Стоя в ванной перед зеркалом, он разглядывал проклятую печать на лбу, и прежнее, почти забытое желание освободиться пылало в нем с новой силой. Теперь, когда он был бессилен против сложившихся обстоятельств, ему больше всего хотелось получить право принимать самостоятельные решения и управлять собственной жизнью. Умереть или освободиться — теперь он был готов поставить вопрос таким образом.
— Я должен встретиться с Наруто…
Но не всегда скорость, с которой приводится в исполнение задуманное, окупается должным образом: Наруто не было дома. Хината водила по комнате за ручки свою малышку дочь и поджидала мужа и старшего сына к ужину.
— Она такая умница, — улыбаясь, говорила Хината, — очень любит купаться. А после купания я всегда расчесываю ей волосы. Так вот, Химавари, увидев, как я иду в ванную, уползла в комнату, стянула расческу со стола и принесла ее мне, представляешь? Так она сообщила, что не против искупаться. Да, моя девочка? — куноичи наклонилась и поцеловала пухленький кулачок, в котором крепко был зажат ее указательный палец.
— Очень мило, — произнес Неджи с отсутствующим видом. — Хината, ты помнишь наш последний разговор?
— Да.
— Я решил объясниться.
Девушка выпрямилась и с удивлением посмотрела на него. Сначала она хотела посадить Химавари в манеж, но потом решила, что, играя с ребенком, ей будет проще скрыть свое смущение. Ничего радостного от этого разговора она не ждала, только надеялась, что брату станет легче. Неджи рассказал ей, по возможности коротко, о сложившейся ситуации.
— Что ты теперь мне скажешь? — спросил он в конце. — У меня нет никакой надежды?
Как было трудно ответить на этот вопрос! Хината дала себе время, пока высвобождала пряди собственных длинных волос из пальчиков малышки. Наконец она произнесла:
— Было бы неправильно, братец, надеяться на то, что ее семья разрушится…
— А что было бы правильно? Смириться?
Для Хинаты сказать «да» было все равно что вынести ему приговор. Она старалась отсрочить этот момент.
— Скажи… ты ей тоже нравился? Я знаю, что ты не мог не понравиться…
— Да, — ответил Неджи. — Если бы он не взял ее замуж еще девочкой, если бы судьбой ей было позволено выбирать, клянусь тебе, Хината, она выбрала бы меня!
Столько чувства было в его словах, что она затрепетала, как перед лицом приближающегося смерча. Такие люди, как ее двоюродный брат, подавляют свои эмоции, но тем страшнее они делаются, когда дают им волю. Каким холодным он кажется, и какие бури бушуют в нем! Странная это жизнь — быть темницей для какой-то части собственного «Я». Будучи женой Наруто, она кое-что знала об этом. Но, к сожалению, Неджи совсем не Наруто. Каково влюбиться в такого человека? И при этом быть связанной с другим… Ей стало жалко ту девушку.
— Надеюсь, она не совершила никакого безрассудства? — едва слышно произнесла Хината.
— Нет, нет, — ответил ее брат. — Безрассудство совершил я.
— Ох, Неджи…
Кенара во сне сражалась с Рагной и Сабато. В критический момент она вздрогнула и проснулась. Не до конца придя в себя, куноичи словно ощутила в воздухе капли воды и вражескую чакру и резко повернулась к ее источнику. Дверь на балкон была приоткрыта, из нее тянуло весенним ночным воздухом. Опираясь на перила, Номика стоял, погруженный в задумчивость, и ничего не замечал вокруг. Ни красота ночи, ни пение птиц, предвосхищавших наступление рассвета, не радовали его. Каждый раз, когда Кенара укладывалась спать, он придумывал себе какое-нибудь занятие: зимой засиживался с книжкой в кресле, повернув к себе настольную лампу, с наступлением тепла выходил подышать на балкон. Все было лучше, чем столкнуться с ее холодностью в очередной раз и растравить душу пронзительной болью обиды. Впрочем, Номика не умел обижаться: он страдал от этого сильнее, чем виновник его огорчения.
«Я сам виноват, — твердил себе он, — обещал сделать ее счастливой и не смог. С самого начала я не имел никакого права претендовать на нее. Я ничего не сделал, чтобы она влюбилась в меня, просто принял ее заверения в этом. Заверения ребенка! Может, по складу ума она и была взрослым человеком, но не по опыту. Что же с ней происходит?» Такими мыслями терзал себя Номика. Он чувствовал, что его мир вот-вот рухнет, а самым мучительным было то, что он не понимал причины.
Кенара лежала на животе и, подложив руки под голову, смотрела на мужа сквозь стекло. Он был красивым, широкоплечим, удивительно хорошо сложенным, она вспоминала то время, когда чувствовала трепет, глядя на него. В первый раз, пожалуй, она посмотрела на него, как на мужчину, сразу же после войны. Да, она припоминала этот день: они должны были встретиться на тренировке, когда зажила ее рана и Номика вернулся с миссии. Он был в форме джонина Звездопада, стоял к ней спиной. Кенара подумала тогда, что никогда не замечала, какой он красивый… Ей шел восемнадцатый год, и это был вообще первый раз, когда кто-то показался ей по-настоящему привлекательным. Что же она натворила… Что сделала со своей и его жизнью…
Если бы у нее была дочь, она бы никогда не посоветовала ей выходить замуж в столь раннем возрасте за первого понравившегося человека. Почему-то ей казалось, что и ее мама, если бы была жива, никогда бы не дала подобного совета.
Но разве Номика — случайный человек в ее жизни? Нет, конечно, нет, он всегда был ей бесконечно дорог. Он был ей родным еще до того, как они поженились.
Кенара как раз додумывала эту мысль до конца, когда увидела, что Номика глубоко вздохнул и опустил голову. В этот момент ее пронзила мысль о том, что он несчастен. Впервые больше чем за три месяца она по-настоящему задумалась о нем! Он несчастен — это очевидно. И она, как всегда, слепая в своем эгоизме, старательно не замечала этого… Кенара могла заставить себя не думать об определенных людях и событиях, но не могла заставить себя быть счастливой. Как бы ей ни казалось, что она стоит несколько в стороне от своей семьи и является наименее ценной частью ее, все же от нее многое зависело. Страдая, хоть и скрывая это, она отравляла жизнь своим близким.
Кенара стиснула зубы. Как лицемерно! Дала себе слово избегать мыслей о прошлом, чтобы сохранить семью, а сама продолжала разрушать ее… Семью, которую должна была защищать всеми силами, даже ценой своей жизни! И в этот момент она подумала о том, что пожертвовать жизнью в один миг, пожалуй, не так сложно, как отдавать ее по капле день за днем, отказываясь от своей мечты, закрывая глаза на свою суть. Но разве кто-то виноват кроме нее самой, что все сложилось именно так? Она должна была лучше понимать себя и свои желания.
И уж тем более ни в чем не виноват Номика, который всегда все делал только ради нее. Все эти годы он оставался преданным другом, опорой и поддержкой. Если задуматься, то даже ее отношения с тетей и сестрой выровнялись благодаря тому, что именно он их сглаживал своим бесконечным терпением, доброжелательностью, искренним сочувствием. Когда она страдала после рождения ребенка, запертая в четырех стенах, Номика отказался от половины своих миссий, разделив с ней все заботы о Сейджине и позволив отлучаться из дома и трудиться в качестве шиноби с ним наравне. Кто из мужчин вообще способен на подобное? Она больше не знала таких примеров. Такой любящий отец, такой заботливый муж… Если и есть на свете человек, заслуживающий абсолютного счастья, то только он! И ей, ей повезло быть любимой им, именно ее он оценил, в нее поверил, ее согрел теплом своей безграничной души… Чем же она отплатила?
Она всегда знала, что Номика мечтал о большой семье. Кенара родила ему одного сына и больше не смогла переступить через себя, через свой эгоизм и родить еще детей. Она так боялась оказаться в клетке! Он был домашним человеком, для которого не было ничего важнее семьи. Может, Кенара стала сердцем этой семьи, создала домашний уют, атмосферу любви и заботы? Черта с два — этим занимался Номика. Чем же занималась она?
Капризничала, как ребенок, сбегала из дома, отлынивала от всех обязанностей, от которых только могла. Она даже не знала, в какие дни приходит помощница по хозяйству и что готовится на завтрак, обед и ужин. Ей это было неинтересно!
