Моргот. Это было до неожиданности неприятно. И правдиво, что ужаснее.

Леголас прикусывает щеку, стараясь сдержать поток слов, того и грозивший вырваться наружу. Лишние проблемы ему сейчас не нужны.

И, разумеется, Айнон, бывший по странному стечению обстоятельств когда-то его наставником, не мог не заметить тени, скользнувшей по лицу прежнего ученика.

— Что такое, принц? — ухмылка гуляет по тонким губам, в карих глазах вспыхивает странное чувство, понять которое Леголас не может, как ни пытается. Нечто среднее меж предвкушением, довольством и холодной насмешкой. Так смотрят на диковинную загнанную зверушку, с отстраненным интересом наблюдая за тем, что она сделает дальше. — Правда глаза режет?

Вестись на столь глупую провокацию было бы поистине фееричным провалом по всем пунктам и окончательным уничтожением и так пошатнувшейся репутации, — ведь пусть никто не знал точно, что опять произошло между королем и его отпрыском, но сам факт очередного скандала уже был богатой почвой для сплетен.

— Чего вы хотите от меня? — цедит он сквозь зубы, изо всех сил пытаясь сдержаться и, главное, сохранить на лице маску безмятежности. Что, впрочем, уже давно пошла трещинами.

— Помочь. — Рассеянно выдыхает летописец, в упор глядя на принца. В темных глазах на миг проскальзывает тень, невольно заставляя Леголаса вздрогнуть.

— Зачем? — пораженно вопрошает юноша, напрягаясь. Перо, крепко стиснутое в пальцах, с тихим хрустом ломается, чернила некрасивой лужицей растекаются по пергаменту. — Вы ведь никогда, ничего не делаете просто так. В чем здесь выгода?

— О, дорогуша, не стоит искать везде подоплеку; ты становишься таким… циничным.

Айнон больше не улыбается, делано равнодушно разглядывая собственные ногти.

— Но ведь я прав, не так ли?

— Может и так, что с того?

Леголас хмурится. Он уже почти забыл о пристрастии бывшего учителя к словесным лабиринтам, загадкам и, особенно, недоговариванию.

— Я хочу знать, зачем вам это.

— О.

Мужчина замирает на мгновение, окидывая его пристальным взглядом.

— Хорошо. Очень хорошо… Что ж, можешь считать, что в случае, если твой венценосный отец погибнет, — не то чтобы есть хоть малейшая вероятность того, что это случится, — я бы предпочел увидеть на троне тебя — того, кого я знаю, и, что важнее — своего бывшего ученика; а не кого-то из стайки лордовских сынков. Так было бы лучше для всех нас.

Леголас фыркает, устало закрывая глаза. Что за бред? Здесь едва ли была хоть малая частица правды. Слишком очевидно.

— То есть вы хотите, чтобы на месте короля, в случае непредвиденных обстоятельств, оказался лояльный вам, неопытный и толком ничего не знающий в политике мальчишка, которым было бы легко манипулировать?

— Ты как всегда проницателен, милый, — хмыкает летописец, рассеянно проводя ладонью по огненно-рыжим локонам. — Я рад, что мои уроки не прошли даром для тебя. Польщен, можно сказать. Ну так что, согласен? Я предлагаю тебе взаимовыгодное сотрудничество, и не обманывай себя надеждами, что еще когда-нибудь получишь подобный вопрос. Или что у меня нет других, запасных вариантов на случай чего.

— А разве у меня есть выбор? — обреченно повторяет Леголас, бросая быстрый взгляд на огромную стопку пыльных фолиантов на столе.

— Выбор есть всегда, дорогой мой, и ты это прекрасно знаешь. — Айнон вновь усмехается и Леголас делает вид, будто не заметил вспышки раздражения в карих глазах. — Значит ли это, что ты согласен?

Принц застывает, кусая сухие губы. Что ж, кажется, ему больше нечего терять, в любом случае. Вряд ли из этого получится что-то дельное, но и ничего прямо-таки ужасного точно не случится.

— Да, — шепчет он одними губами, прогоняя мысль, что отчего-то пожалеет об этом. Причем очень и очень скоро.

— Вот и чудно. С вами на удивление приятно иметь дело, аранен.

Айнон уходит, довольно напевая незамысловатую мелодию, лишь улыбнувшись ему уголками губ напоследок.

А после Леголас наконец вспоминает, отчего же он так люто ненавидел уроки политики у своего улыбчивого наставника.

***

Дверцы платяного шкафа со скрипом распахиваются, отдавая его волной пыли и вызывая новый приступ кашля.

Невольно Леголас делает шаг назад, закрывая нос и рот рукой.

Критически взглядом он осматривает содержимое шкафа, пытаясь найти нечто более или менее достойное, а после раздраженно вздыхает, выхватывая первое, что попалось на глаза.

Первым попавшимся, на счастье, оказываются темная туника и такие же штаны. Кинув быстрый взгляд на свои сапоги, Леголас решает, что надевать другие смысла нет, а значит, одной проблемой становится меньше.

На ощупь он находит тиару на верхней полке и на миг замирает, с горечью вглядываясь в глубину иссиня-черного камня в серебряном обрамлении.

Слишком много воспоминаний, слишком много боли, слишком много смерти. Просто слишком много.

Ему становится плохо. Голова кружится, к горлу подкатывает комок, а пред глазами разлетаются странные искры, заставляя опуститься на пол, пряча лицо в ладонях, в ожидании, когда это пройдет.

Виски отзываются тупой ноющей иглой боли, и Леголас в растерянности шарит по карманам в тщетной попытке отыскать заветный бутылек. Плевать на последствия, он не хочет продолжения этого кошмара, и пусть лекари говорят что угодно.

Горькая микстура — чудовищная смесь всевозможных трав — обжигает горло и раскаленным обручем сдавливает на миг голову.

Но после наконец все исчезает. Леголас просто сидит на полу, закрыв лицо руками и пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце в груди.

Это снова случилось. Опять.

Он не знал причины этой боли, возникающей словно из ниоткуда, исчезая почти также быстро; да что там, он давно уже не помнил, как давно это началось. Кажется, в тот самый солнечный осенний день, когда все вновь пошло наперекосяк. Или еще раньше, когда-то ужасающе давно, будто в другой жизни. Когда все было немного лучше.

Целители лишь разводили руками, и только лекарь Полдон, главный королевский врачеватель, в конце концов тайком сунул ему в руки два маленьких бутылька, шепотом приказав принимать в наихудших случаях и не чаще одного раза в две недели.

Стоило ли говорить, что Леголас, разумеется, нарушил оба указания, и уже вторая склянка была почти пуста?

С тихим вздохом он поднимается на ноги, изо всех сил пытаясь удержать равновесие и вновь позорно не упасть. Он уже опаздывал, стоило поторопиться.

Старая темная туника с еле слышным шелестом оседает на полу и Леголас, то и дело морщась от тупой боли, аккуратно надевает другую, чистую. Холодный камень тиары привычно обжигает лоб, и он на мгновение прикрывает глаза, глубоко вдыхая.

Слишком тихо. Леголас ненавидел тишину. Ненавидел оставаться наедине с самим собой, душащей паутиной запутанных мыслей, громким стуком сердца в ушах и глухой болью, сжигающей каждую клеточку тела. Тишина была хуже всего на свете, и у него достаточно поводов для ненависти.

Леголас рассеянно трет переносицу и рвано выдыхает. Дверцы платяного шкафа в его покоях со стуком закрываются.

Что ж, время пришло; оттягивать неизбежное бесполезно. И ведь принцу не пристало опаздывать, не так ли?

Вероятно, стоит хоть один раз в своей жизни поступить так, как того следуют традиции.

И он быстрым шагом выходит прочь из комнаты, громко хлопнув заскрипевшей дверью.

***

Леголас устало прикрывает глаза. Рассеянно он сжимает в пальцах хрупкий стебель цветка и тут же тихо шипит, чувствуя, как колючие шипы пронзают кожу.

Темная капля крови тонкой струйкой бежит по листьям и рубином вспыхивает на алом бархатном лепестке розы.

Боль физическая отрезвляет на краткое мгновение, и он быстро моргает, пытаясь отогнать прочь тяжёлую пелену воспоминаний и жужжащий рой мыслей, накрывший его в головой.

Эльф прикусывает губу и деланно внимательно скользит взглядом по полутемной поляне, чтобы спустя секунду замереть, отрешенно всматриваясь в ровную высокую фигуру отца, статуей застывшего всего лишь в паре дюймов от него самого. Ровно так, как гласят правила.