— Если бы все так рассуждали, братец, то наш клан бы вымер.

— Если бы все так рассуждали, эту позорную практику уже давно пришлось бы отменить! Но я не политику клана собирался обсуждать, я еще не все сказал по предыдущей теме.

Хината молчала, готовая выслушать все, чем он захочет поделиться. Так иногда бывало: он говорил с ней, желая высказаться и не ожидая ответов на свои вопросы — за исключением тех случаев, когда задавал их целенаправленно. Она не была болтливой и никогда по-настоящему его не осуждала.

— Пытаясь представить себя в качестве главы семьи, я постоянно видел перед глазами пример дяди Хиаши. Но, хотя я бесконечно уважаю его и это даже не требует пояснений, я не хотел бы следовать такому примеру. В достаточной мере испытав на себе жесткость и порой даже несправедливость его методов управления кланом, я не мог не избрать для себя другой путь, — Неджи откинулся на спинку дивана и скрестил руки на груди. — Вопрос лишь в том, насколько он мне по силам.

Глаза Хинаты были уже почти совсем круглыми от удивления. Она не могла поверить в то, что слышала: неужели Неджи рассуждал о себе как о муже, об отце? Это было так странно, что куноичи боялась сказать хоть слово до того, как ситуация окончательно прояснится.

— Знаешь, — задумчиво произнес Неджи, — мне кажется, я мог бы жениться на такой девушке, как ты, потому что ты очень хороший человек и меня восхищают твои душевные качества. Видимо, именно из таких соображений… — он запнулся, вспомнив, что рассуждает вслух. — В общем, это стало бы большой ошибкой.

Хината в этот момент вздохнула про себя и подумала, что ни за что не вышла бы замуж за такого человека — при всей любви и уважении к нему. Он, сам того не понимая, мучил бы ее до конца дней своим нелегким характером и постоянной внутренней борьбой. Более того, ее природные мягкость и податливость способствовали бы развитию худших сторон его личности, он стал бы более придирчивым, властным и даже вредным. Хината стремилась к миру и гармонии, Неджи жаждал борьбы. Любя его, для его же блага она желала ему встретить ту, что будет иметь собственное мнение по всем вопросам, твердость и некоторое упрямство. Это должна была быть также весьма неглупая девушка, чтобы мнение ее имело ценность и давало пищу для размышления уму Неджи. И при этом похожая на него в главном. Слишком много условий! Увы, Кэзуми не подходила под это описание. Если задуматься, то никто из ее знакомых девушек не подходил!

— Братец Неджи, ты говоришь о таких серьезных вещах, — произнесла она. — Что заставило тебя о них задуматься?

— Некоторые люди… и обстоятельства, — неохотно ответил Неджи.

Хината подвинулась на краешек дивана, словно собиралась встать с него, и сказала:

— Если ты захочешь рассказать мне, я с радостью тебя выслушаю.

— Уходишь?

— Пора укладывать Химавари спать. До свидания, братец.

— Спасибо, что потратила ради меня целое утро зря.

Хината улыбнулась.

— Так ты придешь в субботу?

— Да, если обещаешь посадить меня между Ханаби и Конохамару.

— Ханаби мне этого не простит…

— Она не такая злопамятная, как я.

Неджи переоделся в черный кейкоги и решил позаниматься дома. Конечно, его комната для тренировок была не так хорошо оборудована, как, например, у Тен-Тен, и совершенно не могла сравниться с тем, что устроил у себя Ли, но все-таки в ней можно было провести с пользой два-три часа.

Однако на этот раз физические нагрузки не смогли отвлечь его от болезненных размышлений. Неджи не знал, что больнее: вспоминать все время Кенару или запрещать себе о ней вспоминать. Даже стараясь судить объективно, он все равно приходил к выводу, что ему нужна именно она. Их совместную жизнь он представлял, основываясь на времени, проведенном с Кенарой вместе. В тихие дни им было бы так же спокойно и приятно, как тогда, когда они шли по следам нукенинов. Сложности и препятствия они преодолевали бы плечом к плечу, как во время сражения с Рагной и Сабато. Именно это ему было нужно: женщина, способная разделять с ним ответственность и принимать самостоятельные решения. Та, кого он мог бы уважать, на кого мог положиться. Тогда, даже если бы ему пришлось умереть молодым, его дети остались бы в надежных руках, его семья не лишилась бы опоры. Он хорошо запомнил это чувство: когда его товарищ ни в чем не уступал ему, сражаясь с ним на равных. Товарищ, который при этом был красивой девушкой. Какое редкое сочетание!

Неджи встал под душ и включил ледяную воду. Да, это было бы абсолютное счастье, и, наверное, поэтому ему не суждено сбыться. У Кенары уже есть семья. А что касается его самого, то он вполне доказал в разговоре с Хинатой, что не достоин быть ни отцом, ни мужем. Значит, никакой проблемы нет, за исключением его чувств, от которых наверняка со временем можно как-то избавиться. Но даже тогда жизнь не станет прежней: он не забудет, что потерял. И это желание… страстное желание разделить свою жизнь с другим человеком, раз появившись, может уже не исчезнуть никогда.

Она сказала тогда: «Может быть, в следующий раз мы встретимся как друзья, преодолев наши слабости, став сильнее». Как бы он хотел вернуться в тот день! Увидеть ее, дотронуться до нее в последний раз… Вряд ли они когда-нибудь встретятся: по ее отказу вступить в РЗО он заключил, что теперь она наверняка будет избегать встречи с ним. Он же не настолько безумен, чтобы самому к ней прибежать! Хотя Деревня Звездопада всего в трех днях пути отсюда… Оказывается, и от гордости есть какая-то польза: она помогает воздерживаться от некоторых безумных поступков. А если Кенара перестанет его избегать и они встретятся, это будет означать, что она преодолела свои чувства к нему. Неджи должен был желать ей добра, должен был желать ей забыть о нем, но не мог. В глубине души он хотел, чтобы Кенара любила его и мучилась, как он сам. И даже хуже, ведь он свободен, а она — нет.

«Свободен», — Неджи хмыкнул. Никто из них не свободен по-настоящему.

В субботу подморозило и пошел снег. Неджи и Кэзуми вместе возвращались в квартал Хьюга. Девушка поскользнулась пару раз, так что он взял ее под руку. Она улыбалась своей неловкости и искоса посматривала на Неджи из-под длинных ресниц. Кэзуми была куноичи; как все Хьюга, имела бьякуган, но пользовалась в основном медицинскими техниками и работала в больнице Конохи. Она была красивой девушкой, с нежной белой кожей и копной каштановых волос. Когда Кэзуми улыбалась, на щеках ее играли ямочки.

— Спасибо, что провожаешь меня, Неджи.

— Мы живем на одной улице.

Куноичи тихонько рассмеялась.

— Да, правда, но я имела в виду, что ты не даешь мне упасть. Честно признаюсь, я рада, что Ханаби задержалась у сестры и мы пошли вдвоем.

Неджи хмыкнул.

— У Ханаби не было никакой необходимости задерживаться. Кэзуми, неужели ты не чувствуешь себя униженной из-за всех этих уловок?

Девушка остановилась и покраснела.

— Теперь чувствую, — тихо сказала она. — Неджи, это неблагородно — замечать девичьи хитрости, направленные только на то, чтобы побыть с тобой немного.

— Да? В таком случае, у нас разные представления о благородстве, — сухо ответил он.

Кэзуми крепче схватилась за его локоть.

— О, нет, пожалуйста, только не говори со мной таким тоном! Я все испортила?

— Почему же? Я предпочитаю правду, даже если она мне не по вкусу. Не надо подстраиваться под мои настроения, просто будь собой.

Куноичи несколько растерялась. Молодые люди пошли дальше.

— Боюсь, что тогда ты не найдешь во мне ничего особенного, — тихо сказала она.

— Вот сейчас ты мне нравишься больше, — заметил Неджи, а потом подумал, что надо, пожалуй, быть поосторожнее в выражениях.

Сердце Кэзуми забилось быстрее.

— Правда?

— Это просто слова, — устало ответил Хьюга.

Ему вспомнилось, как он сражался с Хинатой десять лет тому назад на первом экзамене на чунина. Какой жалкой она казалась! Он мог убить ее, он даже хотел убить ее, обуреваемый яростью и ненавистью к Старшей семье, и только вмешательство джонинов остановило его руку. Однако Хината, хотя и была беззащитна перед его силой и мастерством, стояла до конца, не желая сдаваться.