— Неджи-сан не очень общительный человек, — с трудом ответила Кенара, — такой знак внимания с моей стороны мог показаться ему неуместным.
— Странно, что после всего вы не подружились, — с сожалением заметил Номика.
— Да, странно, — ответила куноичи и, желая прекратить пытку этим разговором, поспешила сменить тему, начав подробно расспрашивать о занятиях и настроениях сына.
В Деревне Звездопада шел дождь. Черные клены уныло стояли вдоль улиц, роняя влагу с голых ветвей. Распустив чунинов по домам, Кенара и Номика побежали в Ратушу, прячась от ненастья под плащами с капюшоном. Доложив об окончании миссии Старейшине Инари, они задержались в ее кабинете. Номика отвечал на вопросы, а Кенара, пережидая дождь, села составлять отчет. Она провозилась около двух часов. К этому времени разговор между ее тетей и мужем исчерпал себя, Инари перебирала свои бумаги, а ее зять стоял у окна и пытался разглядеть улицу за плотной пеленой дождя.
Покончив с делами, но так и не дождавшись затишья, супруги поспешили в Особняк Масари, чтобы забрать сына домой. Едва хлопнула входная дверь, как мальчик оказался тут как тут и с криками: «Мама! Папа!» — обнял сначала Кенару, а потом бросился Номике на шею и так и остался на нем висеть. Куноичи не могла не улыбаться, глядя на сына. Он весь был таким ладным, таким крепким… Сейджин опережал в развитии своих сверстников: был выше и умнее большинства мальчиков своего возраста. Ему шел седьмой год. Его волосы были цветом как у матери, пепельно-русые, но жесткие, как у отца. И глаза получились как у Номики: светло-зеленые, почти бирюзовые, под темными бровями и в обрамлении темных ресниц. От этого сходство между отцом и сыном бросалось в глаза, хотя характер его, как утверждали родственники, напоминал скорее Кенару.
— Дай-ка, я сниму плащ, — сказал Номика. — Ну вот, а теперь расскажи мне все.
— Вообще все? — серьезно спросил Сейджин.
— Конечно. Что я пропустил?
Мальчик повел отца на диван, даже не дав ему умыться и отдохнуть с дороги, сел рядом с ним, взяв его за руку, и начал рассказывать о том, как занимался и сломал обруч. Одна перчатка у него совсем протерлась, так что он решил, что левую руку нагружает меньше, чем правую, и занимался целый день только левой рукой. Сейджин хотел, чтобы левая перчатка протерлась, как правая, но у него так и не получилось. В конце он решил, что это глупая затея, но было уже поздно: на следующий день рука болела и он не мог ей пошевелить.
— Представляешь, даже пальцами шевелить было больно! — глаза Сейджина сверкали.
— Ого! Сейчас-то шевелится? Пошевели обеими руками. Смотри-ка, пальцы на левой быстрее дергаются!
— Не издевайся, пап…
Кенара стояла, опираясь плечом о стену, и с нежной улыбкой слушала, как они болтали эти милые глупости, которые для них двоих имели большое значение. С самого начала она уступала Номике место возле сына, потому что ему это было так важно. Почему-то Кенара не ревновала, даже испытывала некоторое облегчение, ведь он, конечно, намного лучше со всем справлялся, чем справилась бы она. Куноичи вдруг подумала о том, что могла не вернуться, если бы нукенины одержали верх, но это не было бы так страшно. Не зря она сказала тогда, что о Сейджине есть кому позаботиться — это была правда. Ее вдруг поразила мысль о том, что она уже ни для кого не является главным человеком в жизни. Когда-то она была таковой для Номики, но теперь большая часть его сердца принадлежала, конечно, сыну, а сын больше всех на свете любил отца. Глупые, эгоистические мысли! Кенара хмыкнула.
«Дурацкая привычка, — подумала она, — надо избавляться от нее».
В окрестностях Звездопада надолго зарядили дожди. То это были шумные ливни, то ленивые редкие капли, а то и морось. Как-то на исходе ноября Кенару вызвали к Старейшине.
— Я получила письмо из Конохи, — сказала Инари. Она сидела очень прямо на своем стуле и задумчиво терла переносицу. — Секретарь Хокаге пишет, что тебя рекомендовали в спец отряд АНБУ по розыску отступников. В свете недавних событий в Деревне Листа решили закрыть глаза на недостаточное количество миссий в твоем послужном списке и не подвергать сомнению твою компетенцию и способности. Ах да, рекомендация была от Хьюга Неджи.
Кенара продолжала стоять, скрестив руки, с прежним серьезным выражением лица и непроницаемым взглядом. Инари-сан внимательно посмотрела на нее и продолжила:
— Хорошо, что ты произвела благоприятное впечатление на одного из выдающихся Хьюга. Полезное знакомство. Жаль, что предложение Хокаге придется отклонить, но я надеюсь, сотрудничество с Листом от этого не пострадает.
Кенара побледнела. Конечно, это предложение невозможно было принять. Служба в РЗО? Это означало покинуть дом и семью, перебраться в Коноху, почти все время проводить на миссиях, крайне опасных миссиях. Постоянно рисковать собственной жизнью. Возможно, пропадать неделями и месяцами, просиживая в засадах, путешествуя по другим странам и даже вражеским территориям. Этот вид деятельности был не совместим с семьей. Тем не менее это было то, о чем она мечтала.
У куноичи перехватило горло.
— Ты ответишь на письмо? — спросила она тетю.
— Да, конечно. Сформулирую вежливый отказ. Торопишься?
— Если я больше не нужна…
Инари отпустила ее, слишком занятая своими мыслями, чтобы заметить, что в глазах племянницы стояли слезы.
Кенара выскочила в коридор, быстро отирая лицо руками и злясь на себя. Невозможно было оставаться на одном месте: она побежала. Куноичи выбежала на улицу и помчалась, разгоняясь все быстрее, сама не зная куда. Ей хотелось нестись вперед, пока она не станет ветром.
Что чувствует человек, когда на пути к его мечте стоит что-то важное, дорогое? То, чем он не в состоянии пожертвовать, то, что он не может и не хочет обойти? Такую же безысходность, как и человек, чья мечта попросту неосуществима, но намного большую горечь и тоску от того, что мечта осуществима, но слишком дорогой ценой!
Ей никогда не стать по-настоящему сильным шиноби. Погоня, сражение, столкновение с мощным врагом… Никогда больше этого не будет, не повторится такой случайности, как на миссии сопровождения Куробосу. Бой с Рагной и Сабато — это ее потолок. Единственное испытание способностей за всю ее жизнь после окончания войны. Пора признать: все зря. Тренировки, старания, борьба с собой. У нее не будет достойной цели; какой бы сильной она ни стала, ей некуда будет приложить эти силы. Жизнь ее не имеет смысла. Она так и останется шиноби средней руки без возможности проверить и проявить себя. Как у ниндзя, у нее нет будущего.
Все эти отрывочные мысли проносились в ее голове, пока она не обнаружила, что прибежала к сопке Юяке. Прислонившись к ней, Кенара стояла и плакала под дождем от обиды, от безнадежности. Она даже не могла жалеть о своем решении создать семью, ведь это означало жалеть о рождении Сейджина! Кенара не была на такое способна, она очень любила сына. Но все же ее родная деревня, ее семья стала для нее пленом, оковами, — нежными, милыми сердцу, и оттого еще более нестерпимыми, так как их не только нельзя было скинуть, но даже желать их скинуть было бы противоестественно. Почему то, что она любит больше всего на свете, всегда так больно ранит ее?! Наверное, тетя права: с ней что-то не так.
Вспомнилось, как больше трех недель назад, в тот самый день, в разгар боя Кенара стояла на краю плато и всем телом ощущала ветер. Перед ней расстилались холмы, огромное, безграничное пространство небесной выси. Тогда она не боялась умереть. Ей казалось, что, умерев, она станет ветром и обретет свободу. Теперь же на ее плечи опустились годы жизни — обычной, серой жизни, которую она не хотела, но почему-то выбрала по глупости и неопытности, и не могла отказаться от нее, так как в эту жизнь вплетались бесконечно дорогие ей люди. Она сама, своими руками лишила себя единственной мечты, ради которой существовала…
Снова подумав о том, как близко от ее лица порхнула эта мечта, словно насмехаясь над ней, Кенара застонала от боли, а потом, поддавшись ярости, размахнулась и изо всех сил ударила кулаком в скалу. Чакра облекла ее руку в каменную броню, не дав сломать кости. Кулак смял породу, и от этого места разбежались глубокие трещины, с выступа вверху посыпались камни и песок. Куноичи смотрела на дело своих рук, прикрывая глаза ладонью от дождя. Она вспомнила вдруг, что именно здесь Номика признался ей в любви. Или она ему призналась — воспоминания были смутными.
