После того как сессия была закончена, Дезмонд встал с анимуса и сразу же направился своей дорогой, даже не взглянув на отца. Тот хоть и не сказал ничего на это, но по его хмурому лицу было видно, что такое отношение ему явно не понравилось. Оставшись один, он увидел предка, вновь направлявшегося к нему.

– Смотрю, вы всё еще не особо ладите, – с легкой иронией заметил Хэйтем. Он догадывался, что между Майлсами уже давно происходили ссоры, и слова Уильяма не могли переубедить его.

– Мне просто нужно поговорить с ним, – холодно отозвался Уильям. Это были их проблемы, а не Хэйтема, и ему не нужны были чьи-то наставления, чтобы справиться с ними. Особенно от него.

– Так поговорите, – просто сказал призрак, пожимая плечами. – Ваша поддержка бы помогла ему.

– Мне кажется, в отношениях со своим сыном я могу разобраться сам, – теперь уже достаточно грубо, с прямым намеком осек его Майлс, складывая руки на груди.

– Вы, конечно, поступайте как пожелаете. Но если вы сами не сделаете шаг к примирению, всё так и останется, – теряя терпение, медленным, четким и низким голосом произнес Хэйтем. От взгляда стальных глаз, пронизывающих словно тысяча кинжалов, кровь застыла в жилах в ту же секунду – ибо сейчас, казалось, весь воздух был пронизан настолько ощутимой призрачной энергией, что Уильям, отступив на шаг, просто замер на месте, уже жалея о своих словах…

Однако Хэйтем, фыркнув, лишь повернулся назад и оставил его в одиночестве.

Проводив его взглядом, Уильям выдохнул в нескрываемом облегчении и поспешил вернуться к остальным, стараясь не думать о том, что могло произойти буквально несколько секунд назад, если б Хэйтем разозлился на него по-настоящему.

Как бы то ни было, он не мог не признать, что Хэйтем был прав – он должен был поговорить с Дезмондом. А еще он полностью убедился, что призраков действительно не стоило сердить.

***

И всё же, несмотря на все противоречия, отношения с Хэйтемом, на удивление, налаживались. Кенуэй оказался хорошим собеседником, и разговоры с ним, как бы ни отказывался признаваться себе в этом Уильям, становились интересными и ему самому. Нет, конечно, он не доверял ему – однако не заметить, что в его присутствии становился всё менее напряженным, тоже не мог. Что уж скрывать – он даже сам стал искать общения с ним. То, как на него действовало присутствие Хэйтема, было явно нечеловеческим – он и сам не понимал, что с ним происходило в эти моменты. Но чем больше времени он проводил с призраком, привыкая к нему, тем больше потом осознавал, что та энергия, исходившая от Кенуэя, спокойная, словно безмятежная небесная лазурь в безоблачный день, давала ему чувство… покоя. Да, как бы странно это ни звучало, всё было именно так. Покоя, отвлеченного от земной суеты, вечного и невозмутимого, которого ему так не хватало в эти полные стресса дни. Да и слова Хэйтема казались искренними – зачем бы ему было лгать теперь, когда его жизненная борьба давно была окончена, да и время было не его? К тому же в его жизни на самом деле встречалось так мало людей, с которыми он мог говорить открыто и на равных, не как руководящий или коллега, – людей, которые действительно понимали его. Но он сам был настолько скрытным и недоверчивым ко всем, что теперь едва ли знал человека, способного понять его мотивы и поступки. Но здесь… Хэйтем часто – с улыбкой, в которой, с одной стороны, виделась теплая ностальгия, а с другой – Уильям чувствовал это – крылась глубочайшая печаль, – повторял, что он и Дезмонд напоминают ему самого себя и своего собственного сына… Действительно ли он мог понять его так, как не понимал никто другой? Вправду ли они были так похожи? И что тогда на самом деле могли означать слова «потомок» и «предок»?.. Часть его души искренне желала узнать больше, понять, найти что-то родственное, чего у нее никогда не было… но на это нужно было время, время, время…

И тогда же другая часть его, подозрительная и осторожная, извечно боролась с собой, пытаясь понять, было это правдой или же ложью, умело скрытой под маской добродетели. Что могло вернуть Хэйтема сюда? Действительно ли случайность? Или он мог скрывать что-то? Знал ли вообще о своих новых возможностях в этом неземном обличии? И тогда были ли его действия направлены лишь на то, чтобы завоевать его доверие, а потом застать врасплох тогда, когда бы он меньше всего ожидал этого?.. Сомнения не переставая терзали Уильяма, когда он оставался в одиночестве, ибо он понятия не имел, правильно ли делал, что позволял их отношениям развиваться дальше, или же нет… Боже, сколько вопросов было в его голове, беспрестанно мучивших его! И все они взывали к ответам, которые он пока не мог получить. На всё нужно было время, которого с каждым днем становилось всё меньше и меньше.

***

– Предотвратить конец света пытаетесь только вы, ассасины? – спросил Хэйтем как-то раз, когда они вновь остались один на один друг с другом. – Тамплиеры знают об этом? Предпринимают ли что-то? Как-то помогают или наоборот мешают вам? В противном случае это ведь коснется и их в том числе.

– Я думаю, они знают о нем точно, – ответил Уильям со всей серьезностью, ясно говорившей об искренности его слов. – И более того – готовятся к нему. Строят убежища под землей, чтобы переждать. Не знаю их точных целей, но нам ясно одно – они пытаются мешать нам всеми способами, что у них есть.

– Получается, им всё равно?

– Похоже, что так.

Хэйтем ничего не ответил на это – однако по его хмурому лицу и изогнутым в презрении губам думалось, что он теперь был совсем разочарован в своем ордене. Некоторое время они прошли в молчании, которое Уильям не посмел нарушить, внимательно следя за поведением своего предка, погрузившегося в тяжелые размышления и словно бы переставшего замечать что-либо вокруг себя. Когда же Хэйтем наконец заговорил, то начал о другом, похоже, больше не желая обсуждать их ордена: – Хм, благодаря анимусу я столько всего узнал о Конноре. Я и представить не мог, что Чарльз мог так жестоко поступить с ним в детстве. Теперь я понимаю, почему они так ненавидели друг друга. – Говорил он это, испытывая теперь лишь отвращение к бывшему приближенному.

– На деле вещи часто оказываются совсем не такими, какими мы их представляли прежде.

– Это так, – качая головой, согласился Хэйтем; ему ведь самому пришлось узнать это на горьком опыте. Вздохнув, он вновь заговорил, и теперь в его тоне Уильям впервые открыто услышал грусть и боль, которые были скрыты годами в его некогда живом сердце: – И Дзио… Это было так ужасно – увидеть ее смерть. И Коннор был там, с нею… – мучимый виной, он вновь воскресил в памяти гибель любимой женщины в огне, кошмарном, яростном и безжалостном, что когда-то забрал вместе с отчим домом на площади Королевы Анны и его семью. И будто бы как тогда, в детстве, в том самом доме, когда смотрел на умирающего отца, прочувствовал боль, отчаяние и страх собственного ребенка, столь знакомые ему самому.

– Печально, что всё так сложилось, – сочувственно произнес Уильям. Он не знал, что на это сказать – ему ведь повезло сохранить свою семью, за что он должен был быть благодарен судьбе.

Между ними вновь воцарилось молчание. Силясь подавить неловкость, Уильям простоял несколько мгновений, не решаясь сменить тему. Наконец, он всё-таки задал уже давно интересовавший его вопрос:

– И всё же, почему вы решили общаться именно со мной и избегаете остальных? Дезмонд ведь тоже ваш потомок.

– Не хочу привлекать к себе слишком много внимания, – ответил Хэйтем уже привычным, спокойным тон. – К тому же еще придется снова доказывать, что я правда существую. Дезмонд, конечно, тоже мой потомок, но вы среди них самый старший, и с вами о многом можно поговорить. Так что меня всё устраивает.

– Да, вот только они всё еще считают, что у меня слегка едет крыша, – фыркнул Уильям, складывая руки на груди. Это на самом деле было правдой, ибо некоторые моменты разговоров с “пустотой” так и не смогли остаться в тайне от остальных и, понятое дело, вызвали большое подозрение.