– Что за возмутительная дерзость! – отойдя от него подальше, с обидой на весь свет, а точнее на свое здание, которое, казалось, подняло бунд против него же самого, негодовал Видик, потирая красную ладонь. – Распевать такое… такое…
– Вообще-то это Фредди Меркьюри, – подсказал ему Уильям, всем своим видом показывая, что его и без того низкое мнение об этом мерзавце теперь вообще опустилось ниже плинтуса.
– Да хоть сам бог, мне плевать, поверьте, – холодно ответил Видик. – И если вы еще раз, хоть раз устроите что-то подобное…
Он так и не договорил, ибо помещение вновь взорвала всё та же «We will rock you!», похоже, сыгравшая у кого-то на телефоне этажом ниже – не в силах вынести столь жестокий удар в пах, Видик выбежал из комнаты, угрожая воздуху здоровым кулаком: – Если еще хоть раз я услышу здесь эту чертову песню, я тут же всех уволю, слышали меня?!
– Есть же здесь нормальные люди, – продолжая улыбаться, пробормотал удовлетворенный Уильям, ложась на кровать и убирая ладони под голову.
– Считайте, что я вас предупредил, – зайдя обратно в камеру, фыркнул Видик. После чего в сопровождении охранников наконец-то покинул его.
На некоторое время поднятого настроения – пусть оно и досталось ценой болевших рук и ног – хватило. Вскоре, однако, продолжив глядеть в ничуть не изменившийся потолок, Уильям снова погрузился в прежние удручающие мысли о своей команде, семье и ордене, а также еще одной личности, с которой он провел последние полтора месяца. Конечно, он предполагал, что Хэйтем мог присоединиться к своим собратьям из ордена в этом времени. Может, благодаря ему его и выследили, хотя сам Уильям не особо верил в эту теорию – а точнее, интуитивно не верил совсем. Он ведь уже так привык к тому, что его предок был рядом с ним почти везде. То, что он сказал Хэйтему на прощание, было искренним – встреча с ним и правда оказалась одним из лучших событий в его жизни. Таким близким он уже давно не ощущал себя ни с кем, а теперь с его потерей он чувствовал лишь гнетущую пустоту внутри, необъяснимую и странную. Да и Хэйтем ведь говорил, что больше не хочет иметь ничего общего с тамплиерами – Уильям ведь даже не знал, где был его предок сейчас и что с ним случилось. Вдруг Хэйтем не смог его найти, а теперь, оставшись один, не знал, куда пойти и что делать, без выхода к живым или мертвым? Эта мысль не давала Уильяму покоя, заставляя беспокоиться еще и за него.
И все же, дабы не накручивать себя неизвестным, Уильям помотал головой, после чего закрыл глаза и сосредоточился на дыхании, пытаясь успокоиться. Пролежав немного, он вскоре почувствовал, как усталость стала брать над ним верх, и начал погружаться в дрему, пока…
Ему вдруг начало казаться, будто он слышит голос вдалеке – знакомый, осторожный и тихий. А спустя секунду он различил и свое имя:
– Уильям!
– Что… – думая, что слышит его во сне, слабо пробормотал Майлс. Повернув голову, он увидел мутный силуэт и на мгновение замер, не веря своим глазам. После чего вмиг сел на кровати и с растущей улыбкой вымолвил:
– Вы…
– Прошу прощения за то, что оставил вас, – немного смущенный столь искренней реакцией, сказал Хэйтем и тоже улыбнулся, присаживаясь рядом.
– Где вы были? – пытаясь справиться с головокружением из-за резкого подъема, спросил Уильям, по привычке приглушая тон и не обращая ровно никакого внимания на камеру в углу комнаты.
– Что ж, это долгая история, – неловко ответил Хэйтем. – В музее всё произошло так быстро, я просто не знал, что мне делать. Вас забрала белая машина с красным крестом и сразу же доставила в место, где взлетают те железные птицы – самолеты. Потом здесь, в Италии, кажется, вас взяла другая машина, которую я затем потерял из виду. Бродил по городу пару дней, пока случайно не наткнулся на это здание с эмблемой, которую сейчас носит орден, – «Абстерго».
– Понимаю, – кивнул Уильям. Он не удивился тому, что его предок потерялся в таком большом мегаполисе, совсем не похожем на города его времени.
– Как вы сейчас чувствуете себя? Вам было так плохо в музее, я боялся, что мы больше никогда не увидимся. Что-нибудь случилось, пока меня не было рядом?
– Я чувствую себя немного лучше. Кое-что интересное на самом деле произошло, но всё так запутанно, что я сомневаюсь, что смогу рассказать об этом прямо сейчас, – объяснил Майлс, вздохнув. Желая хоть как-то отвлечься от своей безрадостной ситуации, он спросил: – Лучше расскажите, какие у вас остались впечатления? От города и «Абстерго»?
– Впечатления… – задумчиво пробормотал Хэйтем, собираясь с мыслями. – Что ж, в этом времени на самом деле многое изменилось. Этот город настолько огромен, мне кажется, его и за несколько недель полностью не обойти. Жизнь течет так быстро, опомниться не успеваешь, как всё вокруг меняется буквально на глазах. Здесь столько удивительных вещей: огромные железные черви, ездящие под землей на невероятной скорости, – метро, если я не ошибаюсь, – движущиеся лестницы, вездесущие машины, ящики, передающие игру актеров прямо из театра, маленькие печи, которые могут разогреть еду в считанные секунды, – я и представить не могу, сколько еще всего мне пока не удалось увидеть. Здания такие высокие, кажется, они так и жаждут дотянуться до неба, а ночью… Город словно бы пылает с высоты тысячами огней так, что дух захватывает. Человечеству сегодня и впрямь есть что поставить в противовес силам природы.
– Что ж, это, пожалуй, так. К добру или же нет – нам всё еще предстоит выяснить. Ибо природа явно об этом совсем другого мнения, – задумчиво пробормотал Уильям, с большим интересом слушая его. – Я уж не говорю о всех других проблемах, с которыми мы сталкиваемся каждый день, не только катаклизмах.
– Да, я заметил. В городе в принципе очень шумно, и воздух здесь какой-то странный, я бы даже сказал, ужасный. Даже у меня голова разболелась, – высказался Хэйтем, чуть скривившись. – Но одна вещь поразила меня больше всего. Некоторые люди, которых я встретил на своем пути, были так заняты чем-то в своих телефонах, что казалось, им совсем нет дела до мира вокруг них, будто они и вовсе не замечают, в какое удивительное время они живут. Или может, это просто я чего-то не понимаю. – Когда же он наконец разобрался со своими впечатлениями и выплеснул всё, что накопилось в голове за эти дни, он оглядел комнату, думая о чем-то. Наконец он спросил: – Значит, вас держали здесь всё это время? Как думаете, есть ли какой-то шанс на побег?
– Увы, я сомневаюсь, что у меня получиться выбраться отсюда в ближайшие дни, я всё еще слишком слаб. От местной охраны мне точно не побегать, обойти систему безопасности я тоже не смогу. Пока шансов просто нет.
– Да, охрана в этом здании и вправду что-то невероятное. Охранники зорко следят за всем, двери закрыты, хотя на них даже замков нет, и кажется, что они знают обо всем, что происходит в каждой комнате, – согласился Хэйтем. – И вообще в «Абстерго» всё… тоже совершенно другое. Здесь даже шум другой, люди тихо ходят и разговаривают друг с другом монотонными голосами, кроме этого слышно лишь только, как опускается подъемник да стучат пальцы работников по клавиатуре. Вообще, здесь так чисто и аккуратно, что, конечно, хорошо – но самое странное, что здесь всё… бело-серое. Повсюду одни белые стены да стекло. Даже многие люди сами ходят либо в белых рубашках, либо белых халатах с абсолютно одинаковым выражением лица и сидят перед монитором не отрываясь. Порою встает вопрос, люди здесь работают или же нет.
– Работа накладывает свои правила на людей. Они лишь выполняют свои обязанности, зная, что никогда не смогут покинуть это место, – вздохнул Уильям и снова лег на спину, подложив руки под голову.
– Я понимаю. Просто… я как-то проходил мимо зала, который был полон анимусов в кабинках из стекла, и от взгляда на них мне стало сильно не по себе. А когда я входил в кабинет напротив вашей камеры, у меня было такое жуткое чувство, как будто… я мог ощутить страдания людей, которых никогда не знал и не видел, но которые точно когда-то давно были здесь. И вообще вся атмосфера этого здания, она… такая мрачная. Честно говоря, мне подумать страшно, чего на самом деле может добиваться мой орден в этом времени.
