– Живой?

– Не знаю, – прохрипел Джувенил, стараясь говорить как можно меньше. Он был мертвецки бледен и слаб. Глаза мутные.

Тархельгас еще у тела костяника влил в него остатки спирта, прежде обработав каждую рану и уже после перевязав тем, что было под рукой. Осмотрев порез на плече и три рваных неглубоких следа на груди, он не обнаружил никаких осколков ни от хвоста, ни от когтей. Но это ровным счетом ничего не значило.

Не считая шока, состояние Балеса казалось стабильным, и чтобы оно таким и оставалось, охотнику были нужны мази из сумок Таги. В лучшем случае его следовало доставить к поселению и лекарю, если в Лихих Каида он вообще был.

– Держись. – Тархельгас приподнял свой потрепанный плащ, которым укрыл Балеса. К его облегчению, изорванные тряпки пропитались кровью недостаточно сильно, чтобы начать беспокоиться. – Еще немного – и подлатаем тебя.

Искать Таги было лишено всякой логики. Она найдет его сама. Поэтому, толком не восстановив силы, охотник перекинул петлю носилок через плечо и потащил Балеса к поселению.

Прерываясь на краткий отдых и по возможности перебрасываясь с парнем обрывками фраз, он прошел треть пути, когда в очередной раз остановился.

– Подыхать рано, – проговорил Тархельгас, говоря уже больше с собой, чем с ним, – поселение близко.

Он только успел подойти к Балесу, как вдруг услышал шорох меж деревьев. Не с вырубок. Со стороны леса.

Охотник уже было развернулся, вытащив меч наполовину, когда увидел Таги, медленно идущую сквозь деревья и снег.

– Если бы не твоя польза, подумал бы, что ты мое проклятье.

Тархельгас убрал клинок, пойдя к лошади навстречу. Она как раз вышла на вырубки.

Так охотник заметил, что ноги лошади от копыт до колен вымазаны кровью. Ее было немного – снег почти не оставил следов, а вот алые шлейфы на морде уже успели засохнуть.

Ран на теле он не заметил. Значит, Таги кого-то добротно приложила. Возможно, убила.

– Вижу, ты смогла постоять за себя. – Он подошел к сумкам, доставая еще одну небольшую флягу со спиртом, чистую ткань и мазь, за которую торговец заломил металла как за четыре отрубленные головы. – Нам тоже оказали теплый прием. Кому-то – больше положенного. – Кивок в сторону парня.

Лучшим вариантом было как можно скорее добраться до поселения, но охотник знал, как критичны в таких случаях могут быть первые часы. Он не собирался позволить духу котлов решать судьбу парня.

– Что ты видишь? – Тархельгас задал весьма странный вопрос.

– Снег, – не сразу ответил Балес. Охотник стянул плащ. Срезал грязные тряпки. – Небо. Лик Матери. Деревья.

Он дал ему немного выпить.

– Холодно, – голос почти поник.

Раны казались чистыми, насколько мог судить Тархельгас при тусклом свете Луна. И все же тот еще раз промыл их, а потом стал наносить масло из листьев дерева, которое росло далеко на юге, за пределами владений Высших. Оно помогало. Почти всегда. Убивало всякую дрань и ускоряло заживление тканей. Так Балес продержится, пока им не займется лекарь.

У Тархельгаса был еще припасен порошок, полученный из плесени, но гарантировать, что тот сработает, он не мог. Если ему не удастся предотвратить заражение, парню не выжить.

Охотник перетянул раны. Укрыл Балеса всем, что нашел в седельных сумках, и стал привязывать носилки к лошади, когда Таги, заржав, мотнула головой. Она была обеспокоена, а Тархельгас научился верить ее чутью.

Первое, о чем он подумал, был второй гниющий, но те редко сбивались в группы, предпочитая обособленность, и держались подальше даже от себе подобных. Лишь их атаки на крепость Воющего Ущелья носили массовый характер.

Таги стала топтаться на месте, после чего до Тархельгаса донеслись первые звуки приближающейся опасности.

Нет. Это был не гниющий или костяник. Гораздо хуже.

По вырубкам к охотнику приближались люди. Десятка два или три, не больше. Каждый третий – с факелом. Среди них были и лесорубы, и простые жители. Все без разбору.

В первых рядах охотник заметил и лошадь Балеса.

– Мы слышали крик, – бросил кто-то из толпы.

– Вы убили зверя.

– И теперь должны заплатить за его смерть.

Тархельгасу был знаком культ зверя, которому негласно следовали если не все местные, то большинство. Именно поэтому он до последнего не хотел вступать в бой с костяником.

– Нужно привлечь нового зверя…

– Который будет отгонять других.

– Да! – криками поддерживали друг друга местные жители.

Охотник отметил про себя, что с ним разговаривало только трое немытых волосатых мужиков с массивными топорами в руках. Определенно лесорубы.

– Вы уже взяли, что вам причитается, – Тархельгас кивком указал в сторону лошади Балеса. Пытаться вернуть ее обратно было глупо.

– Этого мало.

– Достаточно, – спокойно и твердо ответил охотник, без лишних слов обнажив меч. Свою позицию он обозначил предельно четко.

– Ты один.

– Но четверых из вас забрать успею. – Он перекинул щит со спины, пристраивая его на левом предплечье, что ужасно ныло после схватки в лесу.

Тархельгас пытался сделать это обыденно. Так, будто был уверен, что сам перебьет всех мужчин и женщин, пришедших на вырубки. Словно резня, которая могла произойти, лишь небольшое осложнение в рутине его пути.

И это подействовало, хоть и не в достаточной степени.

– А я – пятого.

Опираясь на Таги, сжимая в руке кинжал своей касты, с носилок поднялся Балес. Пусть он был ранен и выглядел ослабленным, но он скорее походил на злобного духа гор, что спускается в котел в самые жуткие метели за человеческой плотью.

На фоне потрепанного охотника, с лицом наполовину в крови из-за рассеченной брови, смотрелся он достаточно устрашающе, учитывая ситуацию и то, через что им пришлось пройти.

– Никто из вас не встал на защиту соседей, когда тех вешали и потрошили, однако нашли в себе храбрости угрожать нам?

Прозвучавшие слова подействовали не хуже угроз, сказанных охотником. Кто-то из жителей стал прятать глаза. В свете факелов это было видно особенно четко.

Однако совесть мучила далеко не всех.

– Вы убили нашего зверя.

– Защитника. Того, кого мы знали.

– И остается лишь надеяться, что нам повезет с новым порождением котла.

– Отдайте вторую лошадь.

– Заплатите за беды, что теперь обрушатся на нас.

Толпа заметно оживилась.

– Сделайте хотя бы шаг, – предупредил Тархельгас, – и я заберу то немногое, что вы уже имеете.

Охотник встряхнул щитом, с трудом проигнорировав боль, и сам двинулся вперед.

– Оставьте лошадь себе. Одну и только одну. Иначе после меня будет столько трупов, что все создания котлов стянутся к вам. Оставьте лошадь и надейтесь, что привлечете еще одного гниющего. Тогда вам повезет. Или же запах паленой конины приманит волколака, который в кровавый лун перегрызет половину поселения. Будущее покажет. Но сейчас я спрошу: кто из вас готов рискнуть неизвестно чем и уверен, что не станет одним из пяти?

Он остановился.

Может, среди трех десятков поселенцев из Лихих Каида и были желающие испытать удачу, отобрать пожитки и завладеть лошадью незнакомца, но никто не хотел стать первым.

– Давайте! Нет желания стоять и мерзнуть здесь, пока нас не засыплет снегом, – охотник ударил мечом по щиту, сделав еще шаг им навстречу. – Ну же!

Первые ряды невольно отстранились. Попятились назад. Кто-то жался друг к другу. Три десятка страшились одного.

– Расходитесь, – Тархельгас отмахнулся от толпы, уже не сомневаясь, что у них не хватит духа, – расходитесь и выживайте дальше, покуда сможете.

Факелы с задних рядов отделились от общей массы, уходя в сторону деревни. Сперва их было несколько, но постепенно становилось больше, пока и зачинщики не повернулись спиной к охотнику, уводя за собой единственную лошадь.

На заснеженной вырубке вновь стало темно. Даже лун – и тот почти скрылся за облаками.

Лишь многим позже Тархельгас убрал меч и, скрепя зубами, снял щит. Предплечье просто полыхало.