— У меня никогда не было ни сестры, ни брата. Наверное, это и вправду особенное чувство.

— Ты можешь представить, насколько чудовищно раздавить это чувство в себе и в том, на кого оно направлено?

— Нет.

— Возможно ли после такого остаться человеком?

Лицо молодого нукенина как будто не изменилось, лишь слегка нахмурены были тонкие брови, но его глаза, направленные куда-то сквозь Сюихико, казались подернутыми такой тоской, что сердце ее болезненно сжалось.

— Итачи… — Девушка хотела пожать его руку, но не осмелилась, и ее пальчики опустились на стол неподалеку от его пальцев.

Несмотря на поцелуй, объятия и проведенное вместе с Итачи время, куноичи испытывала робость, предпринимая что-либо похожее на новые попытки сблизиться с ним.

Однако Учиха, словно пробужденный к жизни ее теплым взглядом и порывом сочувствия, поднял глаза и, чуть двинув руку вперед, быстро и легко провел кончиками пальцев по ее нежным пальчикам и почти улыбнулся.

— Надеюсь, твоя книга закончится иначе.

Сюихико грустно улыбнулась ему в ответ.

— Ты же знаешь, что они погибнут. Погибнут, но останутся вместе до самого конца. По-моему, прекрасное окончание — и для жизни, и для истории.

— Разве?

— Иногда смерть утешает нас в наших печалях. Мне кажется, я ее не боюсь.

— Чего тогда ты боишься?

Девушка помолчала несколько секунд, прежде чем ответить.

— Бессилия.

В этот момент Итачи вспомнил то, что видел в гендзюцу Сюихико, когда она соединила свое сознание с сознанием Мори Ютсу: ночной лес, пугающие силуэты деревьев и жуткие тени, — вспомнил его бесконечное отчаяние, потерянность и животный страх.

— Одиночества, — невольно вырвалось у него.

По ее взгляду он понял, что Сюихико вспомнила о том же.

— Одиночество со временем становится привычкой, а привыкнуть к беспомощности нельзя.

— Отчего-то я думал, что все наоборот.

Покраснев, словно ее уличили в неискренности, куноичи тихо произнесла:

— Может быть… может, и наоборот.

С тех пор, как Итачи, узнав правду о ней, не оттолкнул ее, а сделался ближе, многое для Сюихико изменилось навсегда. Еще вчера одиночество являлось чем-то естественным, а теперь оно означало разлуку с тем, с кем расставаться совсем не хотелось. Беспомощность, которая раньше была унижением, стала предлогом для заботы и нежности, развившейся из страха причинить боль. А мирное течение жизни превратилось в бурный поток, волнующий и обостряющий все чувства.

В этот день было пасмурно, ясная и морозная погода сменилась влажной и теплой. Откуда-то прилетел ветер, принесший едва различимый запах весны: сырости, почвы, освобождающейся от снежного покрова, мокрых деревьев и хвои. Тем не менее, куда ни кинь глазом, повсюду лежал снег, кое-где, правда, осевший и серый, но по-прежнему ослепительно белый на склонах гор.

Это была не настоящая весна, а лишь первое ее робкое дыхание, которое исчезнет без следа, как только вернутся морозы.

Итачи и Сюихико гуляли по зимнему саду, обходя по мощенной дорожке миниатюрные бассейны с фонтанами и колодцами, декоративные деревья, многоэтажные клумбы с цветами, мозаики, выложенные из разноцветного мрамора, скамьи и воротца, украшенные резьбой и полудрагоценными камнями. В этом месте в равных пропорциях сочетались три элемента: вода, камень и живая природа.

— Нравится тебе этот сад? — спросил Итачи. Он осторожно катил кресло девушки перед собой.

— Здесь, конечно, красиво, но… скучновато. Жаль, что в санатории принимают только взрослых гостей — дети бы оживили своими играми это место: скакали бы по мозаикам, плескались руками в воде, кричали, смеялись и бегали.

«Итачи! Итачи! Смотри, как я могу!» — внезапно врезался в голову голос из прошлого. Учиха вздрогнул и почти увидел маленького Саске, ступающего по самому краю бассейна.

«Как давно мои глаза не радовались подобным картинам, — думала в это время Сюихико, — я могу лишь воссоздать их в своем воображении в форме иллюзии». По молчанию Итачи она поняла, что он о чем-то задумался, и, не желая прерывать его размышления, тоже молчала.

Сквозь стекла террасы было видно низкое, выстланное светлыми и темно-серыми облаками небо. По небу Сюихико могла угадать, какой сейчас воздух там, снаружи, и представить ветер, играющий с ее волосами, — мягкий или колючий.

— Хочешь еще прогуляться или посидим в нашем месте?

«В нашем месте», — от этих слов сердце куноичи забилось быстрее и теплая волна разлилась в груди.

Итачи остановил ее кресло в дальнем углу террасы, возле куста кизила, а сам сел на скамейку рядом. Это время дня многим казалось удачным для прогулки, так что по саду прохаживалось все больше отдыхающих, и молодые люди были рады уединиться в менее живописном, но тихом уголке.

Однако их уединение было довольно скоро нарушено появлением молодой женщины в униформе медицинского персонала. Она с улыбкой поздоровалась и обратилась к Сюихико, так что Итачи из вежливости отвернулся, делая вид, что не прислушивается к разговору и, сорвав два листка на одном черенке, принялся играть с ними, как с вертушкой.

— Сюи-сан, Исии-сама снова назначил вам лечебные купания и растирания, сейчас как раз освободилось время, вы позволите вас проводить?

Сюихико в силу своей застенчивости уже давно отказалась от процедур, в ходе которых нужно было полностью раздеваться и позволять переносить свое тело на руках. Вот и теперь при одной лишь мысли об этом куноичи разволновалась. Стараясь не обнаружить своего смятения, она вежливо ответила:

— Благодарю вас за заботу, но, если можно, я предпочла бы отказаться.

— Госпожа, поверьте, мы позаботимся о вас самым бережным образом. И доктор-сама будет недоволен нарушением его предписаний.

— Спасибо, но мы потом обсудим эти вопросы с господином Исии.

— Это очень приятная процедура: она поможет вам расслабиться и принесет только пользу вашему здоровью.

Сюихико порозовела от досады, но ей было трудно противостоять дружелюбному напору человека, очевидно желающего ей только добра. Уже не зная, как еще вежливо отказать, девушка глубоко вздохнула.

Итачи повернулся и внимательно посмотрел ей в лицо.

— Ты не хочешь?

Куноичи покачала головой.

Учиха взглянул на медсестру, и глаза его на секунду окрасились в багровый цвет.

— Большое спасибо, приятного вам дня. — Женщина поклонилась и быстро ушла.

Сюихико повернулась к Итачи, чтобы поблагодарить его, но увидела, как он стремительно побледнел и откинулся на стену, прижав руку к груди.

— Что с тобой? — встревожившись, тихо спросила она.

Молодой нукенин молчал, склонив голову и сжав пальцами ткань кимоно. Из-за боли, сковавшей его грудную клетку, он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— Бьякуган!

Куноичи видела его тело насквозь — почти все тенкетсу и каналы чакры — впервые так близко и четко. Приступ продолжался всего несколько секунд, потом Итачи вздохнул и выпрямился, чувствуя капельки холодного пота, выступившие на лбу.

— Все в порядке.

— Ты… тоже умираешь? — вымолвила Сюихико и испуганно прижала руки ко рту.

Бьякуган ее вернулся в состояние покоя, но тут же на глазах выступили и покатились по щекам слезы.

«Как же так?!» — горестно думала она, не в силах оторвать взгляд от его лица или успокоиться. Итачи смотрел на нее с изумлением.

«Эти слезы… обо мне?» Он так привык считать собственную смерть благом, обязательным условием удачного завершения плана, вехой на пути к достижению цели — чем угодно, только не трагедией, — что растерялся, когда вдруг нашелся человек, готовый его оплакивать.

Сюихико опустила голову и быстро вытерла лицо руками, как ребенок, но слезы все продолжали сами собой катиться из глаз.

— Не нужно, — мягко сказал Итачи, — это того не стоит.

Он взял ее руку, чуть влажную от слез, и крепко сжал.

— Прости… Но это так несправедливо!

«Это логичное завершение моего пути», — хотел ответить Учиха, но промолчал, не желая расстраивать девушку еще больше.