Что-то было не так, нечто выбивалось из этой идеально выложенной мозаики. Мысль крутилась на кончике языка, пульсировала в голове неясным туманным смерчем, никак не желая принять явные очертания.

Слишком легкая победа? Нет, Леголас не сомневался ни в том, что Айнон сдержит свое обещание и сделает все в лучшем виде, ни в том, что проблем с самим поединков возникнуть не должно было; но как-то это слишком. Чересчур просто.

Будто кто-то специально упростил ему задачу, подталкивая в нужном направлении, чтобы после… Сделать что? Напасть? Бред, слишком очевидно.

Подставить, нанося удар в появившуюся брешь в его щите репутации? Да, в тесте по риторике он поступил неверно, сжульничал, но оно того стоило. И Леголас, не сомневаясь ни мгновения, поступил бы так еще раз и еще, и плевать он хотел на высокую мораль и нравственность.

Ему нужно было победить, цена же важности здесь не играла. Честь и принципы хороши для юных горячих мальчишек, которым и терять-то нечего, но сейчас они были попросту неуместны. Никто во всем Эрин Гален не стал бы вести чистую игру, имей он возможность победить наименее болезненным путем. Это ведь не благой Ривенделл или пресвятой Лориэн, в конце концов.

Выжить, следуя блеклым принципам морали невозможно — Леголас слишком хорошо знал это, чтобы пытаться доказать обратное, рискуя собственным будущим.

Возможно, это было цинизмом, ужаснейшим лицемерием — если судить о том, сколько пыли любили пускать его собратья в глаза смертным, показывая лишь свою лживо-светлую, тошнотворно идеальную сторону, — но все знали, что только так можно жить. Не существовать, не выживать, а жить, забирая от жизни все.

Не особенно веришь в бесконечно долгую жизнь впереди, зная, что не сегодня-завтра можешь умереть в одном из бесчисленных боев, вот так просто. И это не будет потрясением, лишь печальной обыденностью. А через пару лет никто и не вспомнит об очередной безликой смерти, лишь одной из тысяч, мириадов других.

Леголас знал, что умереть готов. Это ведь в общем-то не так уж и сложно. Одно мгновение, секундная ошибка, и все, конец. Смерть — это выход, логичный финал бессмысленной истории, каких сотни.

Умирать легко, порой чересчур легко. Жить — во сто крат сложнее.

И, по правде говоря, Леголас давно уже не был уверен в том, что сможет справиться. Слишком уж манящими были мысли о том, что всего лишь небольшое усилие, совсем немного, и все разом станет до смешного просто. Что все просто закончится наконец.

Леголас просто устал жить. Жить, с бесконечной болью в сердце, с продирающим до костей страхом, — потому что нет, Моргот возьми, он не идеален и никогда не был, он тоже боится и боится до дрожи, до белых пятен пред глазами, — жить, беспомощно глядя на то, как уходят все те, кто когда клялся быть рядом до последнего. Жить с презрением и равнодушием от собственного отца, последнего родного существа во всем огромном мире. Устал.

Леголас просто хотел умереть наконец.

***

Храванон раздраженно щурит глаза и трет переносицу. Все вновь пошло наперекосяк. Совершенно не так, как следовало бы.

Нет, у них оставался еще запасной план, но…

Гэлторн, его драгоценный единственный отпрыск, оказался совершенно бесполезен. Он вышел вторым на первом этапе и, как и следовало ожидать, с грохотом провалился на втором, выбыв едва ли не одним из первых.

Даже подкупив добрую половину кандидатов и угрожая другой, они не добились ровным счетом ничего, обеспечив Его Высочеству легкую победу.

Не то чтобы сам принц не постарался испортить половину планов, каким-то чудом заключив договор с одним из лордов, — Храванон не представлял, каким образом ему это удалось, но был точно уверен, что сам принц бы не справился. Не насколько хорошо.

Это понимали если не все, то многие, выражая лишь молчаливое одобрение. Которого принц Леголас был достоин по-настоящему.

Храванон рассеянно смотрит на стопку свитков на столе, а после переводит взгляд на распахнутое окно.

Солнце садилось. Тонкие багряные лучи паутинкой оплетали темную листву, раскрашивая их тысячей оттенков золотого.

Он переоценил собственного сына и недооценил наследника, — и, по всей видимости, будущего кронпринца. Осознавать это было неожиданно горько.

Впрочем, кажется Он особенно раздосадованным случившимся не был. Это можно было бы считать странным, если бы Он сам не состоял из одних только странностей. Так что, скорее всего, все как раз таки и было в порядке.

И Храванон решительно ничего не понимал. Ни цели, ни неясного желания его нового союзника поиграть с принцем в салки, проверяя того на прочность, пытаясь поймать на ошибке.

Не понимал неожиданного спокойствия и до ужаса боялся, видя, как с каждым днем Он становится все больше похож на самого обычного эльфа, утрачивая все… иное. Будто скрывался, сливаясь с надетой на лицо фарфоровой маской нормальности. И это не могло не настораживать.

— Хватит беспокойств и переживаний, Храванон, — с легкой насмешкой произносит давно уже не бесцветный, чуть хрипловатый голос.

Мужчина вздрагивает и молниеносно оборачивается, сталкиваясь взглядом с ехидными льдинисто-серыми глазами.

«Больше не золотые», — отрешенно думает он, устало вглядываясь в странно знакомое лицо напротив.

— Отчего же смотришь так пристально? — деланно заинтересовано спрашивает визави, наклоняя голову на бок и позволяя пышной копне медно-золотых локонов закрыть лицо.

— Могу я наконец узнать ваше имя? — произносит Храванон, тут же прикусывая язык. Эру, серьезно? Из всех возможных вопросов он решился задать именно этот?

Он просто смотрит в ответ, молчит, лишь пристально вглядывается в побледневшее лицо эльфа, словно ищет что-то. И чуть улыбается, вполголоса отвечая:

— Орофер. Зови меня Орофер.

***

Трандуил прикрывает глаза, криво усмехаясь. Момент настал. Последний этап, устный тест по политике, король, по традиции, принимает лично в главной тронной зале дворца у всех претендентов сразу.

Леголас стоит в начале одного из рядов, не слишком далеко, но и не слишком близко, упорно избегая взгляда отца, опустив голову, возможно, ниже, чем позволительно по правилам этикета.

Бьет сигнальный гонг. Их время пошло.

Леголас вскидывает голову, чувствуя, как каждая клеточка тела мгновенно напрягается. Самая сложная для него часть. Сейчас главное - сдержаться, не наговорить глупостей или не выпалить какую-нибудь откровенную чушь. Злить отца нельзя ни в коем случае.

— Вопрос таков, — голос короля звучит нарочито равнодушно, гудением отзываясь от высоких сводов, и еще несколько секунд пульсирует в холодном мраморе под ногами, расходясь ровными кругами. — Торговый конфликт. Необходимо обозначить наиболее выгодную политику действий Эрин Гален в отношении Эсгарота, которая помогла бы увеличить прибыль, получаемую нами ежегодно. Параметры сохранены. Ваши предложения?

На долгие несколько мгновений в зале воцаряется полная тишина, пока Леголас, наконец решившись, не вскидывает руку, жестом показывая готовность ответить.

— Говорите, — звучит отстраненное разрешение и юноша кивает, откашливаясь.

— Как известно, у нас есть два торговых пути, ведущих к Эсгароту: тот, что длиннее, и тот, короче.

Голос повинуется ему не сразу и Леголас лишь неловко морщится, ощущая, как краска опаляет щеки, но все же продолжает. Одно лишнее чувство - и все может пойти наперекосяк, а этого он себе позволить не может.

— Издавна мы используем только второй, отдавая предпочтение скорости, но забываем о преимуществах первого пути. На нем же встречается в разы больше точек, где можно бы было продать товар, получив лишь выгоду для себя, безо всякого убытка. Так зачем же нам продолжать использовать тот путь, пусть он и более короткий?

Леголас слабо улыбается, отчетливо понимая, что подобного ему не простят. Хождение по грани может быть забавным только до тех пор, пока ты не осознаешь, что падаешь. А то, что он посмел наговорить сейчас, не идет ни в какое сравнение…