– Проснулся? Извини, кофе и алкоголь дома не держу, а вот «колес» – сколько угодно, – Сугавара ставит на прикроватный столик стакан с водой, в которой растворяется таблетка аспирина.

Суга не улыбается, но и не хмурится. Скорее – плохо спал из-за неожиданного позднего визитера. И дернул же черт Ойкаву прийти именно к нему! Нет, наверняка в том состоянии, что он был – не прийти, а приехать на такси… Тоору заливается мучительной краской и хрипит севшим со сна голосом.

– Я сказал… за чем пришел? – Савамура не зря звал его треплом, Тоору себя знает – он мог наболтать чего угодно.

– Ты много о чем говорил. Очень, – Коуши усмехается без веселья, но позволяет Ойкаве идти на попятную. – Но раз не помнишь, то и я готов обо всем забыть. А если захочешь что-нибудь из того повторить, то я выслушаю тебя только на трезвую голову.

Ойкава кивает, обмирая от страха, и молится, чтобы в ночном пьяном бреду не разболтал о своих секретах. Он надеется на то, что если разболтал, то сейчас у Суги была бы на него совершенно другая реакция. А раз тот – не более недоволен, чем обычно, значит, надеяться можно – ведь Сугавара даже предлагает совместный завтрак. Но Тоору сейчас кусок не лезет в горло и призраки страха все еще прячутся по углам, а не исчезают совсем. Поэтому он торопливо пользуется чужой ванной и сбегает как будто у него пятки горят. Нет уж, он не собирается будить то «лихо», что пока еще спит. Савамура вот разбудил, теперь «отдыхает» где-то в скалах и песках – а куда бежать Тоору? Он не знает.

Не знает этого и Суга, провожая Ойкаву взглядом в окно. И хоть и обещал, а все равно вспоминает. Но не еле ворочающего языком пьяницу, а разговор с Дайчи – тот, после которого все пошло наперекосяк. Тот, где он приводил такие яркие примеры и сетовал на то, что ни одно зло – не меньшее. Коуши сейчас с ним как никогда согласен. И готов подписаться под каждым словом, но проблема от этого меньше не станет. Ойкава в него влюблен – кто бы мог подумать? Тоору ведь ни разу, ни разу… А ни разу ли? Дайчи же, похоже, об этом знал. Значит, как-то смог понять. Почему же и сам никогда даже не намекал? Не хотел обнадеживать Тоору? Не хотел, чтобы и тот разочаровывался? Они поэтому сошлись? Знать бы теперь, а спросить не у кого: Ойкава продолжает молчать, а Савамура все еще недоступен. Коуши может только думать об этом. Рассуждать, сопоставлять факты и делать выводы. Рано или поздно он должен будет принять решение точно так же, как это сделал Куроо.

Куроо, который пропускает следующие две игры. Пропускает Ойкава, отговариваясь авралом на работе. Но Суга-то приходит. И ждет, когда сможет определиться сам. Когда вернется Дайчи, а Тоору и Тетсуро придут в себя. Это не так-то просто, но Коуши уверен, что они смогут. В конце концов, он знает их не первый день и вполне может представить, на что горазда вся эта «не святая троица». Он надеется, что и сам не ошибется с выбором.

Свои сомнения Суга изливает в письмах к Дайчи. Отправляет по электронной почте, даже зная, что друг не скоро ответит. Но так он рано или поздно будет в курсе, что у них творится, а Коуши сможет еще раз взглянуть на все происходящее через этот своеобразный «дневник».

Он подходит к делу с толком и расстановкой: изучает литературу по тематике и статьи в интернете. Натыкается даже на форум, посвященный однополой неразделенной любви, и выносит оттуда несколько ценных мыслей. Он бы с удовольствием процитировал их Куроо, но все еще считает, что не должен вмешиваться в чужую личную жизнь – своя, как оказывается, тоже не так проста. Он бы с удовольствием заставил Дайчи выучить отдельные постулаты, если бы тот не был так категоричен. Но зато Сугавара наконец решает эту сложную головоломку, которой его огорошил Ойкава. Которой мучился Савамура с самых школьных лет. Все оказывается и просто, и сложно одновременно, но теперь Суга знает, что любой из выходов в такой ситуации будет как верным, так и неверным отчасти. Все зависит от конкретного случая. Все зависит от них самих. И если бы только он озадачился всем этим раньше…

Он знает, что бесполезно жалеть о чем-либо сейчас, но все равно пишет об этом Дайчи. О том, что нашел единственно-верный ответ для себя, а для Савамуры – решение, не сулящее опасностью жизни. Но тот молчит и через два месяца, и через три. К Новому году Коуши на пару с матерью Дайчи обрывает все телефоны, но от военных они добиваются только одного и того же повторяющегося ответа: спецзадание, ждите, с вами свяжутся по его завершении. Легко сказать! Суга надевает беззаботную улыбку на лицо, подбадривая госпожу Савамуру тем, что уверен в своем капитане на все сто, а сам внутри заходится нервной дрожью. Он не может не волноваться, не может не ждать, не может не представлять себе самое страшное, но и не верить не может.

И это же он говорит Ойкаве на закономерный вопрос:

– Как ты это терпишь?

Площадка уже несколько дней покрыта тонким слоем наста из-за ледяных дождей, и никто из них не собирается калечиться, справедливо рассудив, что в феврале станет теплее. Ойкава приходит к нему в гости с запоздалым рождественским подарком и осунувшимся от стресса лицом.

Коуши разворачивает белое пластиковое пресс-папье с надписью: «Маме-Суге от большой семьи!» и вручает свой – простой вязаный шарф – без улыбки.

– Никак, Тоору, просто верю в него, – Сугавара тихонько вздыхает, наполняя чашки горячим какао, а Ойкава после недолгой заминки только хмыкает.

– Нечего в него верить – его еще не канонизировали,– отвечает он и прячется за отросшей челкой. – Если так и дальше пойдет, я его прокляну.

– Будешь так говорить, и твое новогоднее предсказание не сбудется, – мягко журит Коуши и толкает Ойкаву в бок. Тот продолжает хмуриться и сопеть явно простуженным носом.

– Это он у нас «предсказатель», что ему стоило… – он замолкает на миг, чихает в кулак и машет рукой, смирившись, но все еще переживая.

Суга поднимается за платком и нераспечатанной упаковкой капель для носа, а когда возвращается, задает интересующий его уже давно вопрос:

– А как там Куроо? Вы общаетесь?

– Не так, как раньше. Но и этого достаточно, чтобы понять, что тот мучается… – тянет Ойкава со злым удовольствием. Он вспоминает их встречу в баре и как никогда рад, что его пьяные потуги к остроумию оказались действенны.

– Что ты под этим подразумеваешь? – Коуши просит рассказать подробнее, не разделяя чужой ажиотаж. Неужели они обсуждали это с Тетсуро?

– О, ну давай на чистоту, – Ойкава поднимает голову и острый взгляд от стола. – Савамура же именно поэтому ушел на службу. Потому что получил отказ.

– Ты и прав, и не прав одновременно, – строго отвечает Коуши, и сейчас он действительно имеет право злиться на Тоору. – Когда он ушел в первый раз, у него умер отец. Это был его способ справиться с болью. Сейчас же – он учится с ней жить. И ты не имел никакого права говорить об этом Куроо.

– Почему это? – Тоору вскидывается и справедливо негодует, но Коуши останавливает его жестом.

– Потому что это – не его ответственность. И ты никого не можешь заставить чувствовать что-либо в ответ, – разъясняет Суга. – Поэтому тебе и не стоило в это лезть.

– Значит, пусть? Пусть лезет под пули, пусть подыхает там… – Тоору в ярости поднимается на ноги, но Коуши быстро его обрывает.

– Да! Потому Дайчи никогда не выбирал путей, которыми бы не смог пройти. Потому что не взваливал на себя то, с чем не смог бы справиться…

– Ты уже говоришь о нем в прошедшем времени, – Ойкава констатирует как ни в чем ни бывало.

– Сядь и успокойся, – цедит Суга, а когда Ойкава не шевелится, подходит и силой усаживает того обратно. – Я переживаю не меньше тебя. Но ты иногда преувеличиваешь, Тоору, и излишне драматизируешь…

Тот садится, но успокаиваться отказывается.

– Да? Вот так просто? А если бы ты был на его месте?

– Дайчи уже однажды задавал мне этот вопрос, – Коуши осторожно подбирает слова, опять вспоминая о тяжелом разговоре, и переиначивает, чтобы не сдать себя с потрохами. – И я отвечу тебе так же: у каждого из нас свой способ переживать жизненные трудности. Кто-то решает их кардинально, кто-то смиряется и терпит. Все зависит от количества нашей силы воли. Дайчи выбрал первое, мне ближе второе, но в итоге мы стремимся к одному и тому же – примирению с собственной душой и чувствами. Забыть совсем навряд ли когда-нибудь получится, но мы сможем взять это под контроль.