— В довоенное время это вызвало бы серьезное беспокойство, — заметил Неджи. — Но сейчас Песок и Лист действуют заодно.

Инари испытывающее посмотрела на него, но бьякуган был непроницаем. Она вздохнула.

— Вам не кажется это забавным, Неджи-сан: я беспокоюсь о том, достаточно ли мы привержены интересам Конохи, а вы успокаиваете меня (или себя) сказками о мире. Ответьте мне откровенно — как шиноби и разумный человек, а не как лицо официальное — сколько, по-вашему, продлится мир?

— Думаю, достаточно долго, — холодно ответил Хьюга.

Госпожа Старейшина тонко улыбнулась.

— Считаете меня наивным? — глаза Неджи недобро блеснули.

— Нет, считаю, что вы принадлежите к другому поколению, чем я — это факт. Просто хочу убедиться, что вы осознаете последствия решений, которые из добрых, несомненно, побуждений, принимает Хокаге. В ближайшее время глобальных конфликтов, скорее всего, не будет, но потом… Произойдет смена поколений, и не раз. Молодежь разбегается из Деревни Звездопада, предпочитая служить более успешным деревням. Некоторые из них уже перестали быть шиноби Звездопада. Наладив крепкие связи с Песком и оторвавшись от Листа, мы рискуем однажды очнуться, оглянуться вокруг и увидеть, что шиноби этой деревни больше проникаются интересами Страны Ветра, чем Страны Огня.

— Такая вероятность есть, — неохотно согласился Неджи. — А какова ваша личная позиция по этому вопросу? Вам нужен сильный Звездопад или Звездопад, преданный Стране Огня?

Инари-сан опустила глаза, чувствуя, что не сможет выдержать пронизывающий насквозь взгляд бьякугана.

— Я не знаю, — честно ответила она. — Но предвижу вероятность трагического развития событий.

Хьюга откинулся в кресле. Больше всего ему хотелось, чтобы здесь была Кенара. Что она думала по этому поводу? Сомневалась или была решительно настроена?

— Мне как-то довелось выполнять общую миссию с вашей племянницей, — напуская на себя равнодушие, сказал Неджи.

Госпожа Старейшина слегка нахмурилась. «Кенара? При чем здесь она?»

— Она сказала мне, что у Звездопада и Листа общие цели.

«И что с того?» — едва не выпалила Инари, но сдержалась.

— Тем не менее она бы одной из первых согласилась на службу в АНБУ Песка, если бы имела такую возможность, — произнесла она, не сумев до конца скрыть свое раздражение.

Неджи нахмурился: ни любви, ни понимания по отношению к племяннице не ощущалось в лице или словах ее тети. Видимо, Кенара и правда считалась паршивой овцой в семье. Он-то в глубине души надеялся, что Инари поддержит разговор о Кенаре и ему хоть немного станет легче.

— Кенара-сан сейчас находится в деревне?

— Нет, она в Руоши с семьей, — с легким удивлением ответила госпожа Старейшина. Ей казалось странным, что такой человек, как Хьюга Неджи, справляется о ее племяннице. И что их связывало? Общая миссия более чем двухгодичной давности? Не удержавшись, Инари спросила: — У вас к ней какое-то дело? Могу я ей передать что-то от вашего имени?

Жалкие остатки воодушевления Неджи улетучились, сразу все потеряло интерес: дипломатическая миссия, беседа со Старейшиной, сама деревня. Он мучился от неизвестности и ожидания, пока добирался сюда, представлял разные варианты развития событий: встречу неожиданную или с большим трудом организованную, — но не ожидал, что Кенары попросту не окажется дома. Почему он не подумал об этом, ведь она регулярно выполняла миссии? По какой-то причине он был уверен, что должен увидеть ее, а из этой уверенности вытекала и другая — что он застанет ее дома. Совершенно лишенная оснований уверенность… И где же она? Не на задании, а в курортном городке на горячих источниках! Воображение рисовало Неджи картину семейной идиллии (хотя он сам не имел о ней понятия, но мог себе представить что-то похожее на семью его сестры): Кенара с мужем и сыном отдыхают, радуются сияющему лету, веселятся на большом празднике… Это было так обидно! Обидно, что она веселится и радуется жизни, когда у него выдался такой тяжелый год… При мысли о том, что Кенара его с легкостью забыла, сердце Неджи ожесточилось. Он хмурился и хотел поскорее отделаться от своей дипломатической миссии, тем более что от него ничего не зависело.

— Неджи-сан?

Он пропустил мимо ушей последние ее вопросы, так что и не собирался на них отвечать.

— Каким бы ни было мое мнение по этому вопросу, — сказал он, — решение принято: Седьмой приказал передать вам его полное согласие на сотрудничество Звездопада с Песком.

— Что ж, благодарю вас, — ответила Инари, хотя не испытывала никакого удовлетворения. — Оставим опасения при себе и будем надеяться на лучшее.

Неджи отправился в гостиницу и встал в душевой кабинке под холодную воду. Все, что было связано со Звездопадом, отзывалось болью и раздражением в его душе. С того самого момента, как Номика появился перед ним, нежно улыбаясь своей жене и окидывая ее заботливым взглядом, его сердце непрестанно жалила ревность. Сначала Неджи считал это ненавистью, но потом, побыв наедине с собой и несколько остыв, понял, что это была именно ревность. Он не мог представить, понять и принять, что Кенара связана с другим мужчиной. Какими бы иллюзиями он себя не тешил, очевидно было одно: Номика ее муж. Невозможно было спокойно думать об этом. Неджи жаждал сразиться с ним — и победить. Избить его, растоптать и заставить исчезнуть из ее жизни. Но этого хотела лишь часть его личности, которую он надежно держал в узде. Перед ним вставало лицо Мичжуна, склонившегося к его собственному лицу и тянущего пальцы к бьякугану. Отчасти Неджи понимал его чувства, но никогда не опустился бы до столь низких поступков.

Снова он убеждался, что обречен всю жизнь ограничивать, контролировать себя, так как внутри был отнюдь не так хорош, как снаружи. Почему он такой? Почему в нем столько злости, раздражения, равнодушия? Почему даже теперь, избавившись от Проклятой печати, он должен быть стражем самому себе, подавлять и запирать в глубине души многие свои желания?

«Я хотя бы честен с собой, — думал Неджи. — Даже при том, что уважение к себе — главное условие моего существования, я не пытаюсь обелить себя в собственных глазах».

Он не был к себе снисходителен и не оправдывался, поэтому ему в голову не приходила мысль о том, что он всю жизнь один, без семьи и любимого человека рядом, никому по-настоящему не нужен и не интересен, никем не понят до конца. Если это и не делало его хуже, то никак не способствовало обретению гармонии с самим собой.

А Кенара? Теперь Неджи точно знал, что она не страдает, как он, хотя и была когда-то влюблена. В конце концов он смог признать, что она поступила единственно правильным образом — сохранила свою семью, переступив через чувства к нему. Неджи за это еще больше ее уважал, а что касается поцелуя… Он не склонен был осуждать Кенару за то, что она ответила на него, ведь это означало упрекать ее в том, что она поддалась обаянию Неджи. А как за это можно было упрекать, если это больше всего ему льстило? И чем выше было его мнение о Кенаре, тем более лестным казался тот факт, что она влюбилась в него.

Конечно же, Неджи помнил, как тепло куноичи смотрела на него, особенно когда считала, что он этого не видит, с каким восхищением оценивала его способности и черты личности, которые у остальных вызывали неприязнь, как внимательно слушала его и с каким интересом поддерживала беседу. Помнил ее прикосновения — ведь это она дважды брала его за руку, отчего все тело его наполнялось невероятной силой, а душа — уверенностью. Наконец, невозможно было забыть, как она хотела спасти его ценой своей жизни: отказалась развеять теневого клона, оставила его защищать Неджи, а сама спасалась, как могла, рискуя сгореть заживо в пламени Сабато.

Она была слишком добра к нему.

Хьюга зажмурился изо всей силы. Наверное, этому не суждено повториться. Собрав все свое мужество, сделав невероятное усилие над собой, он произнес: «Будь счастлива, Масари Кенара». И с удивлением осознал, что любит ее больше, чем самого себя…