Агент АНБУ Облака убрал фотографии и коротко бросил:

— Ужинать.

— Смотри-ка, дальше побежали, — обратился Кисаме к Самехаде. — А я думал, заночуют.

Он стоял, подпирая сосну спиной, в паре сотен метров от дороги и следил за перемещениями чакры. «Средний запас у всех троих, трудно сказать, какой у них уровень способностей», — думал нукенин.

— А ну-ка давай поднимемся повыше, взглянем на этих ребят.

Кисаме побежал в сторону холма, создал водяного клона и заставил его взобраться на старую ель с мощными ветвями, которые могли удержать его и послужить прикрытием.

— АНБУ, — усмехнулся он, увидев три фигуры, похожие на кукол в своих белых масках и темных плащах. — Нет, этих трогать не будем: они точно ничего не скажут о Нии-сама.

— Уж не бегут ли они к месту гибели отряда Оороры-сан? Может, кто-то нашел тела? С тех пор прошло больше трех суток, могли всполошиться от того, что отряд не выходит на связь.

Кисаме развеял клона.

— Как бы они не потревожили Итачи-сана. Не стоило убивать так близко от Йоакеямы. Отвлечь внимание на себя? Тогда сюда отправят еще больше АНБУ, и шагу ступить не получится, чтобы они не сели на хвост, а ведь я еще ничего не узнал о Лесе Гигантов.

Нукенин поразмыслил, прикидывая разные варианты.

— Знаешь что? — обратился он к Самехаде. — Давай-ка вернемся, поужинаем и ляжем спать. Итачи самого Бога Смерти вокруг пальца обведет, если понадобится. А я только привлеку больше ненужного внимания.

Чаки-кун сидел на корточках перед корзиной с луком и, наморщив нос, чтобы показать, как ему не нравится эта работа, шарил рукой в луковицах, надеясь и одновременно страшась отыскать ту мягкую, от которой шла вонь.

— Кеничи-оджи-сан…

— Ну чего тебе? — недовольным тоном отозвался хозяин, оторвавшись от ямы с замороженной рыбой. — Эй, ты что делаешь? А ну-ка вывали все как положено и перебери как следует!

— Оджи-сан, может, стоило рассказать этим людям о том, зубастом, с мечом? Тьфу! — Чаки отдернул руку, с отвращением посмотрел на пальцы, понюхал их и изобразил на лице еще большее отвращение. — Ну точно, лук сгнил!

— Что ты мне рассказываешь, умник? Думаешь, я за тридцать лет вонь не научился различать? — проворчал Кеничи.

— У того громилы на повязке была вовсе не эмблема Облака, а я даже не знаю, что. Если это вражеский шиноби, может, стоило сообщить тем, в масках?

Хозяин сморщил лоб и собирался сказать: «да лучше бы ты так грязь замечал, которую на чанах оставляешь», но в этот момент прозвучал голос, от которого оба обомлели.

— Эй, хозяин! Где моя тарелка, я же не доел!

Кеничи шумно выдохнул и отер пот, выступивший на лице.

— Вот видишь, — сказал он, взглянув на перепуганного мальчишку с торжеством, — нельзя просто так взять и не доесть рагу Ямагути Кеничи!

«Как бы из нас самих рагу не сделали», — мрачно думал в этот момент Чаки-кун.

Итачи проснулся довольно рано. Накануне ему пришлось лечь спать почти сразу после возвращения с террасы, и до сих пор еще тело помнило боль, которую сознание, подчиняясь воле Сюихико, заставило его испытать.

Учиха сидел на заправленной кровати, подавшись вперед, опираясь локтями о ноги, переплетя пальцы. Он думал о том, что едва не использовал Мангеке Шаринган, почти лишив какого-либо смысла собственное пребывание здесь. Мысли невольно обратились к прошлому, к Саске. Итачи коснулся пальцами век. «Однажды эти глаза станут твоими, Саске, — думал он, — и это лучшее, что я могу сделать для тебя».

Глаза Учиха, приобретая все более совершенную форму, разрушаются, пока не будут пересажены в тело другого Учиха. Некоторые выдающиеся представители этого клана добывали Мангеке Шаринган, силой забирая глаза у соотечественников, другим он доставался в качестве дара.

Итачи мог бы забрать глаза своего отца, но не сделал этого. Ему хотелось развить собственный шаринган и отдать его брату, подарив ему тем самым мощь, достаточную для противостояния врагам Конохи. Но этот план имел слишком много уязвимых мест.

Тело Итачи должно было выдержать эту нагрузку. Его глаза не должны были слепнуть слишком быстро. Саске стоило как можно скорее стать достойным этих глаз и вырваться из-под власти Орочимару. Акацки… Человек в маске, который управлял организацией и когда-то заключил с Итачи договор, знал, что Учиха преследует собственные цели. Они использовали друг друга, пока это было выгодно обоим.

«Нужно придумать способ защитить Саске от этого человека после моей смерти, — подумал Итачи. — В любом случае не стоит больше использовать Мангеке Шаринган без особой нужды, а значит…»

Итачи не удержался от улыбки, вспомнив, как Сюихико разозлилась на него. Впрочем, он сам был виноват: не стоило забывать, что она — куноичи Облака, даже если ее тело создавало обманчивое впечатление беззащитности. Сюихико-сан была сильным мастером гендзюцу, возможно, даже одним из лучших, которых он встречал.

Когда Итачи думал об этой девушке, между ним, его будущим и его прошлым как будто опускался занавес. Сосредоточившись на этом отрезке времени и пространства — две недели на Йоакеяме, — он наконец-то отдыхал, выпадая из той мрачной реальности, которой принадлежала его жизнь.

Итачи хорошо разбирался в людях, хотя не понимал их до конца. Каждый человек был подобен формуле, состоявшей из нескольких переменных: темперамента, характера, принципов, приоритетов, физических и интеллектуальных способностей. Проницательный взор Учиха быстро улавливал признаки той или иной составляющей и давал общую оценку личности. Таким образом, он мог более-менее точно спрогнозировать реакцию и поведение определенного человека. Но это не означало, что он его понимал.

Познакомившись с Сюихико-сан, Итачи довольно быстро сделал все необходимые выводы о ней. Она была спокойной, развитой, вежливой девушкой. Причем ее вежливость являлась следствием не воспитания, а скорее внутреннего побуждения бережно относиться к чувствам других людей. Эта девушка должна была испытывать ужас и отвращение по отношению к нему, так как ей не была чужда жалость. Сюихико также была слишком умна, чтобы заигрывать с ним из одного лишь любопытства, и не относилась к типу легкомысленных девушек, способных увлечься головорезом и романтизирующих насилие и убийства.

Иногда она вела себя так, будто понимала его и сочувствовала ему. Но как Сюихико могла понимать его? Эта девушка, которая — Учиха это чувствовал — ни разу не обагрила свои нежные руки кровью.

Итачи выпрямился. «Вот почему Сюихико-сан остановилась вчера, — подумал он, — она верила, что может это сделать, но не смогла — и не потому, что я помешал ей».

Вспоминая ее клона, с которым Итачи столкнулся в отсеке для почтовых голубей, он также мог сделать кое-какие выводы. Наверняка куноичи имела когда-то не лучшие оценки по физической подготовке: она была быстрой, но не для ближнего боя. Не отличалась особой силой и ловкостью, не смогла отбить его кунай или уклониться. Конечно, это был всего лишь клон, но его физические параметры определенным образом соотносились с возможностями тела самой Сюихико.

Забавно, что при первом их знакомстве она назвала его «диковинным цветком», потому что именно так Итачи воспринимал саму Сюихико: как необычное, прекрасное создание, которым можно любоваться и которое жаль погубить.

Возможно, ему стоило беречь ее от себя — от человека, руководствующегося одною лишь логикой на пути к главной цели.

Сюихико проснулась с нежной улыбкой на губах. Ей даже не хотелось просыпаться — настолько приятным был этот сон: как будто ей снова шестнадцать лет и она бежит на свидание туда, где под цветущей камелией ее ждет Аюто. Там, в уголке городского сада в столице, они целовались, когда всего на несколько прекрасных дней решили, что влюблены друг в друга. Припоминая подробности своего сна, девушка снова прикрыла глаза ресницами, и вдруг улыбка сбежала с ее губ… Да нет, это был не Аюто! Это был…