– Почему?

Он поднял взгляд на мертвецки бледное лицо призрака, остановившегося перед ним. Призрака, в котором он только сейчас почувствовал дух смерти – смерти, в которую по-настоящему не верил вплоть до этого момента.

– Ты и сам знаешь ответ.

Хэйтем присел рядом, а он лишь снова отвернулся от него. Предчувствовал ли он такой конец? Предчувствовал, конечно предчувствовал. Но боль в груди от этого никак не утихала, сжимая всё внутри едва ли не до хруста от ощущения бессилия и отчаяния, некогда охватывавших тех людей, которые решились пойти на такой шаг – потому, что думали, что у них просто не было другого выхода.

– Ты же заставил его. Спровоцировал. Перестал удерживать его руки, прекрасно понимая, что у него есть скрытый клинок, – бормотал Уильям низким, чуть дрожащим голосом, не смотря на него. – Он же… он же не хотел этого. Хотел оставить тебя в живых. Оттягивал до последнего. Ты же, черт возьми, был единственным родным человеком, что у него остался! Мог остаться. Боже, три года – за это время можно было сто раз перессориться и столько же раз помириться, вы ведь оба хотели мира, я знаю это! И ты сказал ему правду тогда, ведь сотрудничество с Вашингтоном не принесло индейцам ничего хорошего. Почему вы не пошли друг другу навстречу? Почему даже не попытались поговорить? Выслушать друг друга? Или… я просто отрицаю неотвратимое? – Он наконец поднял взгляд и всмотрелся в мрачное бледное лицо. – Неужели и вправду не было другого выхода?

– Тогда я думал, что не было. Но сейчас, когда увидел всё, что ему пришлось пережить – понял, что должен был попробовать найти другой, – наконец прервал свое тяжелое молчание Хэйтем. – Хотя… если бы мне однажды всё-таки пришлось выполнить свой долг тамплиера, я бы действительно лишился самого дорогого, что у меня осталось. – Он замолк. – И я бы никогда не увидел свое настоящее наследие, которое живо до сих пор и хранит внутри себя память о всех нас. Даже если бы снова вернулся в этот мир.

Cглотнув тяжелый ком в горле, Уильям застыл на месте, когда до него дошел весь смысл этих слов. От тяжести которого пальцы почти до крови впились в кожу, пытаясь сделать хоть немного меньше эту эмоциональную боль, раздиравшую сердце желанием хоть как-то отплатить этому человеку – человеку, чья жизнь стала жертвой за то, чтобы сейчас были живы он сам и его единственный сын.

– Билл, я тебе никогда не рассказывал о себе больше того, что вы видели в анимусе. Думал, что это всё равно не будет иметь значения. Но кажется, какие-то детали из своей жизни я всё-таки должен рассказать. Чтобы ты действительно понял всё. – Хэйтем медленно поднялся на ноги и прошел вперед, молча смотря на него. Словно желал понять по его взгляду, готов ли он услышать правду или нет.

Уильям долго не мог заставить себя посмотреть ему в глаза. Потому что понимал, что хотел это знать, несмотря на то, что это будет больно. Правда поможет ему наконец-то собрать в сознании все фрагменты картины, детали которой он наблюдал в течение этих месяцев. Даже если в конце концов она разобьет ему сердце.

В конце концов он сделал вдох и поднял взгляд на Хэйтема, давая знак, что был готов выслушать его. И призрак начал свой рассказ:

– Вся эта история начинается с самого моего рождения. Моя судьба уже тогда была предрешена. Точнее, должна была быть предрешена. Потому что… я так и не стал тем, кем должен был стать. Ассасином. – На этих словах глаза Уильяма расширились в шоке. – Как и мой отец. Ты когда-нибудь слышал о нем – об Эдварде Кенуэе?

– Да. Слышал, – кивнул Уильям, вспоминая имя одного из прославленных ассасинов. Кенуэй… Ну конечно же – вот почему в молодости Хэйтем так странно напоминал им ассасина. Как же он раньше об этом не подумал?..

– Он научил меня многому из того, что ты видел в анимусе. Тому, что принадлежит только настоящим ассасинам, – словно подкрепляя его мысли, добавил Хэйтем. – Вот только… всё изменилось, когда на наш дом напали. Мне тогда было всего восемь лет. Убили его и забрали мою сестру. И в тот день, сохранив мне жизнь, лишили всего, дав взамен лишь слепую надежду в пучине беспросветного обмана. – Он снова прервался, уже смотря в сторону, так, словно собирался с мыслями, прежде чем вновь заговорил – теперь уже с едва слышимой дрожью в голосе: – Тогда я смог спасти только свою мать и хотел остаться, чтобы ухаживать за ней после всего, что мы пережили. Но она… Я до сих пор помню тот странный взгляд, которым она всегда встречала меня после той ночи. Такой… равнодушный. И такой… презрительный. Как будто видела не своего родного ребенка, а кого-то совершенно чужого. Хладнокровного убийцу, который был рожден в ту ночь, когда я впервые пролил чужую кровь. Чудовище.

Слушая его, Уильям не промолвил ни слова, казалось, уже почти забыв, как дышать.

– Меня вырастили в ордене тамплиеров. Помнишь того человека, который дал мне задание основать орден в Америке – Реджинальда Берча? Он был моим наставником. Делал вид перед отцом, что является его другом, то же самое внушал и мне. – Уильям сглотнул, смутно припоминая того человека. – Я нашел убийц своего отца и уже тогда начал подозревать, что мой наставник скрывал от меня что-то темное. Кстати скажу, что я всегда уважал ассасинов и, как и Коннор, тоже в молодости считал, что мы способны на большее, если объединимся. Он вообще многим напоминал меня, когда я был в его возрасте. – И этому его потомок совсем не удивился. – Годы спустя меня наконец отправили в Америку. Что было там в мой первый визит, ты уже и так знаешь. – Он снова прервался, собираясь с мыслями. – Правда, вскоре я получил известия о том, где находилась моя сестра, которую я искал все эти годы – ее ведь продали в наложницы султану. – На этих словах Уильям просто передернулся от мерзкой мысли, что подобное могли сотворить с кем-то из его родственников. – Ее звали Дженнифер. Я продолжил искать ее, как раз после того, как мы порвали с Дзио – я не был с ней честен до конца, и когда она узнала о моей лжи, то в ярости сказала, чтобы я больше никогда не возвращался к ней. Тем не менее, в конце концов я смог найти Дженнифер. И вызволил ее. Хотя из-за этого пострадал мой человек. Он, знаешь, был… одним из самых достойнейших людей, которых я когда-либо знал. Пусть он и выжил тогда, но то, что с ним сделали, было просто… просто ужасно. Джим…

Он снова прервался – собирался с мыслями, которые перепутались в голове от охвативших эмоций, и уже никакая выдержка не могла остановить его от дрожи, уже начавшей мелко сотрясать его бестелесное тело.

– А потом мы втроем наконец отправились за настоящим убийцей отца – убийцей моей семьи. К Реджинальду. – И снова пауза – будто пытался проглотить ком в горле, мешавший говорить дальше. – И заставили отплатить нам. За всё. Вот только… И мне тогда отомстили за боль. Да так, что я несколько дней лежал при смерти. А потом, вскоре после того как восстановил силы, обнаружил, что… потерял единственного друга.

Уильям медленно поднялся и двинулся к нему, чувствуя, как дрожь сотрясала его отяжелевшие ноги, – Хэйтем стоял впереди, спиной к нему, сжав руки в кулаки и уже ничего не сдерживая в себе.

– И я вернулся в Америку. Один. И, представь – продолжил заниматься делами ордена. После всего, что они сделали со мной и моей семьей. Забрали у меня всё. А я, несмотря на это, всё равно остался одним из них. Был им и до сих являюсь. Воспитанный во лжи и интригах, потративший свою жизнь впустую. Не смогший дать ничего людям, которые были мне дороги. Переставший думать о чужих жизнях, с руками, облитыми кровью по плечо. И стоявший перед выбором забрать жизнь своего единственного ребенка. – Его голос, плечи, тело трясло так, словно там, внутри, его разрывала на части та самая страшная тайна его истерзанной души, которую он больше не мог скрывать в себе. – Господи, а она ведь была права. Во всем права. Чудовище. Просто чудовище.

– Нет. Не права. Нисколько не права. – Уильям осторожно протянул руку и дотронулся до его плеча – теплого, едва ощутимого, но обретавшего нечеткую форму, если остановить руку в нужный момент. – Ты всегда старался заботиться о людях, которые были тебе дороги. И ты не виноват в том, что с тобой сделали. Ни в чем не виноват. Господи…