— Шичи увидел его случайно на расстоянии двадцати километров от нас, мы попытались преследовать его, но, черт, он такой быстрый гад, — Мичжун усмехнулся, покачав головой.

«Что в этом забавного?» — раздраженно подумал Неджи, поднимая на него глаза, но ничего не сказал.

— Мы предупредили всех, кого могли, включая штаб. Сначала он двигался на юго-юго-восток, а потом резко повернул на восток и скрылся. В последний раз Шичи видел его у реки, мы побывали там, но ничего не нашли. Дальше двигаться вслепую смысла нет. Отдохнем и утром обследуем окрестности, хотя, чую, ничего это не даст.

Неджи кивнул.

— Ваши люди совсем без сил, как погляжу. Что ж, мы подежурим, а вы отсыпайтесь.

— Благодарю, — произнес Хьюга немеющим от усталости языком.

Он лег спать, даже не поужинав. Тири и Казука последовали его примеру.

Неджи впал в тяжелое забытье. Он так плохо чувствовал себя, будто заболел. Ему казалось, что он находится в темнице собственного тела и не может пошевелиться, а голову наполняет ядовитый туман. Непонятно было, сколько прошло времени. Он силился и силился проснуться, но не мог, пока не услышал знакомый голос:

— Неджи, Неджи, — позвала его Кенара, тронув за плечо.

Ему показалось, что он все еще с ней и они вместе преследуют нукенинов. «Хорошо, что это все приснилось мне», — с облегчением подумал он и приподнялся со своего спального мешка, радуясь, что сейчас увидит милое сердцу лицо с темными глазами и нежными щеками.

На самом деле Неджи не мог подняться, так как тело его уже находилось в вертикальном положении. Он был привязан к дереву и утыкан иглами, пропитанными чужой чакрой. Первое, что он увидел, открыв глаза, это были лежащие в нескольких шагах прямо перед ним тела Тири и Казуки. Ребята лежали рядом, рука об руку, каждый — с перерезанным горлом. Продираясь сознанием и взглядом сквозь пелену сумрачного тумана, Хьюга вскрикнул и окончательно пришел в себя, но картина окружающего мира не изменилась.

У ног его сидел Шичи, втыкая последние иглы в тенкетсу в ступнях.

— Ну что, господин Неджи, — произнес он, поднимая глаза, — вы не забыли, как поставили на мне крест, раскритиковав мой Джукен? Как вам альтернатива? — юноша поднял одну из игл и показал ее сэмпаю. — Вам должно быть совсем не больно: моя чакра способна заменить сильнейший анестетик. Мы не хотели, чтобы вы очнулись раньше времени, до того, как я обезврежу все ваши тенкетсу.

Глаза Неджи расширились от ужаса, он попытался дернуться, высвободить чакру, но не смог. К ним подошли Мичжун и Арумо. Первый перебирал какие-то медицинские инструменты, второй нес мокрую тряпку и стальной контейнер.

— А, ты очнулся, бледнолицая сволочь, — произнес Мичжун.

Неджи не мог использовать бьякуган, но чутье подсказывало, что перед ним действительно командир Ао Кума. В его глазах было столько ненависти, что Хьюга был поражен до глубины души: он точно знал, что не мог вызвать такого сильного чувства.

— Объяснись, Мичжун, — кое-как произнес Неджи, еле ворочая языком. Видимо, пока он и его люди спали, им дали надышаться ядовитого газа. — Ты предатель?

— Предатель? Нет. Мы не предатели и по-прежнему верны родной деревне. Просто хотим оказать ей услугу и избавить ее от такого мусора, как ты, — командир Ао Кума нагнулся и какое-то время смотрел Неджи прямо в глаза, очевидно, пытаясь совладать с кипящей внутри яростью.

— А мои люди?

— Одна команда — единая судьба, разве ты этого не знал?

На этот раз в ярость пришел Неджи. Он произнес ледяным тоном:

— Ты убил товарищей — это и есть предательство.

— А себя предателем ты не считаешь? Или ты забыл про Саяну и ее отряд? — Мичжун охрип от волнения, когда произносил это имя. От его лица отлила кровь, глаза сделались еще чернее.

— Саяна? — удивленно повторил Неджи и вдруг понял все.

Он совсем забыл об этом, но теперь вспомнил, что видел их вместе когда-то давно. Мичжун и Саяна любили друг друга, однако если первый был преданным и верным другом, то вторая предпочитала считать себя свободной и позволяла себе увлекаться другими молодыми людьми. Если бы Неджи просто приглянулся ей и ответил взаимностью на ее краткосрочную страсть, Мичжун закрыл бы на это глаза. Но Неджи холодно отнесся к куноичи, превратив тем самым ее увлечение в настоящее чувство. Самолюбие Саяны было сильно ранено, она не могла ни забыть Неджи, ни простить его. И, наконец, погибла, из гордости отклонив предложенную им помощь. Мичжун ненавидел Хьюга.

— Хватит, — прорычал он. — Я долго наблюдал за тобой, выжидая удобный момент: все искал способа отомстить. Хотел уничтожить самого дорого тебе человека, чтобы ты оказался на моем месте, но у такой эгоистической сволочи, как ты, никого нет. Так что пришлось подумать, что для тебя представляет самую большую ценность, и я решил, что это твои глаза. С тех пор, как твой бьякуган очистился от действия Проклятой печати, все было решено. Я извлеку его и продам. Этих денег хватит, чтобы помочь родному клану Арумо и другим нуждающимся. Вырученные средства будут обращены во благо. Даже твое существование в конечном итоге принесет кому-то пользу.

Неджи смотрел на командира расширенными глазами. Никогда в жизни он не был таким беспомощным… Впервые он не мог ничего придумать, ничего предпринять, кроме бесплодных попыток высвободить хоть немного чакры.

— Начнем, — тем временем произнес Мичжун, поднося к лицу Хьюга какой-то инструмент, устроенный по принципу ножниц.

Схватив одной рукой Неджи за подбородок, второй Мичжун вставил в его глаз инструмент и начал раздвигать верхнее и нижнее веко.

— Не дергайся, — прорычал он. — Видишь, работа тонкая…

Он призвал на помощь Арумо, и пока тот фиксировал голову Хьюга, достал скальпель.

— Не смогу ухватить, надо подрезать веки, — сосредоточенно произнес Мичжун, близко наклоняясь к лицу пленника.

Неджи, пока с ним все это проделывали, был словно во сне. «Все кончено?» — думал он и не мог в это поверить, но его тело его больше не слушалось. Даже сказать ничего было нельзя, так как Арумо крепко прижимал его челюсть. «По крайней мере, я могу попытаться сохранять спокойствие… до конца». Это было нелегко, хотелось дергаться, кричать, рычать и вырываться, но Неджи только стиснул зубы и с деланным хладнокровием следил взглядом за приближающимся к нему лезвием. Кровь залила правый глаз: Мичжун сделал два поперечных надреза — на верхнем и нижнем веке, чтобы легче извлечь глазное яблоко. Левым глазом Неджи видел, как сильные крепкие пальцы потянулись к правой глазнице…

В этот момент из леса со всех сторон мгновенно вытянулись деревянные балки и ветви, обвили Шичи и Арумо и оттащили прочь. Из дерева, к которому был привязан Неджи, тоже вырвались перекладины и прикрыли его, заключив в древесный кокон. Одним глазом сквозь щели он мог разглядеть дальнейшее. На поляну выступил Ямато, руки его были сложены вместе, лицо напряжено.

— Я знаю, ты еще можешь доставить неприятностей, но тебе лучше сдаться, Мичжун.

Ветки, спирально закрученные вокруг шеи Шичи и Арумо, сдавили их сильнее.

— Иначе мне придется убить их, — спокойно добавил Ямато.

Мичжун стоял и мрачно исподлобья смотрел на капитана АНБУ, все еще сжимая в руке окровавленный скальпель. О да, за себя он бы еще мог побороться, вот только…

— Одна команда — единая судьба, — произнес он, опуская руки. — Я был бы такой же сволочью, как этот Хьюга, если бы бросил в беде своих ребят.

Из-за Ямато вышли два человека в масках. Один скрутил командиру Ао Кума руки за спиной, а другая вонзила ему в шею иглу с быстродействующим снотворным. Как только Мичжун был обезврежен, той же процедуре были подвергнуты его товарищи. Ямато выпрямился, опустив руки, древесный кокон, окружавший Неджи, исчез. Капитан АНБУ подошел и начал вырывать из тела Хьюга одну иглу за другой.

— Руюга, развяжи его, — обратился он к одному из своих шиноби.

Молодой человек, названный этим именем, разрубил узлы и подхватил Неджи, неспособного стоять на ногах. Руюга аккуратно усадил его, подложив ему под спину свернутый спальный мешок, затем достал флягу с водой и дал ему напиться.