— Как ты поняла?

Куноичи горько вздохнула, но, кажется, совладала со слезами.

— Твои каналы чакры… в глазах, возле глаз и вокруг жизненно важных органов повреждены, их структура нарушена. После того, как ты применил додзюцу, тысячи трещинок возникли на стенках, чакра сделалась странной, начала просачиваться наружу и разрушать клетки твоего тела. Тебе было очень больно?

— Терпимо.

— Нет, я знаю, это должно было быть как в моем гендзюцу… Ужасная, пронзительная боль. Твое тело разрушается, Итачи?

Учиха кивнул.

— Это расплата за божественную силу. Я слишком рано достиг высот, о которых даже хороший шиноби может только мечтать. Я это предполагал, был готов к этому и полностью принял, так что прошу тебя не расстраиваться так сильно. Я не тот, о ком стоило бы сожалеть.

— Правда? — Светло-серые глаза грустно и серьезно смотрели на него. — Но я так не думаю.

«Я должна была догадаться, что только очень серьезные причины могут заставить человека его склада тратить свое время на отдых здесь, — подумала Сюихико. — И он ведь сам сказал еще в самом начале, что хочет подлечиться. О… Неужели недостаточно того, что я умираю?! Но мне так и надо, я бестолковая и я это заслужила, но он… такой необыкновенный…» В этот момент ее поразила мысль о том, что в его собственных глазах, должно быть, он также заслуживает смерти. Да и в глазах большинства людей — за свой ужасный поступок, за весь свой кровавый жизненный путь. Но не для Сюихико, которая была уверена, что только очень страшные и трагичные обстоятельства могли вынудить его поступать жестоко.

В этот момент Итачи сжимал ее руку, поглаживая большим пальцем нежную кожу на тыльной стороне ладони. Ему хотелось успокоить ее, объяснить, что его смерть необходима, нужна и является частью плана защиты множества людей. Что эта жертва сделает мир лучше и спасет тысячи жизней — соответственно, не о чем сожалеть. Но в глубине души он был так благодарен ей за это сожаление… Как будто в нем все еще оставалось что-то человеческое.

«Да, должно оставаться, — подумал он с волнением, — и именно эта часть меня взаимодействует с ней. Иначе я не испытывал бы этих чувств…»

Однако следующая мысль его отрезвила. Учиха был всерьез обеспокоен тем, что приступ случился после применения простого шарингана.

«Если так будет продолжаться, у меня останется меньше времени, чем я думал…»

В эту минуту куноичи уже достаточно хорошо владела собой. Если Итачи принял свою судьбу, то и ей следовало смириться и не растравлять его душевные раны сетованиями и переживаниями.

— Я бы хотела это изменить, — тихо сказала она.

— И я… очень многое хотел бы изменить. Очнуться однажды от собственной жизни, как от кошмара.

По его измученному лицу Сюихико поняла, как часто погружается он в эти мысли, и ей захотелось рассеять сгустившийся над ним мрак.

— Все же нам придется пройти свой путь до конца — и тебе, и мне. Я рада, что какой-то его отрезок мы минуем рука об руку.

Куноичи дала себе обещание до конца дня больше не поднимать серьезные темы, и вскоре Итачи вернулся в ровное расположение духа. Они вместе пообедали, потом расстались на короткое время, чтобы полечиться, и снова встретились за ужином. Вечерние часы молодые люди провели на верхней открытой террасе, где вволю надышались свежим, почти весенним воздухом. Сначала Сюихико рассказывала о своих путешествиях за пределами Страны Молний; потом впечатлениями о разных местах, которые он повидал, делился Итачи. Тщательно обходя все, что касалось деятельности Акацки, он все же мог поведать очень многое. Девушка слушала его, затаив дыхание, и представляла описываемые картины перед своим мысленным взором.

Время от времени, заглядываясь на своего собеседника, она забывалась и теряла нить разговора. Когда Итачи замечал это, он замолкал и с тихой улыбкой ждал, пока Сюихико, краснея, быстро скажет:

— Пожалуйста, продолжай…

Когда над Йоакеямой сгустилась ночь, Учиха проводил куноичи до ее комнаты.

— Как ты себя чувствуешь? Устала?

— Немного.

— Тогда спокойной ночи и до завтра.

— Спокойной ночи…

Итачи пожал ее пальчики на прощание и ушел, не оборачиваясь. Запирая дверь, Сюихико вздохнула: ей так хотелось, чтобы он ее поцеловал! Хотя она не смела рассчитывать на это — только надеялась в глубине души.

Когда она легла в постель, погасив свет, множество мыслей нахлынули на нее бурным потоком и качали на своих волнах до самого засыпания. Сюихико чувствовала себя бесконечно счастливой, вспоминая, как ласков и внимателен был к ней Итачи. Он, конечно, не мог быть так же очарован ею, как она им, но, несомненно, испытывал нечто похожее. Ощущение взаимности обнимало ее одинокое сердце своими крыльями и согревало, разливаясь теплой волной по телу до самых кончиков пальцев. Сюихико прижала пальчики к губам и невольно улыбнулась, вспоминая, как Итачи крепко, но нежно сжал их на прощание.

— Я так глупа, — сказала она себе с усмешкой, глядя в темноту. — Но, кажется, это необычное мое состояние: я просто влюбилась.

«Просто влюбилась» — этими словами ее разум определял изменения, произошедшие в ее душе. И, пытаясь взглянуть на себя и сложившуюся ситуацию со стороны, Сюихико пришла в ужас. Она осознала вдруг, что Итачи занял такое место в ее жизни, что, если отринуть его, в ней останется лишь пустота.

Волнение и другие сильные эмоции мешали ей дать объективную оценку происходящему.

«Ведь он Акацки, — сказала себе куноичи, — пусть и не настоящий, но все же… И где сейчас этот его напарник, Хошигаки Кисаме? Может быть, убивает моих товарищей? Насколько Итачи причастен к этому? Насколько я к этому причастна? Ах, опять думаю о себе… Можно ли как-то им помешать? Что вообще можно сделать?»

Сюихико принялась обдумывать разные варианты, но каждый из них в конце концов подводил ее к Итачи. Она не могла победить его, даже когда не любила, а теперь…

— Только бы Тадасу не вернулся сюда… А если он нападет на след Кисаме и столкнется с ним?! — от этой мысли девушка похолодела и вцепилась в одеяло. — Если этот Акацки хотя бы наполовину так же силен, как Итачи, отряду АНБУ его не остановить. Итачи сказал, что даже самому Райкаге это было бы не по плечу… Но… он мог солгать.

Сюихико сделалось горько от этой мысли. Почему столь невероятное, первое настоящее чувство в ее жизни (не считая любви к матери) оказалось смешано с таким количеством трудностей и сомнений? Четыре года ее жизнь медленно сползала со склона горы, а теперь вдруг покатилась кубарем вниз и повисла над пропастью. Представляя перед собой лицо Итачи, она не могла понять, удерживает ли он ее от падения или сталкивает вниз.

Вернувшись в свою комнату, Учиха все-таки предстал перед собственным судом, но приговор оказался не так ужасен, как ожидалось: его действия до сих пор не угрожали планам Акацки. Он чувствовал, что в его душе прорастает прекрасный цветок, и перед Итачи встает выбор: вырвать его с корнем, как сорняк, или оберегать его и наблюдать, как он распускается…

Обдумывая возможные последствия собственных поступков, Учиха пришел к выводу, что уже погубил эту девушку, невольно сделав ее предателем родной деревни. Что ее ждет после того, как он покинет это место? АНБУ Облака, несомненно, вцепятся в нее своей железной хваткой и, возможно, прибегнут к помощи дознавателей. Но разве Сюихико позволит им так просто копаться в своей голове? Трудно себе это представить. Может, ему удастся убедить ее не сообщать о его пребывании на Йоаке в штаб Райкаге? Это не принесет никакой пользы Кумо. А если Итачи пообещает сразу же покинуть Страну Молний, поверит ли ему Сюихико? Ведь он уже обманул ее подобным образом. И сможет ли он под каким-нибудь благовидным предлогом сдерживать Кисаме, чтобы выполнить это обещание?

— Ведь я знал, что раздавлю ее, если она встанет на моем пути…

Перед его мысленным взором развернулась поляна с голубыми маками из иллюзии Сюихико. Он тогда остановился на самом краю — не смог погубить такую красоту и лишь благоговейно ею любовался. Желание упасть в это море цветов, ощутить на коже их нежное прикосновение, почувствовать дурманящий аромат невозможно было забыть. Ему показалось, что сейчас он сделал бы это, не жалея бедные маки.