Тетсуро противно до тошноты от этого лицемерия, вранья и бравады. Тетсуро ненавидит Дайчи до красных пятен перед глазами за румянец на щеках и жаркий выдох в губы – кого и в чем он снова пытается уверить?! Тетсуро до боли обидно от того, что на нем снова чужая вина и ответственность. И еще хуже ему от абсолютно беззаботной улыбки Савамуры на следующий день – Куроо не собирался сдаваться и никогда этого не сделает, а Дайчи смеет смеяться над Ойкавой как ни в чем ни бывало, приглашает в гости и рассказывает о службе, переделках и травме без капли сожалений. А потом еще демонстративно остается с «бешенным Псом» наедине…

Куроо плюет от досады, отстает от группы и возвращается на площадку. Курит полчаса, час, полтора, наблюдая, как гаснет свет в чужих окнах, а из подъезда так никто и не выходит. На втором часу у него заканчиваются сигареты и выдержка – он выбрасывает смятую пачку в урну и уходит домой. Это значит, так Савамура «смиряется»? Ну-ну. Посмотрим, что у него выйдет. Куроо тоже может играть в эту игру.

Может, вот только у него снова ничего не получается. И через неделю, и через две Ойкава отвратительно счастлив, обжимаясь с Сугаварой у всех на виду. Опять без капли смущения и с повторной просьбой не завидовать ему слишком громко и не портить ни свою, ни чужую карму проклятиями. А Кетани приносит с собой несколько бутылок воды на всех по случаю жаркой погоды, а свою – обязательно делит с Дайчи. Ойкава снова пускается в восторги и подначивания, а Савамура выглядит, как наевшийся до отвала кот. Как будто Кетани не только кормит его блюдами из своего ресторана, но и трахает ночами напролет – сытым во всех смыслах. Поэтому-то Тетсуро надолго и не хватает – спустя еще пару игр и предварительно убедившись, что Кентаро ушел с Энношитой, он догоняет хромающую фигуру у подъезда и напрашивается на «пару слов». Савамура быстро прячет и удивление, и интерес, кивает и сосредотачивается. Чует уже, что и на этот раз разговор будет не из легких. Но это только благодаря ему Тетсуро может теперь только плеваться ядом, а что такое беззаботная радость не помнит уже почти целый год. И Дайчи должен за это ответить.

Должен ответить за истрепанные нервы, за этот чертов эмоциональный шантаж и манипуляции с чувствами. За бессонницу и нервный тремор по утрам. За истерики с Кенмой, за проблемы с эрекцией и за знакомство с ревностью. За перевернутую с ног на голову жизнь, предынфарктное состояние и дыру в душе, которую может занять теперь только он сам…

Куроо идет следом за Савамурой на кухню, и когда тот предлагает холодный чай, роясь в холодильнике и отставив в сторону трость, справедливо боится, что снова даст волю кулакам. Поэтому подходит ближе и обнимает со спины, сжимая и руки, и зубы. Дайчи медленно выпрямляется, а потом замирает, с трудом выдыхая.

– Куроо… – но зовет без страха, без надежды, без ненависти – ну кого он все еще пытается обмануть? Какого черта Куроо – все еще виновен во всех грехах?

– Черт с тобой, Савамура, давай попробуем, – выдыхает Тетсуро в чужой затылок – Дайчи пахнет солнцем, немного городской пылью и первой скошенной травой на газонах.

– Это одолжение? – плечи под его руками каменеют, а голос в грудной клетке вибрирует и ломается.

– Нет, но ты меня вынудил, – отвечает Тетсуро, потираясь о чужие короткие волоски над шеей.

– Вынудил изменить свое мнение? – Савамура все еще переспрашивает, не веря, и Тетсуро снова чертыхается.

– Не заставляй меня объяснять очевидное, Савамура, – он отпускает его из хватки, чешет свербящий нос и, не сдержавшись, чихает.

– Будь здоров, – на автомате говорит Дайчи, и вот теперь его голос садится – утихает, тускнеет, теряет выражение, пока мозг пытается осознать услышанное.

– И ты не кашляй, – фыркает Тетсуро и уже собирается и дальше распекать этого чертового манипулятора, как его прерывают самым наглым образом – телефонным звонком. С самой идиотской мелодией в качестве рингтона, которую когда-либо слышал Куроо.

Савамура даже не смотрит на экран, принимая вызов, молча слушает чужой восторженный треп, а потом краснеет как помидор. И от злости, и от смущения, потому что в трубке – Ойкава, который как обычно на своей «волне» и смеет советовать не забывать о смазке и презервативах. И Куроо не собирается слушать этот треп точно так же, как и Савамура – перехватывает чужое запястье, давит на «отбой», но руку с телефоном продолжает держать перед лицом Дайчи.

– Кстати, об этом… – и вот теперь тот позволяет себе вспышку страха в глазах, а румянец ползет даже на шею. Куроо не позволяет себе умилиться, потому что это – ни разу не красиво, и терпеливо настаивает: – Не дай Бог тебе, Савамура, еще хоть раз не ответить на мой звонок – все твои травмы будут царапинами в сравнении.

– Даже так? – Дайчи незаметно сглатывает и все еще пытается храбриться, но Куроо пришел сюда с ультиматумом и возражений слушать не станет.

– Только если ты все еще хочешь жить и умеешь справляться с чужими паническими атаками, – подтверждает Тетсуро, и Савамура заглядывает в его глаза, смотрит долго, но все же кивает, соглашаясь с первым требованием. А вот второе будет с оговоркой.

– А вот насчет презервативов и смазки, – Дайчи закрывается наглухо, но и Куроо не намерен поднимать эту тему больше одного раза. – Я надеюсь, вы с Кетани не успели извести их все?

Теперь и выдержка Савамуры заканчивается – он толкает Тетсуро в плечо, срывается и сам начинает рычать.

– Сколько можно приплетать сюда Кентаро?! Сколько можно продолжать этот спектакль?! Он просто жил у меня, пока в его квартире делали ремонт, и ничего более! Между нами вообще никогда ничего не было и не будет!

– Рад за вас, – обрывает его Куроо. – Даже не представляешь, насколько.

– Куроо, хватит! – Дайчи готов его ударить – у него и так голова идет кругом ото всех этих неожиданных инсинуаций. – Или прямо скажи, зачем тебе моя личная жизнь понадобилась, или я напомню тебе, что все еще тебя ненавижу.

– Ты уже это сделал, – тихо отвечает Куроо, успокаиваясь, и снова шагает непозволительно близко. А потом добивает его же словами: – Но все дело в том, что ты заставил ненавидеть тебя еще сильнее…

Он снова утыкается в чужое плечо, склоняя голову и считая секунды – когда же до Савамуры дойдет. Когда он снова вызверится или сдастся уже, принимая чужой ультиматум. Хватает его на 20 секунд – потом он медленно поднимает руки и притягивает Куроо ближе.

– Если это такая шутка… – стонет он в чужую футболку, нервно переступает с ноги на ногу, и Тетсуро фыркает.

– Какие уж тут шутки, – он отодвигает Савамуру от себя, а потом усаживает на удачно подвернувшийся стол – в самый раз для поцелуев. – Я намерен извести твои запасы в первую же неделю…

Он объявляет свое последнее условие, и согласие Дайчи уже выстанывает в его рот. Жадно, жарко, наконец дорвавшись до так долго и отчаянно желаемого. И Тетсуро тонет в этой страсти – стоило ли упираться и отказываться? Стоило ли им обоим возводить все это в степень? А все потому, что – два идиота, под стать Ойкаве – не смогли принять ни признание, ни отказ. Но – два счастливых идиота, когда через кровь, боль, слезы, бессонницу, кошмары и сломанные ноги наконец-то могут это сделать. Не мытьем, так катанием.

***

Такой мягкий, такой теплый, такой нежный… Ойкава просто в восторге оттого, насколько Коуши совершенен в его руках. Насколько правилен и идеален. Ни в чем не уступает ему. Тоору не устает хвалить себя за сделанный когда-то выбор – пусть спонтанный, неосознанный, под давлением, но безошибочный. Ойкава не зря всех их видел насквозь – «курица-наседка» в этой «стае» была самой верной партией для него. Не кто-то, кого бы Тоору пришлось тащить до своего уровня, о ком пришлось бы волноваться и заботиться – Сугавара был непоколебим в любых жизненных перипетиях. Более того, у него всегда был неисчерпаемый запас сил и энергии справляться с этими перипетиями. Абсолютно бездонный запас. И вот это подкупило Ойкаву в первую очередь. Во вторую – конечно же, то, что он никогда не будет сравнивать себя с Коуши. А значит – никакой зависти и комплексов. Это же все равно, что завидовать солнцу – оно сверкает ярче самого Тоору, и он с этим ничего не сможет сделать. Да и не захочет, чтобы не остаться слепым.