— Так почему ты уже не выберешь себе кого-нибудь?
— Потому что таковы объективные обстоятельства, — ответил Неджи. — С теми женщинами, которые ниже меня, я не хочу иметь ничего общего, а те, кто равен мне или превосходит по своим моральным качествам и духовной силе, не подходят мне из-за возраста, особенностей характера или не привлекают внешне. Это же очевидно.
Наруто пытался переварить слова о «моральных качествах и духовной силе», но не мог уразуметь, о чем речь, пока не вспомнил о Хинате. Да, о ней можно было так сказать, он понимал, что это нечто особенное, чего не встретишь на каждом шагу.
— Но тебе ведь все равно приходится с кем-то… э… ну, встречаться? — неуверенно спросил он.
— Это унизительно, Наруто, — откинувшись на спинку дивана и скрестив руки, произнес Неджи.
— С каких это пор свободного человека встречи с обычными женщинами унижают?! А с собственной правой рукой возвышают что ли?!
— Я весь этот разговор имел в виду, — Неджи тяжело вздохнул. — А вообще, это философский вопрос: что унижает больше. В первом случае о твоем унижении и неумении справиться с желаниями собственного тела знает как минимум еще один человек, а во втором — только ты сам… Не могу поверить, что обсуждаю это с тобой…
Наруто рассмеялся. Только Хината могла бы сказать, насколько принужденным был этот смех на самом деле. Напрасно все-таки она мыла за него посуду.
— Если мы закончили с неловкими темами, может, все же поговорим о работе?
Седьмой почувствовал себя увереннее.
— Как тебе новая служба?
Неджи не так давно прошел практику при штабе АНБУ Листа и выполнял обязанности координатора.
— Если не считать суточные дежурства, постоянное напряжение и ответственность за жизни людей…
— Ну, этим тебя не напугать!
— Я плюсы перечислял. Мне не нравится только сидеть в четырех стенах, но сутки через трое вполне можно потерпеть.
— Ямато-сэмпай уже не наставляет тебя?
— Он приходит иногда узнать об общем положении дел.
— Вот незаменимый человек!
— Не могу не согласиться: он спас мой бьякуган.
Неджи вернулся домой после полуночи. К сожалению, он был не настолько пьян, чтобы сразу уснуть, но выпил достаточно, чтобы потерять контроль над общим направлением своих мыслей и настроением. Разувшись у порога, он шагнул босиком на прохладные доски пола (солнце скрывалось за тучами и за целый день не смогло раскалить их), прошел в угол комнаты, где стоял его рабочий стол, включил лампу и повернул к себе альбомный лист, на котором еще утром рисовал что-то с большим вдохновением.
Под светло-синим небом раскинулись зеленые холмы, кое-где по ним были разбросаны кусты еще не отцветших диких белых роз. Это было похоже на волны моря с пенными барашками… Как только Неджи в голову пришла эта мысль, он вспомнил… Вспомнил то мимолетное впечатление, которое заронила в его душу Кенара, когда они только встретились на миссии сопровождения. Вместо обеда она побежала любоваться видом с утеса. «Обозреть окрестности — так она сказала», — подумал Неджи. Это не было причудой, она и вправду будто подпитывала свои душевные силы красотами природы, ветром, дождем. Когда они сражались с Рагной и Сабато и в какой-то момент оказались на краю плато, Кенара посмотрела на холмы и небо, и они наполнили ее решимостью… Такая восприимчивость свойственна лишь настоящим художникам, но в то же время куноичи не только не умела рисовать, ее схемы приводили Неджи в ужас. Он улыбнулся, вспоминая, как они обсуждали свои перемещения и знаки, оставленные для АНБУ. Казалось, Кенара делает в точности то же, что и он: проводит точно такие же линии тем же самым карандашом, но вечно случались недоразумения (то обломится грифель, то край ладони дотронется до листа в неудачном месте), превращавшие простейший чертеж в небрежную мазню, которой постыдился бы ученик Академии первых курсов. И все же писала она аккуратно, мелко, удачно подбирая формулировки. Неджи помнил ее лаконичные отчеты наизусть.
Должно быть, всему виной саке. Иначе не объяснить, почему он снова поддается этому безумию, с которым покончил два года назад. Пальцы Неджи впились в лист бумаги, уголки его начали сползаться, центр сморщился продольными волнами… еще секунда — и он бы скомкал его, порвал, вышвырнул прочь; но рука расслабилась и прижалась ладонью к столу, разглаживая рисунок. Хьюга Неджи знал, что его считают бездушной скотиной, холодным эгоистом, высокомерным гадом, но все это время он также знал, что есть на свете человек, за которого он отдал бы свою жизнь не только без раздумий, но и без сожалений. И каким бы это было счастьем, если бы этот человек захотел, потребовал такой жертвы!
Все лучшее, что было в нем, все худшее, что было в нем, было связано с ней, с ее именем, лицом, фигурой, со всем, что она делала и говорила и что навсегда оставило след в его душе. И все, что он из себя представлял: его тело, душа, мысли, способности и черты характера, — имело смысл только в сопоставлении с ней. Только она по-настоящему понимала и принимала его, именно это ощущение он не мог и не хотел забывать. А иначе и жить не стоило.
Рука Неджи скользнула к выключателю, он задел и едва не опрокинул стаканчик с водой. На мгновение сердце его замерло — так он боялся испортить рисунок, который парой минут ранее едва не уничтожил по собственному желанию. Работа над рисунком так захватила его утром, что он убрал только краски и кисти, а воду оставил. Пальцы скользнули по альбомному листу чуть ли не с нежностью…
Хмыкнув, Неджи быстро убрал листок в папку, а папку — в стол.
— Я сентиментален — значит, я чертовски пьян, — сказал он сам себе, презрительно скривив губы, но где-то в глубине души испытывая облегчение от того, что в принципе способен на подобные чувства.
С моря задувал солоноватый ветер, над сине-зеленой гладью то взлетали вверх, то обрушивались вниз черно-белые чайки, издавая крики, от которых хотелось плыть, и плыть куда-то за океан. Три куноичи лежали в траве над обрывом, вглядываясь в пустынный берег. Было жарко.
— Многообещающий был залив, — вздохнула Юджин, опуская бинокль. — Такое удобное, уединенное место.
— Мы ведь еще не закончили, — спокойно ответила Кенара.
— К востоку отсюда холм огибает проселочная дорога и словно ведет в никуда, — произнесла Ходира. Она лежала, зажмурившись, закинув руки под голову, и видела окружающий мир глазами своих беркутов.
— Хорошо, это уже что-то. Она раскатанная или заросшая травой?
— Там много травы, но такое ощущение, что ее проложили относительно недавно по дикому полю, — договорив, Ходира начала складывать печати и воскликнула: — Клёкот!
Куноичи Песка использовала эту технику уже семь или восемь раз наугад на разных участках берега, но пока безуспешно.
— Корабль на горизонте, — вдруг сообщила она.
Девушки оживились. Ходира подождала, пока ее беркут подлетит поближе к цели и пояснила:
— Грузовое судно. Куда направляется, пока не могу сказать.
— Добавить чакры? — спросила Юджин.
— Да, пожалуйста.
Юджин села и вытянула руки. С ее ладоней соскользнула прозрачная вуаль очень светлого изумрудного оттенка и протянулась до плеча Ходиры.
Кенара посмотрела на напарниц. Она представляла, что сейчас чувствует куноичи из клана Суреми, так как сама пару раз прибегала к помощи Юджин. Ее чакра была прохладной, приятной, как воздух после дождя, и так же бодрила.
Через некоторое время Ходира смогла с уверенностью сказать, что корабль заплывет в залив, который они обследовали.
— Значит, база где-то здесь и сегодня будет погрузка товара. У хороших дельцов суда не простаивают без дела. Может, конечно, завтра, но точно в ближайшие дни.
За несколько десятков метров от берега судно исчезло, и стало понятно, что пристань скрыта от посторонних глаз с помощью гендзюцу. Это внушало наилучшие надежды, так как предыдущие бухты не были столь хорошо замаскированы. Ходира начала «прощупывать» берег с помощью Клёкота.
