Я пишу тебе… черт знает зачем я пишу тебе. Просто у меня такое чувство, что ты — все, что от него осталось. И тот мальчик, ваш сын.

Мне не хватает его. Не хватает Номики. А ты чувствуешь то же самое? В день, когда он умер, в Пустыне Демона шел дождь — первый за шестьдесят лет. Чертова обезвоженная пустыня плакала в тот день! А ты? Сколько дней плакала, прежде чем перестать? Не знаю, зачем пишу тебе (чертовы слова расплываются, но я точно не буду переписывать это письмо)… Чтобы облегчить твою боль? Или усилить ее? Может быть, чтобы облегчить мою?

Прощай, Кенара. Не отвечай на это письмо. Но когда будешь говорить с ним, скажи, что я виновата перед ним и сожалею. Тебя он услышит.

Глава клана Суреми, Кайса-сама».

Уже вечером, когда Инари и Нинаки ушли домой, а Сейджин спал, Кенара прибежала на кладбище. Она узнала от тети, что письмо принес пару дней назад какой-то генин из Деревни Песка. Видимо, он же оставил цветы на могиле. Куноичи было совестно: она не могла не сравнивать себя с Суреми Кайсой и обрадовалась, когда нашла ее ленту в траве. Привязав ее обратно к букету, Кенара выпрямилась и вздохнула.

— Что поделаешь, она любила тебя. Любила, как могла.

Как-то перед Новым годом Сейджин занимался на площадке, оборудованной возле дома — той самой, где тренировалась его мать сразу после его рождения. Он уже снова загорелся мечтой стать шиноби, так как достиг первых успехов и вспомнил самого себя до получения увечий. Теперь Сейджин не мог остановиться и с раннего утра до позднего вечера бегал, делал упражнения, высвобождал чакру и даже сражался с матерью в ближнем бою. Уже давно стемнело, по четырем углам площадки горели фонари, выхватывая из объятий зимних сумерек светлый куб. Кенара сидела на одном из спортивных снарядов, подперев подбородок кулаком, и наблюдала за сыном, впрочем, должно быть, не очень внимательно, так как не изменила позы, когда он остановился. Мысли ее витали где-то далеко — если она вообще о чем-то думала.

Сейджин стоял в нескольких шагах и смотрел прямо на нее, но она этого не замечала. Всегда, сколько он себя помнил, мама казалась ему чем-то наподобие выпущенной из лука стрелы: неслась вперед, пробивая препятствия на своем пути, но не замедляя хода из-за них. И невозможно было ее остановить. А теперь она как-то поникла, не напрягала ни тела, ни мыслей, просто жила, интересуясь лишь успехами сына. Раньше Сейджин был уверен, что она была угнетена из-за тоски по его отцу, а теперь понимал, что дело не только в этом. Он хотел, чтобы она стала прежней.

— Мама, — произнес он и ждал, пока Кенара сосредоточит на нем свой взгляд.

— Что? Закончил?

— Слушай, хочу сказать тебе кое-что, — Сейджин подошел ближе и выпрямился, уперев руки в бока. — Может, ты уже перестанешь нянчиться со мной и займешься каким-нибудь делом?

Кенара подняла голову. Брови ее поползли вверх, и вдруг она рассмеялась — так, как не смеялась уже много месяцев. От смеха даже слезы выступили у нее на глазах, но куноичи никак не могла остановиться.

— Мам, у тебя истерика? — серьезно спросил Сейджин. Он такого еще не видел, но догадался, что что-то не так. — Принести воды?

— Да нет, — с трудом ответила Кенара, вытирая глаза. — Я просто… просто счастлива, что ты стал прежним.

— Я собираюсь стать очень сильным, и ты должна подавать мне пример.

Мальчик протянул матери руку, как будто помогая ей подняться, хотя она в этом не нуждалась. Кенара встала, но не отпустила его руки. И так вместе они пошли в дом посмотреть, что приготовила на ужин Азэми-чан.

Масари Кенара волновалась, как маленькая девочка. Перед кабинетом в коридоре с круглыми окнами толпилось несколько десятков джонинов. Куноичи держалась поближе к своим, но не участвовала в общей беседе. И вот разговоры затихли и все взоры устремились на главу подразделения, шествовавшую по коридору с невозмутимым лицом и легкой улыбкой. Кенара вздрогнула, узнав Кайсу. Джонины наполнили кабинет и расселись по скамьям за столы продолговатой формы, как ученики академии, извлекли из сумок тетради и приготовились писать. Кенара могла свободно разглядывать вставшую за кафедру куноичи.

Кайса хорошо выглядела, на вид ей можно было дать чуть больше тридцати. Черные волосы ее не потеряли своего яркого цвета, только у правого виска над ухом змеилась единственная белоснежная прядь. Седая прядь не портила общего впечатления, тем более что ее обладательница кокетливо выставляла ее напоказ, зачесывая волосы на левую сторону. Казалось, это настолько шло Кайсе, что даже не будь у нее седины, стоило бы немного подкраситься. У нее была чистая, смуглая кожа, небольшие морщинки вокруг глаз, которые все так же испытывающее и насмешливо щурились, красивые, слегка подкрашенные губы. С одной стороны лица у скулы была сделана изумрудно-зеленая татуировка — символ клана. Любой назвал бы эту женщину яркой и сильной, но Кенара видела затаенную горечь в ее глазах, какое-то разочарование то ли в себе, то ли в жизни, и невольно в ее памяти всплывали строки из письма.

Суреми Кайса узнала ее и на несколько мгновений остановила на девушке свой взгляд, но затем отвела глаза. Ей некогда было решать личные вопросы: она должна была подготовить группу джонинов для АНБУ Деревни Песка.

— Итак, вас здесь тридцать человек: двадцать из Суны и десять из Звездопада. В конце нашего курса обучения Страна Ветра рассчитывает получить десять первоклассных команд, которые составят резерв для подразделения по борьбе с контрабандой. Наша задача — не дать попасть всему тому, что представляет собой оружие шиноби, в руки тем, кто не состоит на службе ни одной из дружественных деревень. Я хочу, чтобы вы понимали: речь не только о кунаях или мечах, но обо всех техниках и технологиях, в том числе секретных. Охранять их — наша первостепенная задача.

Учиться предстояло в течение двух месяцев. Резервные команды отличались от постоянных тем, что привлекались к участию в крупных операциях и рейдах и выступали в качестве ударной силы, а в остальное время выполняли обычные миссии шиноби. Кенара была счастлива: она даже представить не могла, что у нее появится возможность жить по такому графику. Кроме того, куноичи любила учиться и все схватывала на лету. В итоге пару месяцев она проводила дома, с сыном, затем отлучалась в рейды на несколько недель и снова возвращалась. В ее отсутствие Сейджин с удовольствием жил вместе с Нинаки и Инари.

В конце долгого учебного дня джонины, задав все интересовавшие их вопросы, разбредались отдыхать. Кайса с улыбкой ждала, пока кабинет освободится, а когда мимо нее проходила Кенара, слегка коснулась рукава ее рубашки. Куноичи остановилась.

— Прогуляемся? У меня есть свой кабинет на втором этаже, — сказала Кайса.

Помещение было небольшим, имело лишь одно оконце где-то под потолком и освещалось плоскими белыми лампами. У одной стены стояло изящное кресло с мягким сидением и полукруглый стол с вырезом под него, у другой — небольшой диванчик. Комната была увешана разнообразным оружием и украшена плетеными экранами с символикой клана Суреми.

— Располагайся и расслабляйся, — усмехнулась куноичи и уселась напротив Кенары на другом конце диванчика, откинувшись на его спинку и забросив ногу на ногу. Одеяние цвета морской волны имело разрезы, так что одна из стройных ножек в сандалии оказалась на виду до самого края коротких шортиков.

«Мы виделись с ним пару лет назад на общей миссии», — вспомнила Кенара строчки из письма. «Интересно, с Номикой она так же себя вела?» Впрочем, как бы она себя с ним ни вела, важно было лишь то, что он оставался верным мужем. Могла ли сама Кенара похвастаться тем же? Правда, она была очарована вовсе не внешностью Хьюга, а его характером и поступками. Разве что глаза… и такое хладнокровное лицо… Впервые куноичи не подавляла в себе воспоминаний о Неджи, и то, как они подействовали на нее, привело ее в смятение. Она слегка покраснела и сделала вид, что разглядывает мечи на стене.