– Еще, – просит он, перехватывая руками и продолжая сжимать.

– Ты слишком жадный, – фыркает Коуши, но остается.

Еще на несколько минут и еще раз проверяя свои ощущения. Пока ничего необычного – с Дайчи он тоже обнимался. Но Суга не соврал Ойкаве ни в слове и действительно готов увидеть в том больше, чем друга. Ему страшно представлять, что будет, если не получится, но это – те самые риски, на которые они оба идут с открытыми глазами. В конце концов, Ойкава – да не справится? Вот уж кого Суга никогда не списывал со счетов. Того даже физическая травма не смогла заставить бросить волейбол, а психологическая – не заставит потерять хоть часть своего природного обаяния. Коуши уверен в этом на все сто.

А еще знает, о чем напишет Дайчи в следующем письме. Вспоминая их тот давний разговор, он теперь может описать Савамуре ту улыбку, которой улыбается Ойкава после того, как наконец признался в своих чувствах.

***

Суга все еще пишет, а Дайчи добирается до этих сообщений только в середине весны. В военном госпитале чужого государства и после того, как судьба окончательно перестала быть к нему благосклонной и превратилась в жестокую суку. За одним спецзаданием следует второе, третье и еще десяток – без передыха – как будто у Савамуры на лице написано, что ему терять нечего, и его можно смело записывать в отряд смертников. Ничего подобного даже и рядом не стояло! Но ему грех жаловаться – все ненужные мысли уносит первым же дуновением жаркого бриза, наполненного песком и солью. Первое и последнее – дальше у Дайчи только камни, выгоревшая на солнце трава и все тот же вездесущий песок. Хоть капля влаги в воздухе становится несбыточным желанием всего отряда, а о наступающей зиме, с ее холодом и снегом, благоразумно не вспоминают – не стоит себя понапрасну обнадеживать. Не стоит даже думать о чем-то отвлеченном – перед глазами должна быть только цель, а в долгосрочной перспективе – желание выжить. Вот и все, что теперь должно заботить Дайчи и еще несколько десятков таких же «сорвиголов», как и он.

А еще он должен переживать о том, что с ним нет связи. Мать наверняка переволнуется, Суга будет делать вид, что все в порядке, а Ойкава только раздраженно фыркнет, проклиная его последними словами за побег. Но Савамура уверен, что в конце концов они его поймут. Его и это его желание хоть как-то выжить с тяжелыми душевными травмами. Когда в тебя стреляют, жить хочется еще больше. И еще больше, когда они попадают в окружение, теряют сослуживцев или сдаются в плен…

У Дайчи нет ни сил, ни желания молиться, когда у него нож под горлом – он готов зубами выгрызать себе свободу и право на еще один шанс. И шанс ему этот предоставляют – начало весны он проводит в тесной подвальной камере в плену у местной оппозиции. Притворяющийся несмышленым «туристом-авантюристом», продолжающий молчать под любыми пытками и не перестающий радоваться жизни. Пусть его все еще считают вражеским наемником, пусть избивают и морят голодом, пусть вырезают на нем символы войны и ломают ноги – он все еще жив, и это самое главное. Грешным делом – лучше уж так, чем жить, пожираемым заживо собственным сердцем…

В редкие минуты возвращающегося сознания он даже успевает порадоваться без счастья и хмыкнуть без веселья – лучше так, чем быть один на один с предметом страсти и знать, что тебе никогда не ответят взаимностью. Там же еще и Ойкава будет – глумящийся, липнущий и сетующий на то, что Дайчи – кругом неудачник. Савамура, конечно же, утрирует и нечасто был такого плохого мнения о Тоору, но прекрасно знает, на что тот горазд. Лучше так, чем попусту себя жалеть, на пару с Дурокавой.

А однажды он просыпается в движущемся грузовике. Со вспышками боли перед глазами и лицом командира – вот чего он желал и чего добился – он все еще не собирается сдаваться. Следующее пробуждение уже в госпитале – в мирном городке, с гудящей головой и разбредающимися от наркоза мыслями. Доктора говорят, что сделали все возможное для его ног, но Дайчи снова не обнадеживается: вывих на правой заживет достаточно быстро, а вот от серьезного перелома с осложнениями на левой он не так-то легко оправится. Скорее всего из больницы его сразу же вышлют домой. Савамура вздыхает про себя и сосредотачивается – пора подумать о том, что делать дальше. Пора снова себя спросить: а теперь-то он сможет выдержать? После месяца на голодном пайке, в крови, грязи и боли – кажется, он сможет и не такое. Побывав в неметафорическом Аду – муки душевные больше не так страшны. Даже если он и рад остаться здесь – в песке и камне с автоматом в руках, но его судьба снова выпускает из сарая самую большую свинью, и Дайчи смиряется.

Смиряется. Читает письма Суги, перепроверяя собственные реакции, и наконец-то может ответить другу. Написать, что выстоял, пережил, выстрадал все, что только можно. Что скоро вернется – искалеченный, но нашедший в боли то спасение, которого никогда бы не обрел, оставшись в Токио – наедине с собственными чувствами. Суга плачет вместе с ним, набирая ответ. Сочувствует, ругает, но не может не радоваться скорой встрече. Обещает приехать за ним в аэропорт, лично доставить матери и ни на шаг не отходить от него, когда Савамура попадет на прием к хирургам и травматологам в его больнице. Суга выспрашивает все подробности о травмах и клянется с живого него не слезть, пока Дайчи не поправится. Савамура и плачет, и смеется – вот тут-то Сугавара будет как никогда категоричен.

А еще Коуши просит больше ни с кем из общих знакомых не связываться – раз уж Дайчи все равно скоро возвращается, то стоит устроить сюрприз. Ага, Ойкаве. Савамура скептически хмыкает про себя – хвастать ему нечем, и он бы с удовольствием вернулся не в Токио, а на другой конец страны – он еще полгода будет проходить реабилитацию, а это – довольно жалкое зрелище. Но он не спорит – он обязан и перед матерью, и перед Сугой. Да и инвалидом он не останется, и подписать новый контракт всегда успеет. Было бы желание. Но желание-то у Дайчи всегда при себе. С недавних пор всего лишь одно-единственное.

***

Терпкий аромат просачивается в приоткрытые окна, и Дайчи снова вдыхает эту смесь цветов и смога. Как будто и месяца не прошло с тех пор, как он здесь поселился – опять весна, опять вишневые и грушевые деревья, опять площадка под окнами и детский смех в вечернем мареве.

Савамура и рад бы выкинуть прошлый год из памяти и начать все заново, но не получится. Не с уже надоевшим костылем под мышкой и не с выгоревшей в песках душой.

Он философски вздыхает над кружкой чая и отгоняет бесполезные метания – так тоже неплохо. Не в нескольких футах под землей – большего и не надо. Да и времени на прокрастинацию нет – стоит всеми силами взяться за здоровье.

Суга, как обещал, встретил в аэропорту, несколько дней пробыл вместе с ним в Мияги, а потом вернулся на работу и к Ойкаве. Про Тоору он рассказывает во всех подробностях: о том, как принимал решение, о том, как понемногу сходились и продолжают узнавать друг друга, о нелепых разговорах и нелепых свиданиях, в которых Ойкава – полный ноль. Суга смеется и выглядит по-настоящему счастливым. Все еще немного озабоченным, но без непоправимой тоски в глазах. Савамура греется в этой его радости, как в весеннем солнце, и тоже не собирается снова погружаться в депрессию. Даже когда Коуши вскользь говорит о Куроо. Вскользь – и только о том, что тот ему должен. Дайчи вскидывает брови, но Сугавара непреклонен – он все еще намерен устроить праздничную сюрприз-вечеринку на ближайшей игре. Савамура же почти досадует – Ойкава кинется на него с кулаками, и будет не вечеринка, а побоище. Коуши стоит на своем, и Дайчи смиряется – вот с Асахи, Ноей и Кетани он встретится с куда большим удовольствием.

У матери он проводит неделю: после всех заслуженных подзатыльников, слез и тяжелых разговоров она наотрез отказывается понимать и принимать другое решение – больше никакой службы. И Дайчи не собирается спорить прямо сейчас, но через неделю перебирается в Токио – ближе к клинике и врачам, и под бдительное «крыло» Суги. Даже в ту же самую квартиру – Коуши сам созванивался с арендодателем – ему, живущему в паре кварталов от облюбованной площадки, будет проще всего присматривать за Савамурой. И тот опять не спорит. Ни по поводу места жительства, ни по поводу врачей и курса реабилитации – сеансы физиотерапии ежедневны, а Коуши бывает у него каждые два дня.