– Мы разбомбили весь класс, а доска валялась на полу?
– Не совсем, но примерно так. – В этот момент Уильям заметил мелькнувший меж деревьев призрачный силуэт – всё вокруг было под контролем. – А самое главное – в центре на парте стояли вы с Крисом и пускали бумажные самолетики, пока стоявший на стреме пытался предупредить, что грядет опасность.
– А, те старые-добрые бумажные самолетики, – теперь Дезмонд уже и сам не мог сдержать тихого смеха. – Мы тогда, наверно, получили хорошую взбучку, да? Честно говоря, я даже не помню, что было потом.
– На самом деле я хотел устроить вам ее – но потом вспомнил, как когда-то на уроках сам играл с одноклассниками в морской бой за последней партой, когда учиться было невмоготу. А учитывая, что те месяцы были довольно тяжелыми для всех нас, я решил, что история могла простить вас на этот раз. К тому же вы и без того всё поняли по моему взгляду и потому решили прибраться сами. – Они уже вернулись на ту самую поляну перед пещерой. – Иногда, когда вспомнишь, каким был сам в том же возрасте, всё сразу же встает на места.
Они решили остановиться и присесть на траву, смотря, как облака мирно бороздили безбрежную синеву.
– Знаешь… – теперь поделиться воспоминаниями решил уже и Дезмонд. – Я вспомнил, что мы, когда я был еще совсем ребенком, любили вместе готовить. Ты в этом был даже лучше мамы, учил меня, и тебе это так нравилось, ты словно бы на глазах менялся на кухне. Наверно, поэтому мне нравилось греметь посудой и всё смешивать, и работа барменом на самом деле доставляла мне удовольствие. Зарплата бы только повыше была.
– О, да, я помню, как мы с тобой проводили время тогда. Больше всего ты любил делать пиццу и блины, – самозабвенно протянул Уильям, вспоминая былые времена. – Я тоже с детства любил творить на кухне вместе с моей тетей Таней. Объездил весь свет, изучая разные традиции и культуры, чтобы по ее завету сводить разных людей вместе, но блинчики и вкус топленого молока из детства просто… незабываемы.
– Не то слово, – согласился Дезмонд, улыбаясь. Затем он легонько ткнул отца кулаком в плечо и спросил: – А почему ты тогда не продемонстрируешь свои таланты остальным? У нас ведь мультиварка есть, в конце-то концов!
– Ну, во-первых, я вам не кухарка, – рассмеялся в ответ Уильям. – К тому же мне нужно какое-то вдохновение, специальные ингредиенты, а такая обстановка не особо к этому располагает. Да и кухонной утвари у нас не так уж много. Но как представится возможность поработать в более спокойной атмосфере – попробую тряхнуть стариной.
– Уже не терпится поучаствовать в этом всем. – Дезмонд снова задумался, обхватив колени руками. – И наша кошка Фэйт… она постоянно дежурила с нами на кухне, когда ждала свою порцию. Мы любили делать для нее всякие игрушки, и она всегда гуляла с нами, когда мы бродили с тобой в лесу, просто отдыхая от этого напряжения. Помню даже, как-то раз соседская собака загнала ее на дерево – мы тогда с Крисом играли в супергероев, и я, воодушевленный, в своем плаще залез наверх, пытаясь снять ее оттуда. Боже, вот это было бы падение героя, если б вы с Крисом не подоспели, и ты не поймал меня тогда… – Он снова улыбнулся, утирая влагу с глаз.
– Знаешь, каждому герою однажды приходится пройти нелегкий путь, прежде чем он научится стоять на ногах так, чтобы больше никогда не падать. – Уильям замолк на мгновение и затем продолжил с всё той же загадочной улыбкой на губах: – Скажи, а ты можешь представить, что я когда-то был таким же, как ты, и вместе со своими друзьями тоже бегал в наших самодельных плащах и масках, мечтая спасти мир от вселенского зла?
– Да ну? Правда? – удивленно переспросил Дезмонд, широко распахнув глаза.
– Да. Мы тоже любили играть в индейцев, пиратов и супергероев. Прям как в комиксах.
– Ого. Они и впрямь довольно стары, – согласился Дезмонд.
– Я, честно говоря, плохо помню, что было там, кроме какой-то странной забавной чуши, пока ее не сменили довольно интересные детективные расследования – однако у одного моего знакомого сохранились первые оригинальные выпуски, написанные еще до Второй мировой войны, которые он и отдал нам с товарищами. Эти истории были простыми, но в них была своя атмосфера, и они стали для меня первым вдохновением. Правда, моим друзьям больше всего нравились всякие суперспособности, а мне – Бэтмен и Зорро. Хотелось совершенствовать собственные физические способности и интеллект, укрепляя волю, чтобы раскрывать самые запутанные злодейские интриги по всему миру и помогать другим. – Он замолчал, собираясь с мыслями. – До сих пор помню, как однажды с Таней нашел голубую сойку с переломанным крылом. Мы долго ухаживали за ней, и когда она после долгих месяцев зимы наконец смогла расправить крылья, чтобы взлететь в небо, навстречу свободе – мне кажется, тогда я впервые был так счастлив оттого, что сам смог сделать кого-то счастливым.
Они снова замолкли, каждый думая о своем. Наконец, Дезмонд заговорил вновь:
– Знаешь, эти месяцы на самом деле так сильно изменили нас обоих. И в то же время… помогли нам открыться друг другу. И сейчас, когда мы сидим вот так вот вместе, ты кажешься… моложе, что ли. В рубашке, без своего пиджака. Как будто совсем другой человек. Или же… тот, кем ты всегда был на самом деле. – Дезмонд замолк, глядя в небесную даль. – Твоя страсть к музыке – я даже помню, как ты любил раньше играть на гитаре, вместе с остальными рассказывая нам всякие истории из своей жизни ночью у костра. Все эти вещи – они ведь делали тебя счастливым, и в такие моменты с тобой было так приятно проводить время. Почему ты в итоге бросил их? Ведь потом… ты вдруг изменился, стал таким нелюдимым и угрюмым, что мне начало казаться, будто тебе уже не нравится проводить время со мной – были только эти невыносимые тренировки да разговоры про кредо, которое стало казаться мне бредом фанатиков. Пока в конце концов ты… – Он замолк, коснувшись пальцами шрама на губе. После чего снова посмотрел на отца. – Что случилось с тобой на самом деле?
– Что ж. Думаю, ты и сам давно понял, что ради нашего дела нам приходится многим жертвовать. – Уильям сделал вдох, когда к нему стали возвращаться все остальные воспоминания. – Наверно, это трудно было сказать по моему поведению в последние годы, но когда-то ведь я работал в качестве контактного лица ассасинов по всему миру, вербуя новых людей и устанавливая связи в странах, которые оказались изолированными от остального мира. В молодости после университета я хотел стать американским дипломатом в Советском союзе, однако разочаровался в этом, когда понял, что любому государству нужен мир, только если это удовлетворяет его интересы, и потому решил посвятить всю свою жизнь служению братству. Я никогда не жалел об этом решении, но… годы войны один за другим забрали мою первую команду, моих друзей и товарищей – тех, кто был мне дорог, и тех, кто сражался со мной бок о бок. От этого мне, похоже, становилось всё труднее уживаться с людьми и заводить тесные связи – но потом у меня появилась семья, ты, Фэйт, а там и возможность хоть немного работать с детьми, и мое душевное равновесие немного наладилось. А затем – я внезапно узнал, что Дэниел Кросс убил нашего наставника, тамплиеры начали уничтожать наши лагеря, бремя главы братства легло на мои плечи, и мне не оставалось ничего, кроме как искать способ, чтобы сохранить наших людей и мою семью. – Его голос дрогнул. – Я так старался за всем уследить, что совсем перестал проводить время с тобой, кроме этих самых тренировок, пытаясь подготовить ко всему, – хотя понимал, что они становятся только тяжелее, а я всё больше отдаляюсь от тебя. В конце концов, похоже, я совсем перестал держать себя в руках – не понимая, зачем я всё это делаю и удерживаю тебя там, ты тоже стал нелюдимым и совсем перестал уважать меня и кредо, и каждый раз, когда я пытался спросить, в чем дело, ты всё время сбегал или язвил мне в ответ, не желая слушать. Помню, в наше последнее Рождество я хотел подарить тебе мою любимую книгу и наконец-то нормально поговорить обо всём – а ты просто ухмыльнулся и бросил ее в горящий камин. Тогда я окончательно осознал, какая пропасть лежит между нами, но что делать дальше – понятия не имел. И я представить не мог, что однажды буду вести себя по отношению к своему сыну так же, как и люди, которые пытались лишить меня всего, что было мне дорого.
