Без поддержки ему не выстоять.

Именно эти мысли заставили Балеса решиться на атаку. Не самый удачный момент, однако им вновь удалось провести костяника.

Существо оступилось, едва не завалившись на бок. Размахнулось руками по широкой дуге в разные стороны, но до охотника с парнем не дотянулось.

Джувенил скрылся вновь, выжидая, пока Тархельгас отвлечет его.

Костяник начинал слабеть, и парня поглотил азарт. Ощущение скорой победы над врагом, как и над своим страхом, заставило его забыть об осторожности.

Напав со спины, он ударил дважды, а не единожды, как велел охотник, отчего ожидаемо замешкался. Свист, поднявший за собой снежный всполох, щелчок – и хвост рассек плащ, куртку, легкую кольчугу и плечо парня.

Увидев это, Тархельгас поторопился с атакой и, не заняв нужной позиции, позволил костянику сбить себя с ног. Тот кинулся, следом обрушив длинную лапу в снег, куда повалил охотника. Лишь по воле случая или того, что Тархельгас успел отклониться, когти не задели головы, а, раздирая капюшон, потащили по земле, с неимоверной злостью отбросив прочь от себя.

Костяник оказался ранен, ослаблен и ослеплен яростью, которая окончательно погасила остатки его разума. Мысли, что когда-то могли присутствовать в голове этого существа, исчезли. Лишь инстинкты.

Он не понял, куда откинул охотника, а после первых же попыток отыскать того среди деревьев заметил поднявшегося на ноги раненого Балеса.

Рывок, стремительная атака.

Джувенил парировал ее, едва успев уйти в сторону, но использовать клинок, к которому не привык, второй раз уже не смог. Он еще как-то смог блокировать первую кисть, загнав лезвие меж пальцев, погрузив в твердую плоть, но вторая рука неотвратимо рухнула ему на грудь.

Кольчуга рассыпалась на звенья. Куртка вмиг окрасилась алым.

Атаковавший следом Тархельгас изменить уже ничего не мог.

Зажав топором кисть костяника, он увел его от заваливавшегося парня, не позволив добить. Грубый удар тыльной стороной щита в грудь – и сразу шаг назад, поднимая его для защиты.

Блок.

Сразу второй замах. На этот раз сбоку, также угодивший точно в щит, однако прижавший охотника к дереву, лишив маневренности.

Казалось, Тархельгас загнан в угол, но еще при втором блоке он перехватил рукоять и, едва врезавшись в дерево, контратаковал по широкой дуге, загнав лезвие топора в колено, и выбил ногу из сустава.

Крик боли, вырвавшийся изо рта существа, больше напоминал хруст ломающихся костей вперемешку со сталью, что разом сунули в молотильню. Он выдавил тишину прочь из леса, заложив на какое-то мгновенье уши.

Последовал неистовый удар, преисполненный злости и боли, которую не способен познать человек. Сила оказалась настолько велика, что сорвала щит с руки, разорвав перетертый ремень и едва не сломав предплечье. Самого Тархельгаса бросило в снег, не впечатав в дерево лишь по счастливой случайности.

Однако и такое падение было внушительным. Он с трудом перевернулся на спину, тут же дотянувшись до топора, когда заметил костяника, ползущего к нему.

Охотник стал пятиться назад, изо всех сил пытаясь подняться на ноги.

Страх, перерастающий в ужас, боль после тяжелой схватки, неминуемое приближение костяника. Порождение котлов волочило за собой перебитую, вывернутую неестественным образом ногу, вгрызаясь в снег обеими лапами. Оно скрежетало, приподнималось над землей, снова падало и с каждым мгновением становилось все ближе.

Так и не поднявшись, охотник отползал назад, словно барахтаясь в снегу, когда пальцами вдруг нащупал эфес клинка.

Своего же клинка.

Ничто не способно успокоить воина, как ощущение рукояти родного меча в ладони.

Чувство контроля вернулось.

Костяник подтянулся еще ближе, приподнялся, опираясь на руку, и вторую обрушил в замахе, не сомневаясь в скорой смерти человека.

Немыслимый разбег остановил парный блок меча и топора. Затем рывок в сторону, оттолкнувший лапу прочь, и охотник вгоняет топор под самую шею. Удар не смертельный – металл просто застревает меж костей, поэтому Тархельгас тут же уходит в перекате, чтобы разминуться с последующей атакой костяника.

Переломанные когти вспахивают изрытый снег, не задевая охотника, который, уже встав на ноги, со всего размаху бьет второй раз в область шеи.

И снова неудача.

Существо еще дышит, но и клинок не застревает в неподатливой плоти, что можно считать огромным везением.

Тархельгас успевает увернуться, как и костяник, который хватает того за плащ.

Рывок.

Охотник уже приготовился рухнуть в снег, но по инерции его развернуло, и тот врезался в дерево, хотя могло показаться, что его лицо встретилось с кулаком сержанта Тана. Рассеченную бровь и струйки крови он не заметил, зато отчетливо различил звук рвущегося плаща.

Так Тархельгас освободился из захвата, следом парировав бросок исхудавшей когтистой лапы.

Или же это было не парирование? Скорее блок по касательной с уходом в сторону, так чтобы разогнать клинок вокруг собственного корпуса, придав металлу максимальное ускорение.

Движение, отточенное годами, едва не ставшее для него рутиной, затухание голосов в голове, полное спокойствие, несмотря на опасную близость духа котла, и он обрушивает меч на шею костяника.

Скрежет. Хруст, сменяющийся надломом, и голова существа падает на землю, пролетев полдесятка шагов. Уже после на бок заваливается и тело, освобождая зажатый топор.

Еще одна отрубленная голова на счету охотника.

Осознание случившегося пришло к Тархельгасу далеко не сразу. Он стоял, тяжело дыша, стараясь успокоить взбесившееся сердце.

Все осталось позади. Он выжил. Как и всегда.

Подобная мысль всегда приходила лишь на мгновенье позже, чем возвращались голоса. В остальном – полная отрешенность.

Зажав меч меж плеча и предплечья, охотник вытер клинок от крови, масла и серебра, убрав в ножны. Нечто подобное проделал с топором, счищая все о лоскуты оборванного плаща.

К Балесу Тархельгас подходил скорее по привычке – отдать почести погибшему в бою с гниющим. Иллюзий он не питал.

Исход был очевиден.

– Помогите, – вдруг прохрипел парень, подняв руку над землей, и тут же без сил та рухнула обратно.

Он дышал. Слабо. Распоротое плечо, рана на лице, разорванная куртка и грудь. И все же жизнь до сих пор теплилась в нем, не позволяя холоду поглотить его.

Тибурон присел рядом с Джувенилом, уже сжимая в руке кинжал. Слов о помощи тот будто не слышал. Собирался прекратить бессмысленные мучения.

Ему уже не раз приходилось проделывать подобное.

Охотник поднес металл к шее парня, когда его взгляд задержался на ранах, что располосовали грудь, чуть дольше положенного.

Заминка.

И Тархельгас начал опять проклинать все на свете.

Тархельгас проклял все на свете, но дотащил Балеса до врат, бросив носилки, едва оказался под защитой каменных столпов.

Лошадей ожидаемо не оказалось. Хотя охотник и не рассчитывал на удачу. Куда больше его беспокоила причина, по которой Таги вдруг покинула место, где ее оставили. Может, дело в костянике?

Хотя рано думать об этом.

Тархельгас вновь склонился над Балесом, переводя дыхание и восстанавливая силы. Носилки, сделанные наспех из срубленных веток и висельных веревок, выдержали переход, а вот охотник после схватки с костяником едва преодолел весь этот путь.