Дайчи многого стоит удержать лицо и ответить с натянутой улыбкой.

– Боюсь, ты – герой не моего романа, Ойкава, – и тот понимает правильно – читает между строк, как всегда. – Как и я – не твоего.

Мысль пришла уже давно, и, наверное, нужно было высказаться раньше, но с Ойкавой всегда так: стоит использовать козыри с умом.

– Какая проницательность… – Ойкава кривится, как будто лимон ест, и торопливо прячет боль во взгляде, продолжая приставать. – Так кто же он, этот…

– Не лезь в это, Ойкава,– Дайчи прерывает его, вмиг становясь серьезным. – Бога ради, иначе даже Иваизуми тебя не спасет.

Ойкава складывает губы трубочкой, собираясь присвистнуть от удивления, и тут же спохватывается под абсолютно нечитаемым взглядом, не обещающим ничего хорошего. И он разочарованно скучнеет, торопливо принимая эстафету неловкости.

– Ива-чан занят вашей Мичимией, так что я действительно, пожалуй, воздержусь. Только не говори, что это она – твоя «героиня». Не хочется, знаешь ли, терять друга в самом расцвете лет.

– Нет, – просто откликается Савамура. – Но если он ее обидит, ему не поздоровится.

– Хороший слоган для надгробного камня, – соглашается Ойкава, опять проявляя чудеса солидарности с Дайчи.

Он наверняка не понимает, какую чушь порет. Как и не догадывается, что Савамуре все эти инсинуации до звезды. Он уже успел сделать любопытные выводы, и скабрезности Ойкавы – не что иное, как защитная реакция его психики. Но возможно, стоит попытать счастья и спросить напрямую.

– С чего вдруг вообще такие предложения? – Дайчи растягивает плечевой пояс, пока они отдыхают на промозглой тропинке парка.

– А тебе никогда не хотелось выпустить пар, Савамура? – Ойкава повторяет его движения с наигранной легкостью.

– На площадке, – Дайчи пожимает плечами, как само собой разумеющееся, а нахальный идиот не может не придраться.

– И кто из нас извращенец?

– Конечно же, ты, – Савамура фыркает и с места берет энергичный темп.

– В самое сердце, – Ойкава опять кривляется, хватаясь за грудь, а Дайчи жалеет, что в этом году снега слишком мало – он прикопал бы этого параноидального чудика в первом же сугробе.

– Извини, но Иваизуми прав – ты действительно «Дурокава», – бросает он в шутку, но Ойкава неожиданно резко вызверяется.

– Ты от меня недалеко ушел, раз посмел отказаться от такого предложения, – Ойкава сверкает глазами и тихо, ритмично заглатывает холодный воздух – не страшно от слова совсем.

– Сомнительное удовольствие. И я такой же романтик, как и ты, – парирует Дайчи, а Ойкава запинается, услышав его, и чуть не падает. Савамура хохочет в голос и ускоряется, а бедный Тоору нагоняет его только через полминуты – очевидно, столько ему понадобилось, чтобы прийти в себя от проницательности оппонента.

Зато после этого в телефоне Савамуры прочно поселяется новый номер, с которого с завидной регулярностью приходят новые извращенные умозаключения, ехидные опусы в чью-нибудь честь или просто глупые смайлики – не в тему и не по делу. Савамура представить себе не может, чем заслужил такое «счастье», но рад хотя бы тому, что жертвой выбрали не Кагеяму – тому и Хинаты хватает. А самому Дайчи придется смириться – Иваизуми смог, и он сможет. Дружбой это навряд ли назовешь, способом деморализовать противника – тоже. Скорее это – нечто среднее между попыткой самоутвердиться и неосознанным одиночеством, когда близкий друг, ну или кто-то больший, встречает девушку.

С той поры так и повелось – общение на грани фола с пациентом психиатрической клиники. Дайчи подозревал, что пациенты – они оба, а не кто-то один, и был рад, что их двое в этой «лодке». Вдвоем они, может быть, как-нибудь и выкарабкаются.

***

– Он… он работает в крупном издательстве. Довольно успешный журналист. Насчет личной жизни ничего не слышал. Отношения поддерживает со всеми бывшими сокомандниками и с некоторыми соперниками, – Коуши рассказывает кратко, но Дайчи читает между строк – не был, не состоял, не привлекался. – Вырос еще на несколько сантиметров, а прическа осталась все та же…

– Этого достаточно, – Савамура пожимает плечами, когда друг умолкает – ему действительно хватит этой скупой информации о том, кто прожигает его сердце вот уже восемь лет.

– Мы периодически встречаемся покидать мяч. Недолго, кто сможет, но часто. На старой площадке под твоими окнами – ты как знал. Держу пари, Ойкава во вторую очередь потащит тебя именно туда, – продолжает Суга.

– А в первую?

– В бар, конечно же, – вот тут он снова лукавит, но продолжает «ностальгировать». – Многие часто удивлялись, что между вами возникли какие-то отношения.

– Брось, у него отношения – сплошной цирк, – и тут Дайчи больше подразумевает Коуши, а не себя.

– Какие есть, – тот кивает, но не дает сбить себя с толку. – Их ты тоже собираешься поддерживать?

– С Ойкавой? Да. С Куроо… – ему хочется быть откровенным до боли, но если бы Суга не понимал. – Не знаю. Не думаю. Столько лет уже прошло… Давай поговорим об этом, когда и если мы встретимся.

Коуши кивает в ответ и поднимается на ноги – помогает убрать со стола и, не слушая чужих возражений, начинает разбирать оставшиеся коробки.

А Дайчи лениво до смерти. Скупые слова не всколыхнули надежду, возможные встречи не вызывают тревогу, а обожаемая игра больше никогда не будет соревнованием – поддавки инвалидам-колясочникам.

Но в одном Суга прав – не проходит и суток, как мобильный разражается трелью звонка с неизвестного номера, а еще через пару – назначена встреча «последних из Могикан».

Савамура чихает в дверях небольшого полутемного бара, еще раз проклинает пыльцу и издалека замечает макушку с дизайнерским хаосом вместо прически.

– Савамура, мой дорогой и любимый друг, – Ойкава тянет гласные, рисуется, пожирает глазами и еле держит свои руки при себе.

– Ойкава, – Дайчи кивает и расплывается в ответном оскале. – Напомни мне, что я тебе такого сделал, что ты называешь меня своим другом?

– Почтил своим присутствием этот бренный мир? – паясничает тот, а когда Дайчи становится рядом, все-таки его обнимает.

– То есть, шанса у меня нет и не будет? – Савамура стряхивает чужую руку с плеча, но крепко пожимает ладонь.

Ойкава долго смотрит пронзительным взглядом, кивает бармену, а пальцы не спешит отпускать.

– Именно. Ты всегда был неудачником, – Тоору констатирует прописную истину, и Дайчи, пожалуй, даже с ним согласится.

– Две оглобли – виселица, – бросает он в ответ любимое выражение старлея и подхватывает бокал.

Пьют они долго, вкусно, часто не чокаясь. Ойкава много интересно говорит: о Хаджиме и Юи, еще больше о себе любимом, по однокашникам проходится вскользь. Галантно, между делом отшивает двух девиц, что подошли знакомиться, и Дайчи премного ему благодарен, но не тогда, когда взгляд давно уже не недруга неотрывно изучает его естество с задором двадцатисемилетнего шизофреничного натуралиста.

– Ойкава, хватит. Дыру протрешь, – Савамура усмехается, когда они пересаживаются за столик в углу, а взгляд становится острым. – Еще немного, и я подумаю, что ты по мне соскучился.

– Почти, – Тоору возвращает шпильку и наконец прикрывает глаза.

И вот тут Дайчи прошибает – Дурокава всегда был горазд притворяться, но в редкие минуты Савамуре позволяли увидеть это – ногу, высунутую из-под одеяла на откуп подкроватным монстрам.

– Не увиливай. Можно было бы подумать на Кагеяму или Сугу, но я-то такой чести не заслужил.

– Тобио-чан все еще носится с вашей «креветкой», а Сугавара… Как там было? «Друг твоего врага»? Что ему сделается? – отнекивается тот, но Дайчи это надоело еще в школе, и сейчас, годы спустя и пяток опрокинутых в себя бокалов, он точно не хочет искать в себе силы увиливать и сдерживаться, чтобы не обидеть.

– Ты знаешь, что я знаю, что ты врешь, – он качает головой и медленно проговаривает фразу, чтобы не запутаться. – И я уж точно не поверю, что ты ждал меня семь лет, чтобы…