Любитель всевозможных тусовок, неунывающий заводила и балагур Валентин Дударев впервые шёл в «Ингул» будто на каторгу.

По пути на второй этаж ему повстречалась уйма народу. Не было такого человека, с которым бы он не был знаком. Кто-то звал к себе, предлагая выпить за встречу. Кто-то протягивал руку, расспрашивая, как дела.

На всех было наплевать. Отвечал отстраненно, приветствовал чисто на автомате. И только когда схлестнулся с тем самым, пробирающим до глубины души взглядом, смог взять себя в руки и нацепить на лицо привычное выражение беспечности.

— Ничё так, опаздываете, — не упустил возможности съязвить Глеб, поднимаясь на встречу для приветствия. Ни дать, ни взять, сама вежливость. С-с-с*ка…

Марина тут же бросилась ему на шею и расцеловала в обе щеки, демонстрируя дружеский настрой.

— Это всё пробки, правда, Вал? — опередила его Военбург, не позволяя ответить в том же духе. Ладно, она поняла, что любимый без настроения, но можно и улыбнуться для приличия.

— Угу, они самые, — расположился на соседнем диване, как раз напротив Юли.

Та, заметив на себе хмурый взгляд, вмиг выпрямила спину, как тогда в машине и натянуто улыбнулась, приветствуя его кивком головы. Вал прошелся по ней взглядом, отмечая и плотно сжатые стройные ноги, и хватку, с которой Осинская вцепилась в мужа. Боится, что ли?

Мда-а-а, интересная их ждала ночка: что у Юли, что у Глеба в руках по стакану сока. С таким подходом далеко не уедешь. Он-то как раз собирался оттянуться по полной, и пока Марина заливала перед Глебом, поманил к себе дежурившего у входа официанта, приготовившись сделать заказ.

— Две порции виски, — сощурил один глаз, прикидывая в уме, сколько надо выпить, чтобы расслабиться в такой компании, — нет… лучше тащи бутылку, и-и-и… Мариш, ты что будешь?

Маринка отлепилась от Юли, вызвав у Вала ухмылку. Никогда не понимал этих бабских загонов. Виделись же сегодня, какого снова обниматься?

— Мне тоже сок. — И плюхнувшись рядом, объяснила: — Завтра экзамен, причем, у завкафедры. Сволочь, придирается к любой мелочи. Не хочу дышать перегаром.

— Правильно, — одобрил Глеб, — экзамены — это серьёзно. Я бы на твоем месте вообще остался дома и хорошенько выспался.

— Ты не поверишь, Вал предлагал тоже самое, — рассмеялась Маринка, прильнув к мужскому плечу. — Но мы ведь не собираемся напиваться. Просто пообщаемся, познакомимся, так сказать, поближе. Кстати, Сашку на кого оставили?

— Пришлось обратиться к почасовой няньке, — ответил вместо Юли Глеб, приобняв нахмурившуюся жену за плечи. — Надежда Павловна не впервой приезжает к нам, да и Сашка любит её. Так что в кои-то веки можно и расслабиться, да, Юляш?

Вал хмыкнул. Расслабиться? Они хоть знают, что это такое? Надолго же их хватит, попивая апельсиновый сок. Не, ну, с Глебушкой всё ясно, там зашторенность полнейшая, но Анатольевна…

Именно в этот момент она повернулась к нему в пол-оборота, заботливо поправляя Глебу воротник и Вал смог оценить мелькнувший в глубоком вырезе платья соблазнительный изгиб спины.

Вот вам и скромница. Вот вам и тихоня. Интересно, как это Осинский допустил подобное? Будь Вал на его месте, хрен бы разрешил. Да он бы… А что он? Спрятал бы? Вырядил в паранджу? Запретил всем смотреть в её сторону?

«Да нет, — усмехнулся про себя, отводя взгляд, — не запретил». Но и не выставлял напоказ, как это сейчас делал Осинский. Остался бы с ней дома и до утра продержал в постели. А потом бы лежал рядом, восстанавливал дыхание и, глядя в потолок, просто молчал. Молчал и наслаждался её близостью, запахом, теплом. Влекло его к ней, тянуло магнитом и приходилось упорно отводить взгляд, напоминая раз за разом, что данная женщина табу во всех смыслах.

Напряжение между сидевшей за столом четверкой не то, что вибрировало, а сыпало искрами. Того и гляди, вспыхнет, опалив всех ярким пламенем.

— Нууу, что вы такие кислые? — воскликнула Военбург, перекрикивая музыку. — Юля, Глеб, давайте выпьем, что ли? Раз вы уже перезнакомились между собой, тогда предлагаю тост, — подняла бокал, с надеждой всматриваясь в родные лица.

Вал посмотрел на Глеба, потом кивнул на бутылку виски, приглашая присоединиться, но Осинский достал из кармана ключи от машины и извиняющее сдвинул плечами, мол, извини, не могу.

Как знает, его дело предложить. Лично он уже вызвал своего водителя и теперь мог пить сколько душе угодно.

— Давайте выпьем не только за знакомство, но и за будущую дружбу, — продолжила Марина, выждав, пока все подымут стаканы. — А ещё, я надеюсь на ваше одобрение и симпатию. Знаю, неожиданно, даже знаю, о чем вы сейчас думаете, но поверьте, — подмигнула Дудареву, светясь неподдельным счастьем, — так получилось. Я и сама до сих пор в шоке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Послышались натянутые смешки и звон стекла.

Маринку поддержали. А как же? Раз пришли — уже стали на её сторону. Валу было чисто по барабану, поддержит их её родня или нет. В тридцать семь лет он мог похвастаться небедным положением, наличием собственного элеватора, не говоря уже о связях в мэрии. Что ему какое-то там одобрение? Это так, чисто для формальности. Потому что так принято, так должно быть. Для Маринки это важно, значит, должно быть важно и для него. Только… сколько не смотрел на Марину, сколько не вслушивался в завязавшийся разговор, а глаза то и дело прокладывали дорожку к зелёноглазой красавице.

Да! Да! Он помнил данную установку держаться от неё подальше. Не смотреть в её сторону; не прислушиваться к голосу; не пытаться уловить цветочную нотку духов…

Смотрел. Прислушивался. Улавливал.

Пил, дежурно улыбался на нужных моментах, изредка поддакивал, и то и дело смотрел на Юлю, подмечая с некой маниакальной скрупулезностью, как льнула она к Глебу, как гладила его бедро, скользя ладошкой от колена едва ли не к паху, и как смеялась, запрокинув назад голову.

Глеб не отставал. Обнимал жену за талию, прижимая к своему боку, целовал её волосы, шептал что-то на ухо, и от их телячьих нежностей Дударева начинало мутить. Не то, чтобы они вели себя непристойно или наигранно. Наоборот. Так и должно быть между любящими друг друга людьми, только что-то не верилось в их искренность.

Черт! Резануло по самолюбию.

То, что рожей вышел и привлекал к себе женское внимание ещё ничего не значило. Вон, Анатольевна, даже не смотрела толком в его сторону. Уже час сидят друг напротив друга, а от неё в его сторону лишь размытое скольжение по лицу да суховатая, будто выдавленная через силу улыбка.

— Может, ты не будешь так налегать на спиртное? — прижалась губами к его уху Марина, поглаживая спину.

— Расслабься, — откинулся на спинку дивана, увлекая её за собой, — я знаю свою норму.

— Прости, я не думала, что будет так напряжно, — зашептала виновато, имея в виду родственников.

— Всё нормально, Марин. Что я, не понимаю. Считай это генеральной репетицией. В пятницу будет ещё «веселее».

Девушка натянуто рассмеялась. На возникшую между Валом и Глебом напряженность старалась не обращать внимания. Чувствовала, что что-то не так, но всячески делала вид, что всё хорошо. За столом говорили только она и Юля. Спасибо, хоть тётка поддержала, не зыркала исподлобья. Хотя в ней тоже просматривалась сжатость, но это скорее из-за домашних проблем. Зная замашки Глеба, не исключено, что перед клубом они ещё и поссорились хорошенько.

— Глебыч, старик, ты ли это?! — неожиданно прогремело с боку, заставляя всех повернуться к подошедшему к ним мужчине. На вид — что-то около сорока, может больше. Короткостриженный, в меру упитанный. Держался он вальяжно, и раскачиваясь с носка на пятку, добродушно смотрел на притихшего Глеба.

Тот поднял голову, всматриваясь в незнакомца, а потом резко поднялся и радостно завопил на весь этаж:

— Цыга?.. Матвей!!! Вот так встреча!!!

— И не говори! — Последовали дружеские объятия. Сразу видно, знакомы давно. — Полчаса наблюдаю за тобой, думаю, ты не ты? Освещение паршивое, ни черта не видно. Решил рискнуть. Слушааай, — хлопнул Осинского по спине, загоготав, — сколько лет прошло, а ты ни капельки не изменился. Всё такой же сухарь.