Расходятся через пару часов, оставив в квартире Савамуры еще больший беспорядок, чем был. Суга торопит Ною на последнюю электричку, Такахиро и Иссей, дружно салютуя добродушному хозяину, вызывают такси, а Ойкава тащит Куроо немного «прогуляться». Знает Дайчи, что это значит, но Тоору мог бы и не стараться – он после сегодняшнего вечера и так не уснет, переволновавшись и перевозбудившись. Он теперь всю ночь будет заниматься уборкой и, может быть, даже стиркой – выкинуть это из головы – не то же самое, что выкинуть мусор на помойку. Легко и просто у Дайчи редко когда получалось.

И он прав: Ойкава предпочитает проводить разведку боем. Причем, сразу же. После стандартного нытья про работу, увещеваний в необходимости интервью с одной из их ведущих моделей и обещаний отгрызть голову за пособничество в ответ, Ойкава идет в бой – неожиданная догадка жжется в черепной коробке раскаленной иглой, – и это ли не шанс поверить Дайчи еще больше?

– Удивлен, что вы до сих пор общаетесь, – Куроо хмыкает, когда Тоору запинается больной ногой, но тот не теряется, ухватывая мысль за хвост.

– Ну надо же было проверить окружение избранницы моего друга, – Ойкава тянет елейным голосом. – Кто ж ее знал – вдруг у них с Савамурой что-то есть. А потом привык. Он не такой забавный, как Ива-чан, порой, даже скучный, но умеет удивлять.

– Ты про его службу? – Куроо делает последнюю затяжку и метко отправляет окурок в урну.

– И про нее тоже, – Тоору лукавит, но на слова о Мичимии не последовало никакой реакции, а это значит, что все тут не очень просто.

– Ах, да, еще секрет, – Тетсуро усмехается и приподнимает бровь, предлагая беззлобно посплетничать.

– Он самый, – Ойкава ухмыляется следом – знал бы этот кошак, чем ему может обернуться это его любопытство. – Было кое-что, что тревожило меня еще со школы…

– Мне трепетно задержать дыхание, ожидая божественного откровения или там всего лишь вселенский заговор? – Куроо не остается в долгу, но и Ойкава так просто не сдается – он семь гребанных лет мучился догадками.

– Не так быстро, Куроо-сан. Как насчет пари на то, кто быстрее выведет его на чистую воду? Я – заставив признаться во всеуслышание или ты – заставив признаться тебе.

Фраза даже для Куроо звучит двусмысленно, но если бы он только знал, насколько она «однобока». Тоору мысленно потирает руки в предвкушении – если он прав, то Савамура будет свидетелем на его свадьбе. А если нет… Если нет, то он закопает тело Дайчи под самой раскидистой грушей, что заглядывали в окно его новой квартиры.

– Думаю, играть мы теперь будем всегда вместе с ним, так что есть неплохие шансы, – подначивает он.

– Ставки?

– Желание, – о, он ни за что не будет мелочиться, когда выиграет, да и Куроо всегда был достаточно азартен.

– У тебя фора, Ойкава, – между делом замечает Тетсуро, прежде чем согласиться на глупую авантюру. Зачем этот блаженный из Аобы вообще его в это втягивает?

– Не вопрос, – Тоору пожимает плечами, все еще улыбаясь во все 32. – Секрет связан с его личной жизнью. Конкретно – с отношениями с противоположным полом.

Он намеренно дезинформирует оппонента, уравнивая шансы, и торопливо добавляет:

– И никаких проблем с этичностью – обидеть Савамуру невозможно. Как и разозлить. Я пытался изо всех сил, – он припоминает еще несколько забавных моментов со школьной скамьи, а Куроо бы усомнился в данном заявлении – много ли с дурака взять?

– Тогда больше неудивительно, почему он выбрал миротворческие войска, – отвечает Тетсуро и пожимает протянутую руку.

Расходятся как в море. Ойкава уже предвкушает гонку по чужим нервам, а Куроо пытается пробудить в себе интерес – Савамура – не звезда «желтой» прессы, ну зачем ему его секреты? Чертово любопытство и желание отделаться от Ойкавы «малой кровью» – порой, тот бывал слишком утомителен. Иваизуми и Савамуре стоило постричься в монахи – с таким запасом терпения постигли бы дзен в считанные дни.

***

У Дайчи и Коуши совпадают предварительные тестирования в университет. Ойкава совершенно ненавязчиво интересуется датой, а на первой же станции пересадки в метро возникает перед ними как черт из табакерки. На второй – они сталкиваются с Куроо. Тот недолго разглядывает их разношерстную компанию, сетует на то, какой Токио, оказывается, маленький город, и отходит чуть в сторону, чтобы позвонить Кенме – он теперь будет битый час изображать из себя Моисея и на запланированную встречу наверняка опоздает. Зато наверняка успеет купить их любимые булочки – в знак согласия и примирения с нелегкой судьбой и самоотверженностью Тетсуро.

Ценят его порыв все, кроме Дайчи – на подобные инсинуации у того резко начинается тошнотворная изжога. Скользит по пищеводу едкой кислотой и заставляет кусать губы, чтобы рот наполнялся железистым привкусом крови, а не постыдной ревности. Дайчи пошел бы ко врачу проверять желудок, если бы не знал, что жжение в горле совсем не от того разбушевавшегося органа, от которого должно было быть. Не пищеварительная система, а нервная и кровеносная – сердце и мозг поют реквием неразделенной любви. Каждый – на свой лад, и Дайчи, вроде бы, и понимает, что ревновать к лучшему другу глупо, а с другой стороны – к кому, как не к нему? Привязанность может оказаться гораздо глубже. Не у всех же, как у него с Сугой – понимание, принятие, разделение. Если уж даже Ойкава не удержался и почти целый месяц сох по своему «Ива-чану». Кто-то ведь может и не понять, что влечение это от дружеско-родственных чувств, а не от разбушевавшихся гормонов.

Забота, почти ласка, тепло и преклонение скользят в каждой выдыхаемой букве, и вслед за изжогой Дайчи чувствует кипящее масло на щеках. Друг или больше – в любом случае это у них взаимно, а Савамура – никто, чтобы чувствовать дуновение из Ада на коже. В конце концов, встать между ними у него все равно бы не получилось, поэтому только и остается, что проглатывать обиду молча и радоваться, когда неугомонный Хината обращает внимание Кенмы на себя.

Вторым камнем преткновения становится Бокуто. Ас Фукуродани такой же напрочь отбитый, как и Тетсуро. Как Ойкава, Аоне, Хината и Цукишима. Савамура и побаивается их, и не завидовать не может – хреновы гении, которые растут как на дрожжах, и никогда не предугадать, что они могут выкинуть в следующую минуту. Но Дайчи и тянет к таким – прикоснуться, как к редкой зверушке в зоопарке или к диковинному экспонату в музее – второй такой будет подделкой. Оттого-то и завидно – связка этих «гениев» – двойная удача и двойное поражение. Посредственности между ними точно не место – Дайчи все еще себя уважает. А еще банально злится: столько тактильного контакта, столько разделенного смеха и шуток, столько взаимного сумасшествия, что окружающие не могут им не заражаться. Они и правда похожи, как серная кислота и действующий вулкан – одинаково смертоносны для любого здравомыслия. И Савамура не спорит, когда закадычные друзья зовут себя «братьями» – плавали – знаем, просто и этот человек все еще ближе к Тетсуро, чем Савамура. Гораздо и непреодолимо.

Третьим в списке стоит Цукишима, и Дайчи и в страшном сне не мог бы представить, что когда-нибудь возненавидит сокомандника. Как-то у этих «головорезов» получается пробиться за ментальные стены Кея и заинтересовать волейболом – и это уже камень в огород именно Дайчи. Не понял сразу, не смог помочь, не оказался рядом, когда плотина дала течь. Теперь это лавры Куроо и Бокуто, а Савамура, капитан, может только молча наблюдать, как талант блокировщика расцветает во всей красе. Но, опять-таки, он знает, что иногда такой толчок может дать только соперник – как у Асахи и Кагеямы с Хинатой не получится. Ненавидеть он должен только себя, но все равно подспудно злится, что дополнительная тренировка для Кея и Шое, а он не сможет увидеть, как его «птенчики» взрастут. Кто-то другой будет участвовать в этом процессе. Кто-то – Куроо. Его он теперь ненавидит тоже. И влюбляется, как в первый раз – он поставил на ноги неизлечимо больного. Просто потому что оказался абсолютно неравнодушным. Внимательным, а еще – грубым и обходительным одновременно. Таким, как надо, чтобы соперник становился все лучше и лучше с каждой игрой.