— А где твой напарник? Вы ведь действуете парами… Неужели угодил в руки АНБУ Облака?
Кисаме рассмеялся размеренным скрипучим смешком, представив себе команду АНБУ, угодившую в руки Итачи-сана.
— На твоем месте я бы не желал товарищам подобной встречи, — заметил он.
Энэри нахмурился. Впрочем, необходимости продолжать беседу больше не было: он придумал план.
«Если меч поглощает чистую чакру и чакру, трансформированную в материю, — мысленно рассуждал джонин, — он не сможет поглотить то, что не создано, а лишь видоизменено с помощью чакры. А также, если зажать Самехаду с обеих сторон и не давать ей двигаться, она не сможет рассечь препятствие».
Но для осуществления этой задачи Энэри необходимо было убедиться, что техника его капитана готова. И вскоре он это понял по знаку, полученному от Томооки, чья гибкая фигура промелькнула в свете звезд на дальней куче камней.
Молодой джонин убрал мечи в ножны за спиной и начал складывать печати.
«М? — Кисаме удивленно приподнял брови. — Разве он еще не понял, что ниндзюцу бесполезны? Неважно! Я разрублю его прежде, чем он закончит!»
Нукенин бросился вперед, взмахнув Самехадой, Энэри отскочил в сторону, в густую тень у подножия отвесного склона.
«Бесполезно, — промелькнуло в голове у Кисаме, — тень тебя не скроет…»
В два огромных шага мечник догнал упершегося спиной в склон джонина и обрушил на него удар своего чудовищного клинка, вошедшего в каменный монолит, как в масло. За секунду до этого Энэри закончил складывать печати и прижал ладони к скале, словно желая найти в ней опору.
— Техника сверхпрочного камня!
Меч застыл в паре сантиметров от шеи джонина, застряв в камне больше, чем на половину длины своего лезвия. Кисаме, едва не вывернувший кисть, хотел было вытащить Самехаду из скалы, но Энэри опередил его и, перекрестив руки и выхватив клинки из нижних ножен, двойным молниеносным ударом рассек балахон прямо посередине красного облака.
Нукенина спасла только скорость реакции — он успел отскочить назад, выпустив рукоять Самехады. Однако ранения избежать не удалось: на животе осталось два пореза, сочащихся кровью.
Кисаме вскинул глаза на скалу, которая пошла провалами и трещинами и заметно осела. Два мощных каменных куба — снизу и сверху от лезвия Самехады — сжались в несколько раз, отчего их вес и прочность возросли многократно. Меч, придавленный с обеих сторон, извивался, его рукоять дергалась, свободные чешуйки топорщились, пытаясь достать до камня.
«Живая», — с облегчением подумал нукенин. Затем он почувствовал, как кровь становится горячее и ярость медленно, неумолимо начинает закипать в ней.
Сорвав с себя пришедший в негодность балахон, разрезанный спереди пополам, Кисаме промокнул им рану и отшвырнул его в сторону.
Энэри, не обращая внимания на легкое головокружение от только что сотворенной мощной техники, прыгнул вперед, приготовившись атаковать обезоруженного врага. Конечно, тело нукенина само по себе представляло серьезную угрозу, но все же без защиты Самехады его проще было достать.
Кисаме отпрыгнул еще на несколько шагов назад, сложив пальцы, а затем выпустил изо рта мощный водяной снаряд, сбивая Энэри с ног. Опасаясь техник Стихии Молнии в его арсенале, нукенин отступил еще дальше, не опуская рук и готовясь складывать новые печати.
— Конец тебе, гаденыш, — произнес он сквозь стиснутые заостренные зубы.
— Ты не голодная?
Сюихико тихонько вздохнула, отвлекаясь от грез, в которые погрузил ее голос Итачи и захватывающая история приключений двух легендарных братьев. Она кивнула и приподнялась с подушки. Учиха закрыл книгу и положил на стол, встал с кресла и подошел к кровати.
— Ты позволишь? — мягко спросил он.
Девушка покраснела — это было приятное смущение — и кивнула. Тогда Итачи осторожно взял ее на руки.
— Кто обычно заботится о тебе?
— Воздушный клон. Я создаю его достаточно плотным… и называю Сюи.
— Поэтому не любишь, когда так обращаются к тебе?
Сюихико кивнула.
— Это может быть довольно опасно. Если тебе станет плохо, клон просто исчезнет.
Учиха взял с постели покрывало, сложил пополам и аккуратно окутал ее ножки. Впервые он чувствовал себя неловко, глядя на нее сверху вниз, и сел на краешек кровати, чтобы лучше видеть ее лицо.
— Есть кто-то, кто может по-настоящему заботиться о тебе?
— Мне бы не хотелось утруждать других людей, хотя однажды, я думаю, придется кого-нибудь нанять. — Сюихико слегка побледнела, но быстро взяла себя в руки. — Был один человек, который хотел за мной ухаживать, но я отказалась…
— Потому что он мужчина?
— Это было бы мучительно… принимать заботу от человека, которому можешь ответить только тем, что он посчитает черной неблагодарностью.
Учиха задумчиво смотрел на нее, но было непонятно, какого рода мысли обуревают его разум: непосредственно касающиеся темы разговора или далекие от нее.
— Разве забота требует благодарности? — произнес он наконец довольно тихо, словно и не ожидая ответа на свой вопрос.
Однако Сюихико с мягкой улыбкой ответила:
— Она не должна ее требовать, но должна встречать.
Кисаме всем телом чувствовал приближение опасности: слух его обострился, волосы встали дыбом, а мышцы напряглись. Сначала сделалось темно — звездное небо быстро заволокли тучи, — но затем из-за проблесков молний в глубинах клубящейся черноты поле боя вновь выступило из ночного мрака, каждую секунду в разных местах озаряемое новыми сполохами.
Поднялся ветер, унося морозный воздух и сменяя его теплым и влажным. Кисаме всей кожей ощущал присутствие чужой чакры, рассеянной вокруг, и, прищурившись, пытался разглядеть, где заканчивается граница поставленного барьера. Впереди него возвышался крутой горный склон с несколькими довольно плоскими уступами и уплотнением из камня, с накрепко засевшей в нем Самехадой; вдоль склона тянулась широкая горная терраса, на которой столкнулись нукенин и шиноби Облака; в нескольких десятках метров позади Кисаме южная ее сторона заканчивалась обрывом и спуском к самому подножию Юхаки — кое-где волнистым, кое-где крутым.
И все это пространство было пронизано чакрой Фринта. Здесь он мог беспрепятственно управлять зарядами молний, не особо заботясь о проводниках, а также использовать мощные техники наподобие Голубого кирина без вреда для собственного тела и самочувствия.
Кисаме повернул голову вправо и увидел самого капитана. Освещенный очередной вспышкой в недрах грозовых туч, он стоял, широко расставив ноги, на плоском валуне и держал руки на уровне груди, готовясь складывать печати.
«Кажется, в довершение всего пойдет дождь, — подумал нукенин. — Это упростит ему задачу. Но ведь не будет же он вредить собственным людям?»
Впрочем, чунина в пределах видимости не было, а мастер четырех мечей, похоже, собирался покинуть барьер: он ушел под землю.
Фринт готовился обрушить на Кисаме разряд молнии и ждал, пока Энэри выберется из зоны поражения.
Кисаме складывал печати очень быстро — так, что только с помощью шарингана можно было их разглядеть. Через пару секунд после того, как младший джонин скрылся из глаз под толщей земли и камня, рядом с нукенином возникли три его теневых клона. Один из них после дополнительной печати перевоплотился в копию Самехады, лишенную, правда, способности поглощать чакру и бритвенной остроты.
Один Кисаме ушел под землю, преследуя Энэри, другой длинными прыжками побежал к скале вызволять свой меч, а третий подхватил копию Смехады и бросился к Фринту. Любой из них мог быть настоящим — даже тот, что выглядел как меч.
Энэри продвигался к краю террасы, чтобы в случае удара молнии вблизи можно было спрыгнуть с обрыва на вершины елей и закрепиться там с помощью чакры. Он чувствовал некоторое облегчение оттого, что передал инициативу на поле боя своему командиру, — и это его расстраивало.
«Значит, я сам еще не готов командовать отрядом, что бы там ни говорил Томоока…»