Он на мгновение прикрывает глаза, со свистом втягивая воздух в попытке успокоить беспорядочный рой мыслей в голове. Воздух по-зимнему холоден, странно колюч и отдает еле заметным запахом смолы.
Леголас чуть усмехается мысли, что слишком много времени прошло с последней его зимы, встреченной в достаточно ясном сознании, чтобы заметить смену времен года, и теперь он отчего-то поражается самым обыкновенным вещам.
В детстве он, помнится, не слишком любил зиму. Вечный мороз, колючие шарфы, особой нужды в которых не было, непременно чересчур горячий, обжигающий язык и горло чай, вкус которого терялся за ужасающим жаром, и противный мокрый снег, забивающий глаза и рот.
Не сказать, что Леголас и сейчас проникся к этому времени года особенно теплой любовью - нет, куда уж там; он лишь смог увидеть зимнюю красоту, упускаемую им вида слишком уж часто.
Зима была красива по-настоящему: красивы были морозные узоры, медленно кружащиеся в танце снежинки, стеклянная синеватая корка льда. Леголас не мог не восхищаться этим, пусть и никогда не находил в себе тяги к искусству, столь обычной для большинства своих собратьев.
Из него вышел отвратительный художник, никудышный мастер, да и петь он не слишком любил; про попытки же играть на арфе лучше бы было и не вспоминать. Но это не мешало испытывать ему настоящий, почти сверхъестественный трепет пред чем-то настолько прекрасным и великим.
Не нужно быть творцом, чтобы оценить чужой шедевр; не нужно быть живописцем, чтобы разглядеть мельчайшие детали красивейшей картины, созданной кем-то еще более гениальным, чем Леголас когда-либо мог бы представить.
Эру, валар, майар… Он знал о них все, что знать положено, но углубляться не решался никогда, не желая запутаться. Слишком сложно было уложить в голове нечто настолько… необъятное. Великое.
Леголас хмыкает, рассеянно задавая себе вопрос, как только умудрился дойти до этой темы. Это определенно не то, над чем он хотел бы ломать голову - лучше просто уложить в разуме на ровных полочках общеизвестные и устоявшиеся факты.
Он делает еще несколько шагов вперед, быстрым шагом пересекает пустующую опушку и спокойно выдыхает только вновь очутившись под тяжелыми кронами деревьев. И тут же замирает, ощутив странный укол предчувствия. Он здесь не один.
— Попался, — шепчет до ужаса родной насмешливый голос на ухо.
Леголас вздрагивает, резко разворачиваясь, чтобы спустя миг столкнуться нос к носу с кисло ухмыляющимся отцом. Принц гулко выдыхает, быстро моргает в попытке скрыть изумление.
Отец стоит напротив, сложив руки на груди и склонив голову набок. Трандуил глядит на него со странной смесью раздражения, усталости и безнадежности, и Леголас невольно пятится назад, пораженный столь явным проявлением эмоций — отец будто бы даже не думает о том, что выглядит сейчас до ужасного просто. Он открыт, полностью открыт, и Леголас, как ни старается, не может разглядеть и намека на фальшь.
— Adar nin, — робко произносит Леголас в ответ, не уверенный до конца, позволено ли ему обращаться так к отцу после всего произошедшего.
Тот на это лишь щурится, окидывая сына с ног до макушки долгим внимательным взглядом.
— Я помешал твоему побегу? — со странной интонацией вопрошает король наконец, и Леголас широко распахивает глаза, ощущая, как кровь приливает к щекам. Это что сейчас происходит?
Отец никогда, — вообще никогда, — не вел себя вот так, не говорил вот так — с какой-то непонятной добродушной насмешкой, отвратительно слащаво. Как с глупым, ничего не понимающим ребенком.
Но отец, при всех своих… не самых приятных чертах характера, так никогда не разговаривал, предпочитая либо вести разговор, давая собеседнику ложное ощущение равенства, либо резко обозначая дистанцию и ярко показывая собственное превосходство.
Adar мог называть его глупым дитя, но всегда требовал, чтобы Леголас в свою очередь вел себя иначе, принимая полную ответственность за все действия и не пытаясь прикрыться возрастом. Так было правильно, пусть и чуть жестко.
Если уж решил играть в игры взрослых — иди до конца, не ожидая поблажек. Отец всегда твердо придерживался именно этой линии поведения, и наверняка знал, что сам Леголас это осознавал не менее четко.
Сейчас же было иначе. Король не называл его ребенком, он говорил с ним как с неразумным малолетним эльфенком, снисходительно, небрежно, нарочито ласково.
И хотел бы Леголас сказать, что это — злило, но, по правде говоря, он лишь чувствах себя потерянным. Запутавшимся в липких нитях чужой паутины. Это обескураживало, заставляя на пару мгновений даже потерять дар речи.
— Я не сбегал, — неуверенно произносит он, будто сомневаясь, делал ли это на самом деле или все же нет.
— Вот как, — обманчиво мягким тоном произносит король, но по твердому взгляду Леголас понимает, что тот не поверил ему. — И что же, позволь спросить, ты здесь тогда делаешь?
— Прогуляться решил, — фыркает Леголас, нервно улыбаясь. — На закат посмотреть…
— На закат, значит, — сухо повторяет Трандуил, чуть морщась. — Какое совпадение. Я вот тоже прогуляться хотел, посмотреть… На закат. Раз уж так все удачно сложилось, не будешь против, если я составлю тебе компанию?
— Конечно, нет, — сквозь зубы цедит Леголас, явственно ощущая дежавю. Опять? Если все вновь закончится привычным для них обоих финалом, Леголас даже удивлен не будет — слишком уж все это банально.
Банальное, типичное начало, а после банальный, но оттого не менее горький финал - все, как всегда. Глупо с его стороны было ожидать, что что-то да изменится.
— Прекрати, — вдруг раздраженно произносит Трандуил, и Леголас моргает, силясь понять, когда тот успел подойти так близко. — Я буквально слышу, как в твоей голове появляются мысли одна другой ужаснее. Этого не будет, Леголас.
Последних слов ему достаточно, чтобы наконец взорваться.
— Не будет?! Не будет чего, разрешите спросить? — шипит Леголас сквозь зубы, уже не заботясь о том, как же по-детски запальчиво звучит. Плевать. — То есть сейчас вы не скажете в очередной раз, как разочарованы во мне и как сильно ненавидите?
— Не попытаетесь надавить на самое больное, просто забавы ради, потому что вам нравится; причинять мне боль? Не скажете мне после убираться вон, не выкинете как побитого щенка, сломанную и оттого никому ненужную куклу? О, нет, не говорите мне, что не сделаете этого, потому что я вам не поверю!
— Леголас, хватит, я могу…
Кажется, отец хочет еще что-то сказать, но Леголас обрывает его на полуслове, зная, что физически не способен этого вынести. Конечно, аdar опять скажет нечто тошнотворно правильное и разумное на первый взгляд, заставляя его самого почувствовать себя маленьким дитя, имевшим глупость ослушаться мудрого родителя.
Отец убедит его. И сейчас Леголас не хотел этого.
— Нет, это вы — хватит! Слышать больше ничего не желаю! Как вы только можете делать вид, что у нас все в порядке, хорошо-расчудесно, что ничего не произошло?!
На лице отца на миг проскальзывает тень горечи и смятение, прежде чем оно вновь возвращает себе привычное равнодушное выражение. Слова попали точно в цель, и Леголас испытывает некое мрачное удовольствие, в полной мере этим наслаждаясь.
— У нас ничего не в порядке, отец, и больше никогда не будет, — устало произносит он наконец. — Вы причиняли мне боль. Вы бросили меня именно в тот момент, когда я нуждался в вас больше всего на свете, бросили, просто ушли, помните такое?
— Как после всего этого, после столетий, проклятых тысячелетий проведенных в кромешном мраке, утопая в боли, причиненной вами, вы вообще можете думать, что сейчас у нас может быть все в порядке?
Трандуил молчит долгие несколько мгновений, пристально вглядываясь в его раскрасневшееся лицо, прежде чем задать наконец вопрос, услышать который Леголас был действительно не готов:
— Ты ненавидишь меня? — спрашивает он каким-то бесцветным, серым голосом, и Леголас отшатывается назад.
