— Это прекрасно — видеть, как ты возрождаешься снова и снова. Иногда мне кажется, что ты — единственная постоянная величина в этом мире.
Сабато покачнулся и схватился за руку друга, чтобы устоять на ногах. Через секунду он впитал жар из лавы и остался стоять босыми ногами на почерневшей земле. Быстро придя в себя, нукенин произнес:
— Прости, что подвел тебя.
— Я сам виноват. Не надо было говорить, что тебе достался легкий противник.
— Ее скорость…
— Я видел.
— И запас чакры…
Водный щит чуть серебрился изнутри благодаря свечению чакры Рагны. Этот мягкий свет создавал блики в глазах Сабато, таких черных, словно сама тьма укрылась в них.
— Они истощены. Время на нашей стороне. Можно вообще больше ничего не делать, просто ждать и не давать себя убить. В любом случае, достать Хьюга из-за его чакры довольно сложно, как и куноичи — из-за ее скорости. Если бы Нерифу еще мог сражаться, тогда другое дело.
— Позволь мне использовать ту технику, — произнес Сабато. – Ее разрушительная сила сметет их. У меня хватит чакры еще на одно перерождение.
— Нет, — твердо ответил Рагна. — Только в самом крайнем случае. А теперь пойдем, посмотрим, как они держатся из последних сил.
Водный щит исчез. Нукенины стояли рядом в паре шагов друг от друга, их глаза блестели, щеки окрашивал легкий румянец, под ногами Сабато снова перекатывалась лава. Джонины, не сговариваясь, отскочили назад, Неджи сразу активировал бьякуган.
— Что это за печать? — спросил Сабато. На лбу Неджи виднелся темно-зеленый крест, закрытый с двух сторон соответствующими знаками.
— Проклятая печать клана Хьюга, — ответил Рагна, впиваясь взглядом в лицо джонина. — Я прав?
Ответа не последовало.
— Я думал, ты герой, а ты всего лишь один из отбросов клана, — Рагна усмехнулся. — Твой бьякуган ни на что не годится — это мусор, который исчезнет после твоей смерти.
Нукенин говорил правду. Печать, с помощью которой Старшая семья клана контролировала Младшую, выполняла также роль страховки: у носителя печати бьякуган разрушался после смерти. Ходили слухи, что такая печать ограничивала способности своего носителя и делала его слабее. Неджи побледнел от гнева и унижения, но сдержался. У Кенары невольно вырвалось:
— Мразь! — она чувствовала, насколько глубока нанесенная ему рана, и не могла стерпеть боль, которую ему причинили.
— Спокойно, — с усилием произнес Неджи, — это всего лишь слова.
Хотел бы он так думать! Но эта печать, открытая для взора врага и, что во сто крат болезненнее, для взора друга, жгла сейчас его лоб, как никогда. Это ли не символ его рабства, слабости, беспомощности?
Рагна рассмеялся, наблюдая за лицами джонинов.
— Так я все-таки задел одного из вас? Забавно! Похоже, мы все тут не чужие друг другу.
Сабато удивленно посмотрел на своего напарника. Он догадался, что этот намек сделан, чтобы обратить его внимание на то, что джонины являются друг для друга кем-то большим, чем просто товарищи, и по возможности использовать это в бою. Хоть по нему это было и не видно, но нукенин еще не до конца восстановился: чакра была при нем, но он испытывал головокружение и тошноту. Рагна старался дать ему время, поддерживая беседу с противниками.
Неджи и Кенара тоже были не прочь перевести дыхание и поразмыслить, так что не двигались с места и, не теряя бдительности, выслушивали все обращенные к ним реплики с деланным равнодушием. Джонины были уверены, что Рагна нарочно вызывает их на эмоции. Впрочем, это было правдой.
— Не ожидал подобной прыти от шиноби второсортной деревни, — произнес он, глядя в глаза Кенаре.
Куноичи спокойно выдержала его взгляд. Неджи нахмурился, но промолчал.
— Так за мою голову точно не назначено никакого вознаграждения? — с легкой усмешкой спросила Кенара. — Обидно.
— Да, от вас обоих нам не будет толку, — нукенин пожал печами. — Бессмысленная потеря времени.
— Ты же хотел потренироваться, — сухо заметил Неджи.
— Даже не вспотел.
— Зато твой друг неплохо размялся. Дважды, — все еще усмехаясь, Кенара посмотрела в черные глаза Сабато.
Смуглые щеки окрасились румянцем: это была правда, куноичи уже два раза убивала его. Нукенин не мог избавиться от мысли, что разочаровал своего товарища. Рагна заглянул ему в лицо и ободряюще улыбнулся, чуть качнув головой и давая понять, что слова джонинов для него ничего не значат. Шиноби удивились тому, какими теплыми в этот момент сделались насмешливые карие глаза. Стало не по себе, как будто они подсмотрели за чем-то личным.
«Я могу достать его снова, — думала Кенара, — но хватит ли Неджи сил, чтобы отвлечь Рагну?» Хьюга думал о том же.
— Я рада, что мне довелось сражаться именно с тобой, — обратилась она к Сабато, рассчитывая еще немного потянуть время. — Ты такой же странный шиноби Тумана, как я — шиноби Звездопада. Наши техники не слишком-то подходят для этих деревень.
— Я равнодушен к Деревне Тумана, но мне все же неприятно, что ты их сравниваешь. Называете себя Деревней Звездопада… Вы ведь понимаете, что между гигантским шаром раскаленного газа и куском горящего мусора нет ничего общего?
Рагна рассмеялся. Он еще не видел Сабато таким саркастичным. Особенно ему нравилось, что при этом лицо его друга оставалось серьезным.
Сказанное как-то перекликалось с недовольством Кенары по поводу погони лучших шиноби ее деревни за внешним блеском. Да, пожалуй, пафоса у них было хоть отбавляй, чего не скажешь о выдающихся талантах — по крайней мере, в последних поколениях. С другой стороны, можно было поспорить, кто из них двоих имеет больше общего с куском горящего мусора, но переходить к открытым оскорблениям Кенаре не хотелось.
— Разве каждый из шиноби не похож на метеор? Все мы несемся к своей гибели, сгорая на лету, — ответила она.
Сабато вздрогнул. Именно так он себя и ощущал. Все четверо замолчали на несколько секунд. Кенара продолжала смотреть в глаза нукенину.
— Так ты поэтому покинул деревню? Потому что не такой как все? — произнесла она.
Рагна почувствовал, что последние две реплики затронули романтические струны в душе его друга, и поспешил прийти ему на выручку, пока тот не слишком размягчился.
— Мы покинули деревню, потому что хотели быть свободными, — ответил он. — Вы же никогда не поймете, что такое быть свободными. Из-за этого, — он насмешливо ткнул себе указательным пальцем в лоб, намекая одновременно на повязки с символикой деревень и на печать Хьюга.
Неджи заметил, что некоторые из земляных клонов Кенары, рассеянных по округе, подбираются ближе.
— Каждый из нукенинов, которых я встречал, — произнес он, — рассуждал о свободе. Все они чувствовали себя пострадавшими, отвергнутыми, жаловались на притеснение их таланта. Разве что Кураре Гекидо отличался от прочих — но он просто маньяк. Правда заключается в том, что человек, который действительно многое испытал, не может быть равнодушен к чужим страданиям.
— Это спорный вопрос, — с неудовольствием ответил Рагна. — Впрочем, я и не страдал. Разве что от скуки. Однажды я понял, что перерос своего сэнсэя, да и многих других сэнсэев тоже. Жизнь чуть сложнее жизни аквариумной рыбки перестала прельщать меня. Шиноби, идеально следующим правилам, этого не понять. Вы — тухлая рыба, которую течение несет туда, куда ему заблагорассудится.
Кенара дотронулась ладонью до спины Неджи, как будто хотела его поддержать. Однако до ее прикосновения Хьюга был более спокоен.
— Сильное течение — это война. Четвертая мировая война шиноби заставила вас шевелиться, создала впечатление того, что вы способны на стремительные движения. Но только все стихло — и вы беспомощно качаетесь на волнах, остановившись в своем развитии. Твоя подруга понимает, о чем я говорю, — Рагна перевел взгляд на Кенару.
Ее рука в этот момент ползла по поясу Неджи к его сумке. На мгновение ей показалось, что нукенин видит ее насквозь, но она не ощущала в воздухе ни малейшего признака тумана. Она в самом деле понимала, о чем говорит Рагна, это отвечало ее личным ощущениям. После войны многие потеряли смысл жизни, цель, ради которой стоило рвать жилы, чтобы стать сильнее.