«Самокритичный», — с гордостью подумала Кенара и спрыгнула к нему.
— Можно тебя обнять?
— Да, можешь не спрашивать вообще-то.
— Просто ты уже такой взрослый…
— Я, кажется, всегда был взрослым. Потренируешься со мной? Или хочешь отдохнуть? — Сейджин усмехнулся, так как знал, что его мать почти никогда не отдыхает.
Они устроили спарринг, а потом сидели на траве и беседовали, пока бирюза неба не начала угасать. Сейджин был единственным человеком, от чьего общества она не уставала, если не считать того, другого, которого стоило снова забыть. Кенара гордилась тем, что после времени, проведенного вместе с сыном в процессе его лечения и выздоровления, Сейджин свободно делился с ней своими новостями и размышлениями, как когда-то делился ими с Номикой. Вот только шутить у нее получалось хуже.
Так сложилось, что оба они практически переехали жить в Особняк Масари, поскольку Сейджин проводил там большую часть времени, а Кенаре было неохота заниматься каждый раз его переездом туда и обратно. Поэтому их с Номикой дом стоял запечатанным.
Несмотря на то, что отсутствовала долгое время именно Кенара, она почти молчала за ужином, слушая больничные новости Нинаки и новости Инари об обстановке в деревне в целом. Впрочем, служба в АНБУ и секретность миссий исключали полную откровенность.
— У тебя все в порядке? — спросила вдруг Нинаки, обратившись к ней.
Кенара улыбнулась и кивнула. После ужина, помогая сестре убирать посуду, она вдруг сказала:
— Расскажи мне о Мичи.
Лицо Нинаки сделалось одновременно нежным и грустным. Во время долгих переходов и сидения в засаде Кенара не раз размышляла над судьбой Деревни Звездопада, семьи Масари и каждой из ее женщин. Ей было лет двенадцать, когда на миссии погиб жених сестры, но Кенара почти ничего не помнила об этом. Ее гораздо больше тронула смерть отца Номики. Теперь она жалела о том, что вела себя как чужая по отношению к Нинаки, никогда не задумывалась о ее горе. Кенара считала, что здоровьем сына полностью обязана ей — и господину Фугаму. Понимая, что прежние ошибки не исправить, Кенара хотела сделать хоть что-то, чтобы укрепить связь со старшей сестрой. В конце концов, если однажды она не вернется, Нинаки останется самым близким человеком для Сейджина.
— Он был самым красивым и самым сильным мужчиной из всех, кого я знала, — произнесла старшая куноичи, присев на стул и все еще не выпуская из рук стопку мокрых тарелок. — Самым благородным… Знаешь, Мичи никогда не кичился своей внешностью, он всегда защищал тех, кто был слабее него. Однажды он сказал, что я похожа на застывшие во льду лепестки лотоса, его восхищала моя красота, которую он называл холодной и совершенной, как зимнее небо. Но… он сказал также, что мы не можем быть вместе, потому что я избалована и не соответствую его представлениям об идеальной женщине, — Нинаки улыбнулась, хотя светло-серые глаза ее наполнили слезы. — Я так старалась достичь этого идеала, старалась быть лучше, скромнее и добрее. И однажды Мичи признал меня…
Куноичи опустила голову, на тарелки закапали слезы.
— Ох, Нинаки, мне так жаль…
— Ничего, ничего, — пробормотала молодая женщина, быстро отирая щеки. — Знаешь, это уже светлая скорбь, самые лучшие воспоминания в моей жизни. Я больше никого не смогла полюбить. Нет никого, кто был бы похож на Мичи.
— Мне кажется, я могу это понять, — Кенара подошла и положила руку сестре на плечо. — Наверное, он был замечательным человеком.
Нинаки обняла сестру, не вставая со стула, и прижалась щекой к ее животу.
— Конечно, ты понимаешь, — тихо сказала она. — Ведь и ты после Номики никого не сможешь полюбить…
В этот момент Кенара почувствовала себя очень, очень плохим человеком.
— Как у вас хорошо, — протянула Тен-Тен и, неохотно поднимаясь с диванчика, добавила: — но мне пора, меня дома ждут.
— И я пойду, — сказал Ли.
Неджи, Хината и Наруто поднялись со своих мест, чтобы проводить гостей.
— Кстати, — обуваясь, сказала Тен-Тен, — Неджи, если ты в следующий раз проигнорируешь моего мужа и не пригласишь его вместе со мной, Ноа на тебя обидится и я не стану тебя больше оправдывать в его глазах. А ты ведь обещал подружиться с ним.
— Я лишь обещал, что не стану мешать этому процессу, если он вдруг возникнет.
— Ой, да это одно и то же…
— Благодарю за модель модернизированного куная.
— Не за что, ты один из первых счастливых обладателей, хотя еще даже проверка качества не закончена…
— Вот как? — Неджи хмыкнул. — Им вообще безопасно пользоваться? Не получится так, что метнул во врага, а попал в товарища?
— Ха-ха, потренируешься и узнаешь.
После бурного обмена прощаниями и благодарностями компания окончательно разделилась. Как только дверь за Ли и Тен-Тен захлопнулась, Неджи сообщил, что ему тоже пора идти. Хината сделала мужу знак глазами, напомнив Наруто об их договоренности: он на этот раз не помогает жене мыть посуду, а взамен болтает по душам с ее братом.
— Неджи, слушай, остался бы, а то мне надо с тобой обсудить дела… всякие…
Наруто и Неджи уселись обратно на диван, Хината забрала остатки посуды на кухню и устроила там уборку. Дети спали, слегка перевалило за одиннадцать. Хьюга выжидающе смотрел на шурина, который судорожно пытался придумать тему для разговора. Вздохнув, Наруто сказал:
— Может, выпьем? Хината не будет против.
Неджи кивнул, подумав о том, что никогда и никто не узнает, на что он спрашивает разрешения у своей жены, а на что — нет. Если когда-нибудь таковая появится.
Саке было разлито по о-тёко, но тем для разговора не стало больше. Мужчины молча пили, слушая, как на кухне плещется вода. Наконец Наруто почувствовал заветное тепло внутри и ляпнул:
— Кэзуми-чан вчера родила второго сына.
— Поздравляю, — сухо ответил Неджи.
«Я тут при чем?» — подумал он.
— Помнишь, когда-то она за тобой бегала?
— Ты намекаешь на то, что я мог бы быть счастливым отцом? — прямо спросил Неджи.
— Ну… да, — Наруто смущенно заулыбался, отчего глаза его сузились и возле них появились добрые морщинки. Невозможно было обижаться на него. — Знаешь, тебе ведь за тридцать перевалило. Я ничего не хочу сказать — для шиноби это самый расцвет, конечно, — но человеку плохо без семьи, он от этого становится странным. Серьезно тебе говорю, я знаю кучу людей, которым под сорок и у каждого свои странности. Прикинь, наш сосед — только я тебе не говорил — по выходным переодевается в женщину и ведет беседу на два голоса, мы сначала думали, что к нему приходит кто-то, но нет… Все случайно выяснилось — так неловко было….
Неджи смотрел на него своим непроницаемым взглядом.
— Продолжай, Наруто, — раздельно произнес он.
— Я не имею в виду, что ты станешь странным, просто одиночество никого не делает лучше, понимаешь?
Оба ощутили насущную необходимость опустошить токкури еще немного. Наруто почувствовал, что запорол данное Хинате обещание, и начал распаляться. Ему подумалось, что когда-то, больше пятнадцати лет назад, во время поединка ему проще было пробить защиту Неджи, несмотря на разницу в силе, чем сейчас.
— Ты думаешь, что это касается только тебя. Я не буду даже говорить о тех, кому ты дорог и кто беспокоится о тебе… Возьмем работу… У меня есть три куноичи, которые каждый раз просят дать им совместную с тобой миссию, каждый раз! И одна сумасшедшая девчонка, которая набила себе татуировку на плече… Сейчас скажу… «Под солнцем Неджи», — вот что там написано. Я попросил Сакуру убрать это безобразие и заживить кожу, но ума так просто не прибавишь. Ей девятнадцать всего!
— Утешьтесь, Хокаге-доно, — небрежно бросил Неджи и пригубил саке. – На подходе новое поколение завидных холостяков. В конце концов, мне ведь скоро под сорок? — в его голосе не так уж трудно было распознать иронию.
Седьмой вздохнул. Неджи был прав: те несколько девушек, которые когда-то намекали ему о своих чувствах, уже давно обзавелись семьями, лишь пара девчонок по инерции мечтали о нем, просто потому, что он был самым сильным мужчиной в клане — и таким загадочно одиноким. Но уже на слуху были новые имена, так что Неджи с облегчением чувствовал, что его оставляют в покое: реже провожают взглядами, реже перешептываются, в кои-то веки перестали присылать по праздникам цветы на дом.
